Чтение 15–й страницы книги ~Криминальный отдел~

уровне.

- И что мне делать?

- Ничего. Не давайте ему перед сном пить. И смотреть телевизор.

- А если вдруг...

- "Если вдруг" - приходите еще раз. До свидания.

- Спасибо, - поблагодарила женщина врача. - И вам спасибо, - повернулась к
молчаливо наблюдавшему прием еще одному врачу.

- Не за что. Скажите там, что я продолжу прием через десять минут. - И
повернулся к своему молчаливому коллеге. - Что у вас?

На стоящей у стены обитой зеленой клеенкой кушетке, в белом, вкривь и вкось
сидящем медицинском халате, по стойке "смирно" сидел следователь Григорьев.

- Мне рекомендовал обратиться к вам главврач...

- Это я знаю. Что вы хотите лично от меня?

- Видите ли, в чем дело. Вам нужно прослушать одну запись.

- Какую запись?

- Магнитофонную.

- Я не специалист в звукозаписывающей аппаратуре. И не меломан. Я врач. И
никак не могу понять, чем могу вам быть полезен.

- На магнитофоне записана детская речь. Нам нужно узнать по ней о
психическом состоянии ребенка.

- По магнитофонной записи?

- Да, по записи.

- А не проще ли побеседовать с самим ребенком?

- Дело в том... Дело в том, что ребенка нет. Есть только его голос...

- Вы из милиции, - догадался врач.

- Да. Из милиции.

- А девочка пропала? И прислала домой магнитофонную запись. Так?

- Примерно так. Только еще хуже. Девочку выкрали. И требуют с родителей
выкуп.

- Хорошо, давайте вашу запись. Хотя без прямого общения с ребенком
гарантировать безошибочный результат не могу. Это, знаете ли, напоминает
шаманство. Когда только по голосу

Следователь включил запись.

"Мама. Это я. У меня все хорошо. Меня никто не обижает. Я очень
соскучилась..."

- Еще раз, пожалуйста.

"Мама. Это я. У меня все хорошо. Меня никто не обижает..."

- Еще разочек. Если можно...

"Мама. Это я..."

- Интересно...

- Что интересно?

- Нет, ничего. Это так, мысли вслух. Еще раз. Будьте любезны...

"Мама..."

- Достаточно.

Врач откинулся на спинку стула.

- Ну так что вас интересует?

- Состояние девочки.

- Насколько я могу судить - по тембру голоса, по интонациям, по построению
фраз, - девочка находится в нормальном психическом состоянии.

- Как так в нормальном?

- В нормальном - это значит в нормальном. В адекватном. Свободная, плавная
речь. Выдержанные паузы между словами и фразами. Верно расставленные
акценты. Не ощущается ни особого страха, ни подавленности, ни возбуждения.
Если вас интересует это.

- То есть вы хотите сказать, что ребенок не волнуется?

- Если и волнуется, то не очень выраженно.

- Странно.

- Что странно?

- Что не волнуется. Все-таки похищение. Угрозы. Злые дяди вместо родителей.
Неизвестность.

- У детей это бывает. Их психика гораздо более пластична, чем у взрослых.
Лучше приспосабливается к стрессовым ситуациям. Вначале они плачут, а потом
принимают существующее положение за норму. Скажем, наблюдения за детьми,
попавшими в Бухенвальд в раннем возрасте и выросшими там, показали их
гораздо большую адаптацию к внешним обстоятельствам, чем у взрослых.
Взрослые боролись за выживание. А они просто жили. И даже находили в этих,
казалось бы, не совместимых с жизнью условиях свои маленькие радости.

- И все же странно. Ведь прошло всего несколько дней.

- Возможно, ей обеспечили более-менее нормальное содержание. Или
использовали какое-нибудь медикаментозное средство. Или...

- Что "или"? Или она была раньше знакома с похитителями?

- Может быть. По крайней мере, это объяснило бы ее спокойствие.

- Спасибо, доктор.

- Не за что. Заходите, если нужда будет.

- Малая? Как у того мальчика?

- Любая. Большая тоже.

- Нет. Спасибо, доктор. Я лучше к зубному.

Глава 13

Второй день Грибов "щупал" отца девочки. Родного. Того, который обещал
бросившей его жене и матери девочки беспокойную жизнь. И второй день не
нащупывал ничего, кроме проскальзывающей между пальцев пустоты.

