сторонами жизни нашего города... Он умирал, знал это и хотел высказаться.
носили характера интервью - скорее это был монолог, изредка прерываемый
вопросами...
обеспеченный человек, под конец своей жизни снова пошел на "криминал". Сам
он якобы отвечал на эти вопросы так: "Вам не понять. В этом - вся моя
жизнь..."
скомпонованной мной по тематическим главам, - правда, а что - вымысел. Его
судьба стала частью искореженной и изломанной истории нашей страны...
Впрочем - судите сами.
третьем классе у меня еще были домашние учителя, я уже чертил тушью,
рисовал красивые здания Петербурга, зная, кстати, при этом, кто именно из
архитекторов их строил. Начал изучать английский и немецкий языки.
крупного завода. С тех пор в нашей семье начались разные передряги...
епископа Ярославля. Мама была очень красивой женщиной. Ее крестным отцом,
кстати, был личный шофер Ленина - Гиль Степан Казимирович. Он, умирая,
оставил маме восемь тетрадей воспоминаний. Мама была крупным банковским
работником, хорошо знала семью Орджоникидзе, Рокоссовского. Дед мой был
первым комиссаром Адмиралтейства - хотя и беспартийным, как и Гиль...
распоряжение нас не выпускать. В голод я не воровал, но вся обстановка
сложилась так, что в 1947 году мы всем классом в шкале украли дорогой
воротник, продали его и пропили потом - молоком. Всех пожурили, а меня как
сына врага народа - осудили. Я попал в детскую трудовую колонию в
Стрельне. Там, где был когда-то корпус графа Зубова, а сейчас - школа
милиции.
мира, как губка. Я вдруг ощутил себя среди людей. Дома я устал от
политических скандалов, от рассказов о том, кто в каком подвале от НКВД
отстреливался. Мне все это не нравилось. А в колонии - совсем другие темы,
и люди были, с моей точки зрения, порядочные. Воры старого поколения
рассказывали мне, как имели дела еще с "Торгсинами", - все это было очень
интересно.
получил двадцать лет тюрьмы. У меня в кармане был пистолет - офицерский
"Вальтер" - без обоймы, без патронов. Но разве им что-то докажешь? Они
берут справку, что пистолет пригоден к одиночным выстрелам, и дают тебе
разбой, которого не было...
режимов: общих, усиленных, строгих - полосатых. Тогда были спецы. Мне
зачли то, что я сын расстрелянного, и отправили в спецлагерь. Ну а там
были просто "сливки общества" - дальше ехать некуда. Мне пришлось впервые
показать зубы, иначе бы я погиб.
гибли просто на глазах...
перед войной продавались экспортные и импортные товары, за валюту -
иностранцам и за золото, серебро, драгоценные камни - соотечественникам. В
Ленинграде было несколько "Торгсинов". Например, верхний этаж универмага
ДЛТ был отдан "Торгсину". Был магазин и на Кировском проспекте, на углу
улицы Скороходова, там, где сейчас ресторан.
поколения, очень старого. И, тем не менее, тогда били еще какие-то рамки
поведения, которые ограждали от насилия, от унижения. Самого последнего
человека в лагере ты не имел права тронуть пальцем. Хулиганов в лагере
просто не было. По-человечески вели себя... А потом я попал на бухту
Ванино - слышал песню такую, "Ванинский порт"? Оттуда ушел пароходом на
Колыму. Там познакомился с врачами, которые сидели по делу Горького. Они
отнеслись ко мне хорошо, так как я рассказал им про Гиля, а они его знали.
группировок. Были суки, красные шапочки, ломом опоясанные. Много военных
было, - в Якутии, на Колыме они в основном возглавляли все лагерные
восстания - снайперы. Герои Советского Союза. Я стоял за себя. Я - против
убийств, но порой защищаться приходилось насмерть. Самто я никогда никого
не унижал - в нашей стране и так унижены все, поэтому унижать людей еще и
в лагерной остановке - это надо быть просто зверем... На Колыме тогда
правил такой Иван Львов - вор в законе. Его боялись все, даже
полумиллионная армия, которая там стояла. Он был интеллигентным москвичом,
не ругался матом, не курил. Возглавлял! Колыма подчинялась ему полностью.
