Чтение 15–й страницы книги ~Война в зазеркалье~

— Атташе по авиации в Хельсинки нашел Лансена. Тот подтверждает, что передал пленку Тэйлору. Русские его перехватили над Калькштадтом; два МИГа. Преследовали некоторое время, потом удалились.

— Боже, — оцепенело сказал Вудфорд. — Тепепь все становится ясно.

— Ничего подобного; это просто не противоречит тому, что мы знаем, и только. Если район объявлен закрытым, почему его не патрулировать? Скорее всего, его закрыли, чтобы провести учения, маневры на земле и в воздухе. Почему они не заставили Лансена сесть? Из всего этого никаких заключений делать нельзя.

В дверях стоял Леклерк. На нем был чистый воротничок для Министра и черный галстук для Тэйлора.

— Я приехал на машине, — сказал он. — Нам дали одну из министерских на неопределенное время. Министр был очень огорчен, когда узнал, что у нас своей нет. Это «хамбер», с шофером, как у Контроля. Мне сказали, что шофер — человек надежный. — Он посмотрел на Холдейна. — Я принял решение создать Специальный отдел, Эйдриан. Хочу, чтобы вы его возглавили. А исследовательский я на время передам Сэндфорду. Перемена пойдет ему на пользу. — Его лицо расплылось в улыбке, словно он больше не мог сдерживать себя. Он был очень возбужден. — Мы будем забрасывать агента. Министр дал согласие. Немедленно приступаем к работе. Завтра утром я прежде всего хочу видеть завотделами. Эйдриан, вам я выделяю Вудфорда и Эйвери. Брюс, держите связь с мальчиками; свяжитесь с теми, кто прежде готовил наших агентов. Министр финансирует трехмесячные контракты на временное расширение штатов. Никаких лишних расходов, разумеется. Программа обычная: радиосвязь, обращение с оружием, шифры, наблюдение, рукопашный бой и легенда. Эйдриан, нам понадобится дом. Может быть, домом займется Эйвери, когда приедет. Насчет документов я поговорю с Контролем: специалисты по подделке все перешли к нему. Нам понадобится описание границ в районе Любека, донесения беглецов, подробности о минных полях и заграждениях. — Он взглянул на часы. — Эйдриан, мы можем поговорить?

— Скажите мне одно, — сказал Холдейн. — Что об этом знает Цирк?

— Только то, что мы им рассказываем. Почему вы спрашиваете?

— Они знают, что погиб Тэйлор. Все на Уайтхолл знают.

— Возможно.

— Они знают, что Эйвери поехал в Финляндию за пленкой. Очень вероятно, что они заметили донесение о, самолете Лансена в Центре безопасности полетов. Они умеют подмечать мелочи…

— Так что же?

— Значит, они могут знать не только то, что мы им скажем?

— Вы придете на завтрашнее собрание? — немного жалобно спросил Леклерк.

— Мне кажется, суть моих обязанностей я понял. Если вы не возражаете, я хотел бы заняться выяснением некоторых вещей. Сегодня вечером и, возможно, завтра.

Леклерк сказал озадаченно:

— Отлично. Чем могу вам помочь?

— Можно будет на час воспользоваться вашей машиной?

— Конечно. Пусть все ездят — для общей пользы. Эйдриан, это вам. — Он вручил ему зеленую карточку в целлофане. — Министр лично подписал.

Можно было подумать, что подпись имела несколько градаций святости.

— Так вы сделаете это, Эйдриан? Возьметесь за это дело?

Холдейн будто не слышал. Он снова открыл досье и с любопытством разглядывал фотографию польского парня, сражавшегося с немцами двадцать лет назад. Молодое строгое лицо, без тени улыбки. На нем, казалось, выражались мысли не о жизни, а о том, как выжить.

— Значит, Эйдриан, — вдруг воскликнул Леклерк с облегчением, — вы приняли вторую присягу!

Холдейн нехотя улыбнулся, будто эти слова вызвали в его памяти нечто, как он думал, давно забытое.

— Похоже, он везде сумеет выжить, — заметил он, заключительным жестом указывая на досье. — Такого убить не просто.

* * *

— Как ближайшему родственнику, — начал Сазерлэпд, — вам предоставлено право заявить о своем желании, как поступить с телом вашего брата.

— Да.