Из шестнадцати выданных ему в адресном столе адресов одиннадцать отпали
сразу. То есть люди с запрашиваемой фамилией, именем, отчеством и годом
рождения там проживали. Но совсем не те. Совсем другие. Не имеющие никакого
отношения ни к жене банкира, ни к ее ребенку. По крайней мере так
утверждали участковые инспектора.

Лишь пять адресов обещали какую-то надежду. Но и из них уже отпали два.
Оставалось три. Три адреса надежды...

Грибов нашел очередной дом, подъезд и квартиру. Осмотрелся. И позвонил... В
соседнюю. Дверь открыла заспанная женщина.

- Ну и что? - строго спросил Грибов.

- Что, что? - недоуменно сказала женщина.

- Я говорю, что делать будем?

- С кем?

- С вами делать. С жильцами квартиры номер тридцать три. Вот, соседи на вас
жалуются. Говорят, шум ночами. Возня какая-то. Крики... - И следователь
махнул в воздухе мелко исписанной им же бумажкой.

- Крики? У нас?

- Ваша квартира тридцать три?

- Да, тридцать три.

- Значит, у вас. Можно войти?

- Конечно. Заходите.

Грибов зашел. В уличной обуви в гостиную. Как и должен уважающий себя и не
уважающий жильцов вверенного ему участка ответственный работник
жилищно-коммунального хозяйства.

- А кто насту...? То есть, я хотела сказать, кто на нас жалобу написал?

- Соседи. Точнее отвечать я не уполномочен. Жалоба конфиденциальная.
Направлена начальнику нашего жэка. Лично. Поэтому разглашать информацию о
том, кто сигнализировал в соответствующие инстанции о имевших место фактах
вопиющего безобразия, я не обязан. Но обязан принять немедленные меры к
пресечению и исключению повторных сигналов граждан. Ваша фамилия?

- Моя?

- Ваша!

- Петрова. Анастасия Петровна.

- Рассказывайте, Анастасия Петровна.

- О чем?

- О допущенных вами вопиющих фактах.

- Да не было никаких фактов. И никакого шума.

- А чего же тогда жильцы пишут? Вернее сказать, сигнализируют о фактах
творимых безобразий. Что они, выдумывают, что ли?

- Может, и выдумывают! Кому здесь писать? Симоновым, что ли? Из соседней
квартиры. Так они сами алкаши и дебоширы. Орут каждый вечер. В стену
стучат. Головами.

- Ну при чем здесь Симоновы?

- А кто? Кто тогда? Нижние? Так их там не бывает целыми неделями. Дача у
них. Тыквы-кабачки. Они только к Новому году объявляются...

- Нет, нижние соседи ничего такого...

- Тогда он! Гад!

- Кто он?

- Тот, что напротив. Из тридцать первой. Он, гад. Больше некому. Молчуном
прикидывается. Глухонемым. А писать, значит, умеет.

- Ну что вы...

- Он, он.

- Минуточку. Во-первых, я не должен сообщать вам, кто сигнализировал.
Во-вторых, вполне вероятно, что он ошибся в источнике шума.

- Ну тогда пошли к нему. И выясним, чего это он ошибается. Пошли, пошли.

И жиличка потянула представителя власти за рукав.

- Пусть он мне в глаза скажет. Пусть попробует...

Дверь открыл офицер. В звании подполковника Российской армии.

Минус четырнадцатый адрес... Итого в остатке два. Два адреса надежды...

...- Поступил сигнал. Что вы шумите! Жильцам спать не даете...

...А вот этого я вам сообщать не уполномочен...

...В соседней? Ну, может быть, он ошибся. Так сказать, перепутал источник
шума. Тогда пойдемте и попытаемся выяснить это непосредственно...

Не пойдете? Почему? Потому что боитесь? Дружки у него? В кожаных куртках? А
где работает? Нигде не работает? Отчего вы так решили? Оттого что он
постоянно дома? И постоянно пьянствует? С дружками? И всем грозит? Кому?
Может быть, кому-нибудь конкретно? Жене или близким? Ах разведен. Года три
разведен. Вот как оно получается. У самого рыльце в пушку, а он на других
пишет. Поди, сам больше всех шумит? Шумит? Крики слышны? Плач? Слышны...