АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- На крокодилов охотились, - ответил я. Этого не стоило говорить - кулак
полковника сбросил меня наземь со стула.
- Как ты туда попал?
- А пошел ты... Новый тычок.
- Откуда тачки берешь? Я помолчал.
- Ну что, - спросил Яниев, - отелишься или будешь в молчанку играть?
Магической силы во мне было на донышке. Но мент этот довел меня до белого
каления.
- Дайте мне бумагу, - сказал я, - напишу чистосердечное.
Яниев протянул мне лист бумаги и ручку. Я быстро, стараясь, как мог, стал
рисовать волыну. Рисунок был уже готов.
- Ты чего рисуешь, падла! Я открыл рот, чтобы произнести заклинание, - и
тут страшный удар по губам бросил меня наземь. Я только хрипел.
- Говори!
Ах суки поганые! Если бы я мог произнести хоть слово! Я бы вам такое
сказал, что вы бы задницами стекла повыбивали! Я бы вас вместо подвесок на
люстрах развесил! Я бы полковника в кошку превратил, а тебя, майор, - в
мышь!
- Да ты ж ему челюсть свернул! -сказал Осокин.
- Ничего, я все правильно сделал, - усмехнулся Яниев. И поднял мой
листок.
- Ты посмотри, чего он нарисовал! Он бы нас этой штукой перестрелял!
- Нарисованной?
- Вот-вот, нарисованной. Он из нарисованного "ствола" еще три месяца
назад Леньку Хромого завалил. Да?
Я сидел, придерживая скованными руками вывихнутую челюсть.
- Кивай, сучий потрох, а то отбивную сделаю!
- Слушай, его к врачу надо.
- Он у меня к врачу не поедет! Он у меня тут слова не произнесет! Он как
только слово произнесет, так мы все сразу в тараканов превратимся! Ты
думаешь, он бандит? Он колдун!
Челюсть мне, впрочем, вправили через три часа;тут же залепили рот липкой
лентой, затянули сзади браслеты так, что я пальцем пошевелить не мог, и
отвели в камеру.
Меня отдали собровцам Головиченко, и те как следует избили меня
напоследок, срывая на мне злость за все издевательства. Я лежал ничком и
даже повернуться не мог от страшной боли; кажется, они отбили мне почки и
почти наверняка сломали ребро.
Положение мое было отчаянное. Я никогда в жизни не подозревал, что за
последние три месяца я настолько завишу от языка. Маг, понимаете, это не
сумасшедший или там поэт, который все свои чудесные картинки видит внутри
себя; маг должен говорить. Я знал сотни заклинаний, чтобы выбраться из этого
поганого места; я мог провалиться под небо или под землю, обернуться
муравьем или здешним охранником, я мог велеть замкам в камере провернуться
без всяких ключей или решеткам - превратиться в полиэтилен. Но для всего
этого мне нужно было свободно болтать языком.
В следующую секунду над полом задрожала туманная колонна, и из нее возник
- Асмодей! Он был в одной из излюбленных им теперь женских личин: какой-то
черноволосой и чернобровой дивой с ногами, растущими прямо от шеи. На нем
было вечернее платье с высоким воротом. Впрочем, я его сразу, поганца,
узнал: кто же еще просочится сюда сквозь камень?
- Асмодей, родненький, - взмолился я глазами, - вытащи меня отсюда.
- Хочешь отлеплю пластырь? Осведомился Асмодей. Я кивнул.
- Ведь ты без языка колдовать не можешь, - уточнил Асмодей.
Я энергично закивал: мол, сам знаю, что не могу.
- Зато писать можешь, - сказал Асмодей, - на, подпиши.
И развернул передо мной бумажку. Бумажка гласила: "Настоящим
нижеподписавшийся Шариф Ходжаев отдает душу дьяволу в обмен на услуги любого
рода, которые ему будет угодно требовать, в течение семи лет, считая со дня
подписания настоящего соглашения".
Это был уже не протокол о намерениях. Это был мой посмертный приговор.
Или я дурак, чтобы этому Асмодею продавать вечность за семь лет?
Я изловчился лягнуть проклятого беса. Теперь-то я был уверен, что бомбу в
самолет пристроил никакой не Князь, а этот поганец собственной персоной.
Научил я его техническим достижениям на свою голову.
* * *
Под вечер дверь камеры, в которой я сидел, отворилась, двое собровцев
повели меня к Яниеву.
Полковник сидел в кабинетике один. Меня привязали к стулу. Яниев
разомкнул браслеты, проверил, хорошо ли залеплен мой рот, и положил передо
мной чистый лист бумаги и ручку.
- Только без фокусов, - строго сказал полковник. - Попробуешь отодрать
ленту - яйца отрежу.
Я сидел на стуле, оплывая от боли. Мне было плохо. Мне было хуже, чем
живому цыпленку в кипящем супе. Хуже, чем медной монетке в растворе царской
водки. Хуже, чем сахарной свекле в раструбе свеклоуборочного комбайна.