У Сазерлэнда был небольшой дом, окно в его комнате было заставлено цветами в горшках — как на картинке. Только цветами он отличался снаружи и внутри от такого же дома в английском пригороде, скажем Абердина. Пока они шли, Эйвери заметил в окне женщину средних лет в фартуке. Она вытирала пыль. Ему вспомнилась миссис Йейтс со своей кошкой.

— С другой стороны дома у меня приемная, — сказал Сазерлэнд, словно хотел дать понять, что не весь дом купается в роскоши. — Давайте закончим с оставшимися деталями. Я вас долго не задержу. — Это означало, что он не пригласит Эйвери к. ужину. — Как вы предполагаете отправить его обратно в Англию?

Они сели по разные стороны письменного стола. Над головой Сазерлэнда висела акварель: розовато-лиловые холмы отражались в шотландском озере-Я думаю отправить самолетом.

— Вы знаете, что это довольно дорого?

— Я все равно хочу самолетом.

— Чтобы потом похоронить?

— Разумеется.

— Вовсе не «разумеется», — неприязненно возразил Сазерлэнд. — Если бы вашего брата, — произнес он, как бы заключив эти слова в кавычки, но желая доиграть игру до конца, — должны были кремировать, правила воздушной перевозки были бы совершенно другие.

— Понятно. Спасибо.

— У нас в городе есть похоронное бюро, Барфорд и Компания. Один из партнеров — англичанин, женат на шведке. Среди национальных меньшинств шведов здесь очень много. Мы стараемся поддерживать британское землячество. На сегодняшний день я бы рекомендовал вам возвращаться в Лондон как можно скорее. Я предлагаю, чтобы вы меня уполномочили воспользоваться услугами Барфорда.

— Хорошо.

— Как только он получит тело, я отдам ему паспорт вашего брата. Ему потребуется медицинская справка, в которой будет указана причина смерти. Я свяжу его с Пеерсеном.

— Да.

— Ему также понадобится свидетельство о смерти из местного отдела загса. Выходит дешевле, когда занимаешься подобными делами сам. Если для близких деньги имеют значение.

Эйвери ничего не сказал.

— Когда он найдет подходящий рейс, он оформит доверенность на груз и транспортную накладную. Насколько я понимаю, такого рода вещи обычно перевозят ночью. Меньше стоимость перевозки и…

— Меня это устраивает.

— Очень хороню. Барфорд проверит герметичность гроба. Он может быть железным или деревянным. Он также подготовит документ за своей подписью, что гроб не содержит ничего, кроме тела, того самого тела, на которое выписан паспорт и свидетельство о смерти. Я вам рассказываю об этом, потому что вы будете встречать груз в Лондоне. Варфорд все сделает очень быстро, Я позабочусь об этом. У него есть знакомства в чартерных компаниях. Чем скорее он…

— Я понял.

— Я не уверен, что вы поняли. — Сазерлэнд поднял брови, будто Эйвери сказал ему что-то вызывающее. — Пеерсен — человек очень покладистый. Мне не хочется испытывать его терпение. У Барфорда в Лондоне есть аналогичная фирма — ведь речь идет о Лондоне?

— Да.

— Я думаю, какую-то сумму надо отдать ему заранее. Я предлагаю вам оставить деньги под расписку. Что касается личных вещей вашего брата, я так понял, что тот, кто вас послал, хотел получить эти письма? — Он пододвинул их к Эйвери.

Эйвери пробормотал:

— Там была пленки, непроявленная.

Письма он положил в карман. Сазерлэнд осторожно извлек копию описи личного имущества, которую он подписал в полицейском отделении, развернул перед собой и подозрительно провел пальцем сверху вниз по левой колонке, словно проверял чьи-то цифры.

— Пленка здесь не отмечена. Был еще фотоаппарат?

— Нет.

— А-а.

Он проводил Эйвери до двери.

— Скажите тем, кто вас послал, что паспорт Малаби был недействительный. Я получил циркуляр из Форин Офис по поводу группы номеров, двадцати с небольшим. У вашего брата был один из них. Видно, накладка. Я уже готовил донесение, когда из Форин Офис пришел телекс подтверждающий ваше право на личные вещи Малаби. — Он коротко рассмеялся. Он был очень зол. — Это была дичь, конечно. Из Форин Офис никогда бы не отправили такое по собственной воле. Их телекс ничего не значит, если у нас нет полномочий на управление наследством, который посреди ночи вам никто предоставить не мог. Вам есть где остановиться? «Регина» — хорошая гостиница, рядом с аэропортом. И за городом. Я думаю, вы найдете дорогу. Кажется, вашим людям отлично платят.