Сейчас его, конечно, нет в живых - убили... Я с ним кушал вместе, он
что-то находил во мне, а я - в нем. Он читал Достоевского, Толстого,
Герцена - а таких людей было мало. Они привили мне любовь к литературе...
очень много от него взял. Он был очень умным человеком.
то лагерный суд был гораздо лучше советского: это был суд присяжных, в
котором принимали участие по 50-70 человек. Суд шел несколько дней, и даже
если выносился смертный приговор, то приговоренному в течение нескольких
дней давали возможность покончить с собой. И приговоры выносили весьма
обоснованные. Например - приговор негодяю, который насиловал мальчиков и
своими деяниями возбуждал злобу в рабочей массе. А рабочая масса - это же
большинство!
будет", а между прочим, по статистике - самый большой процент преступников
всегда составляли рабочие, самые жестокие преступления совершали они же...
Мы-то тогда, конечно, о социологии не думали, просто понимали, что рабочих
много, и старались, чтобы они были за нас...
в законе. Но, с моей точки зрения, человек нехороший. Он унижал людей,
часто бил ни за что... Это мне не нравилось, и мы с ним разошлись. Нет,
меня он не унижал никогда. Если бы он меня унизил, то умер бы гораздо
раньше. Я уже был тогда не тот...
которые никогда бы не пошли на убийство. Мента убить было нельзя - даже
мента! За хулиганство можно было просто жизнью расплатиться. Собственно, к
нам и уголовный розыск относился адекватно. Правда, тогда не появилось еще
управлений по борьбе с организованной преступностью - так се и не было. А
в разрушении воровских законов были заинтересованы те же, кому выгоден и
нынешний беспредел...
- друг маршала Говорова. Это - насосы, крупные спекулянты, которые в
общем-то жили и живут за счет пьющих. Ни в одной стране мира, кроме нашей,
вы не купите так дешево у пьяницы драгоценную вещь. Вот мои потерпевшие и
грабили таким образом людей, скапливали огромные ценности. А я имел
интерес оставить их без ценностей.
было изготовлено 15 таких крестов - даже Геринг и Гиммлер не имели этих
наград. Я этот крест взял чисто - по 144-й статье. Потом он, правда,
оказался на столе у генерала Михайлова в ГУВД (тогда он был вообще-то еще
полковником...). Продали меня, как это обычно бывает.
одна с орденами архимандрита Киевского, другая с монетами. До остальных
ценностей - а их Минц накопил на миллионы - я не дотронулся. Зачем обижать
совсем-то? Поделись немного - и хватит. И Минц был живздоров, пока на него
сосулька не упала... Я вот никогда ничего не накапливал...
телевизору, как за бутылку пива девушку разрубили на куски, то понимаю,
что, встав на свой путь, я поступил правильно, на мне нет крови. Конечно,
обижаются на меня некоторые, но обида - она быстро проходит. У этих
жуликов продолжается нажива, и они снова становятся жирными...
Настоящих-то коллекционеров у нас нет, у нас ведь невозможно
коллекционировать без спекуляции.
живописи, особенно большой, хорошей... Вот последний раз проморгал: из
запасников Эрмитажа 32 полотна - XVII-XVIII века, голландцы и фламандцы -
были переправлены в Аргентину. Я знал Бориса Борисовича Пиотровского.
Между нами говоря, он уж не такой герой в золотых звездах, как его
изображают. Была у него секретарь, в Америке она сейчас... М-да... Короче,
он мог бы не допустить такого хищения. Но у них же в Эрмитаже лет тридцать
не устраивалась ревизия! Представляешь? Тридцать лет! В запасники
запускали вытирать пыль студентов, а они, бедненькие, крали там
потихоньку, отдавали потом за литр пива. Да, все это я хорошо знаю и за
слова свои отвечаю - обо всем этом не мог не знать Пиотровский. Знал. Мне
самому предлагали не раз вещи из запасников Эрмитажа, но я не покупал. У
меня дома были только "честные" вещи. Когда в 1976 году меня арестовали, в