Сахарная свекла едва расслышала Яниева. Но расслышала. Я кивнул.
- Как ты научился колдовать?
Мне снился сон. Я был масляным пятном. Яниев был растворителем. Мы
повстречались, и наша взаимная встреча кончилась с результатом 1:0 в его
пользу.
- Пиши, сука!
Я что-то промычал. Яниев поднял меня со стула, развернул и угостил
кулаком в область солнечного сплетения. Я отлетел метра на два, закрыл глаза
и подумал, что сейчас помру.
Яниев рывком вздел меня на ноги.
- Ты, падла, слышишь? Либо ты сейчас возьмешь ручку и будешь писать, как
первоклашка, либо я тебе язык отрежу! Понял? Отрежу язык и выпущу на
свободу, туда, где Князь и Горбун. Дошло?
Я кивнул.
- Или ты думаешь, против тебя свидетелей нет? Пожалуйста!
И Яниев широким жестом распахнул дверь. Я вытаращил глаза. В комнату
вошел... покойный Астафьев.
А Яниев вежливо обратился к банкиру:
- Семен Кириллович, вы подтверждаете свое заявление?
- Да, - твердо ответил банкир, - этот человек вымогал у меня деньги, а
потом увез-на свою дачу и пытал.
"И замочил", - мысленно прибавил я.
- Вы не могли бы указать обстоятельства, при которых это произошло?
- Он впервые явился в мой офис тринадцатого числа. Заявил, что его зовут
Ходжа и что я должен заплатить сорок пять миллиардов, находящихся на
расчетном счету фирмы, обслуживаемой нашим банком. Я отказался, потому что
счет был арестован. Он настаивал, чтобы я заплатил. Я спросил: "За что?", а
он ответил: "Ну хоть за страховку для тачки". Представляете, едете вы на
своей тачке и попадаете колесом в открытый канализационный люк. Я послал его
подальше.
- И что дальше?
- В пять часов вечера я поехал домой. Я ехал по проспекту Вернадского в
плотном потоке автомашин, и тут колесо моего "вольво" попало в открытый люк.
Я чудом остался жив.
Яниев пододвинул мне бумажку, и я на бумажке написал: "Да он бред несет.
У его водителя глаза на затылке, а я виноват".
- У водителя глаза были не на затылке. Я сам видел, как крышка буквально
сорвалась с люка, едва поверх него проехала предыдушая машина.
"Крыша" у него поехала, а не крышка", - написал я.
- Он назначил мне встречу, о которой я предупредил РУОП. После встречи он
увез меня на дачу.
- Машину Аладдина остановили и обыскали: вас там не было.
- Я там был, но он превратил меня в кота, - заявил Астафьев. - В белого.
"Меньше пить надо", - написал я.
В следующую секунду Яниев наотмашь ударил меня по лицу. Потом схватил за
грудки и зашептал:
- Я все про тебя знаю, Аладдин. Я знаю, где ты книгу свою магическую
взял. Кто тебя латыни учил. Откуда у тебя "стволы" из воздуха. Ты думаешь,
сумеешь отвертеться? Хочешь знать, что я с тобой сделаю? Под суд отдам.
Думаешь поговорить на суде? Ошибаешься. Незадолго до суда ты получишь
челюстно-лицевую травму, которая навсегда лишит тебя возможности вилять
языком. Понял?
И на суде ты будешь молчать и писать на бумажке, как сейчас, Аладдин.
Или я очень ошибаюсь, Аладдин, или после того, как все увидят, что языка
у тебя больше нет, против тебя даст показания не один Семен Астафьев... Мы
их, конечно, причешем. Истории о том, как ты по воздуху летал и людей в
белых котиков превращал, уберем. Зачем нам белые котики? Покажите мне такую
статью УК, где указан срок за превращение человека в белого котика? Нету
такой статьи в УК РФ.
Но тебе и без белых котиков, Шариф, светит четвертак. А в зоне тебя,
Шариф, настигнет малява . Князя или Горбуна. А, Шариф, чего ты больше
боишься: нашего российского суда или князевой малявы?
Яниев улыбался, как чеширский кот.
Все так же улыбаясь, он сел за стол и настрочил . протокол.
- Вот так-с! Белых котиков мы убрали, а вымогательство оставили.
Подпишите, господин Астафьев.
Господин Астьфьев подписал.
- Теперь ты, Аладдин.
Я наклоняюсь над протоколом. В следующую секунду бумага темнеет, и поверх
накорябанных слов я вижу проступающие огненно-красным черты:
"Настоящим нижеподписавшийся Шариф Ходжаев отдает душу дьяволу...". Я без
колебаний подписываю бумажку и мысленно командую тому, кто надел личину
покойного Астафьева: "Освободи мне рот!"
Пластырь сам отдирается от моих губ. Яниев с криком ужаса бросается ко
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [ 15 ] 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
|
|