Быстрым шагом Эйвери удалялся от дома Сазерлэнда, чье сухое враждебное лицо на фоне шотландских холмов врезалось ему в память. В темноте вдоль дороги белели деревянные домики, как тени вокруг операционного стола

* * *

Где-то недалеко от Чаринг Кросс, в подвале одного из тех удивительных домов восемнадцатого века, которые находятся между улицей Вилье и рекой, есть клуб без таблички на дверях. Чтобы в него попасть, нужно спуститься по каменной винтовой лестнице. Перила, так же как и деревянные части дома на Блэкфрайерз Роуд, выкрашены в темно-зеленый цвет и требуют замены.

Члены клуба — странное сборище. Одни из военных, другие — преподаватели, третьи — духовные лица: некоторые — с той ничейной полосы лондонского общества, которая лежит между букмекером и джентльменом. Здесь создается для окружающих, а может, и для них самих образ какого-то пустотелого мужества. Здесь ведутся разговоры и: кодовых слов и выражений, невыносимых для человека с чувством языка. Это место, где старые лица встречаются с молодыми телами, а молодые лица со старыми телами, где напряженность военного времени превратилась в напряженность мирного, и звучат голоса, чтобы заглушить тишину, и поднимаются бокалы, чтобы заглушить одиночество; это место, где встречаются ищущие, ничего не находя, кроме друг друга, кроме утешения от разделенной боли; здесь их усталые, внимательно всматривающиеся глаза могут не видеть горизонт. Они по-прежнему на поле боя; если есть любовь, они находят ее здесь друг в друге, застенчиво, как подростки.

Со времен войны остались все, кроме начальства.

Это маленький клуб, его держит худощавый суровый человек по имени майор Делл; он носит усы и галстук с синими ангелочками на черном фоне. Посетителей он угощает первым бокалом, а они в свою очередь угощают его. Клуб называется «Алиби», и Вудфорд был его членом.

Клуб открыт по вечерам. Приходят около шести, с удовольствием отделяясь от движущейся толпы, украдкой, по уверенно, как люди из сельской местности, когда приезжают, чтобы сходить в театр сомнительной репутации. Вначале вы замечаете то, чего нет: нет серебряных бокалов позади стойки бара, нет книги для посетителей, нет списка членов; нет герба, нет короны, нет названия. Только на выбеленных кирпичных стенах висят несколько фотографий в картонных рамках, как в кабинете Леклерка. Портреты нечеткие, некоторые увеличенные, явно с паспортной фотокарточки, сделанные так, что видны оба уха, как положено по инструкции; на некоторых фотографиях — женщины, несколько — привлекательных, с высокими квадратными плечами и длинными волосами по моде военных лет. На мужчинах самые разные формы; бойцы «Свободной Франции» и поляки вперемежку с их британскими товарищами. Есть летчики. Из портретов англичан пара постаревших лиц все еще появляется в клубе.

Когда вошел Вудфорд, все оглянулись, и обрадованный майор Делл заказал ему пинту пива. Средних лет человек с красным лицом рассказывал о вылете, который он когда-то сделал над Бельгией, но остановился, так как его перестали слушать.

— Привет, Вуди, — сказал кто-то с удивлением. — Как жена?

— Отлично, — добродушно улыбнулся Вудфорд. — Отлично.

Он отпил пива. Присутствующие стали закуривать. Майор Делл сказал:

— Вуди сегодня какой-то хитрый.

— Я ищу кое-кого. Дело малость секретное.

— Мы порядок знаем, — сказал человек с красным лицом. Вудфорд окинул взглядом присутствующих и тихим, таинственным голосом спросил:

— Что делал папа во время войны?

Все недоуменно молчали. Уже было много выпито.

— Мама никому не рассказывала, — неуверенно сказал майор Делл, и все засмеялись.

Вудфорд смеялся с ними, смакуя конспирацию, заново переживая полузабытый ритуал тайных встреч за обеденным столом.