маслобойни и элеватора, а посему первое лицо в городе; неукоснительно
посещает по средам вечерние молитвенные собрания, ругается из-за каждого
гроша, который выдает Леоре или ее матери. Берт Тозер, брат: беличьи зубы,
золотая цепочка от пенсне, закинутая за ухо; изображает собою главного
бухгалтера и весь прочий штат в отцовском банке, занимающем одну комнату.
При церкви Единого братства - ужины с холодной курятиной и кофе; фермеры -
немцы-лютеране, распевающие древние тевтонские гимны, голландцы, чехи и
поляки. А вокруг поселка волнуется пшеница под сводом грозовых облаков. И
Мартин видел Леору - странную девочку, чужую в своей семье: она довольно
послушно исполняет скучную домашнюю работу, но затаила веру, что встретит
когда-нибудь юношу, с которым увидит весь многоцветный мир - пускай в
опасностях, пускай в нужде.
у Мартина вырвалось:
вас ни за что не отпущу. Вы выйдете за меня замуж...
глазах, среди ресторанного шума. Первые слова Леоры были:
нет, но все-таки для меня вы немножко рыжий и... О дорогой мой, я вас так
люблю!
себя подлецом и собакой; но как он ни старался, как ни внушал себе, что
должен чувствовать себя подлецом и собакой, ему это не удавалось. Он думал
об аффектированной восторженности Маделины, о ее провансальском "плезансе"
и о томиках стихов в мягких кожаных переплетах, по которым она любовно
постукивала пальцами; о галстуке, который она ему купила, и о том, как она
гордилась его волосами, когда он зачесывал их, точно лощеный герой с
журнальной картинки. Он горевал, что согрешил против верности. Но его
сомнения разбивались о прочность его союза с Леорой. Их товарищеская
дружба освобождала его душу. Даже и тогда, когда он, защищая Маделину,
выдвигал встречный иск и утверждал, что Леора - простая девчонка, которая
дома, вероятно, жует резину и показывается на людях с грязными ногтями, ее
обыденность была дорога той обыденности, что жила в нем самом, крепкая,
как честолюбие или благочестие - земная основа и ее веселости и его
напряженной научной любознательности.
пришлось повторить свой вопрос, приготовил ли он новую партию питательной
среды, а Готлиб был самодержец, более суровый к своим любимцам, чем к
рядовым студентам. Он рявкнул:
жизнь mit Dummkopfen. Я не могу быть всегда одинок, Мартин! Вы хотите мне
изменить? Вот уже два или три дня вы невнимательны к работе.
придирчивость, эгоизм, ее замаскированное невежество. Он взвинчивал себя
до ощущения правоты, и тогда для него становилось отрадно-очевидным, что
он должен покинуть Маделину в порядке решительного протеста. Он пошел к
ней вечером, приготовившись встретить взрывом первую ее жалобу, простить
ей в конце концов, но расторгнуть их взаимное обязательство и снова
сделать свою жизнь простой и ясной.
заработались? Я так жалела, что вы не могли забежать ко мне на этой
неделе! Дорогой, вы не должны себя губить. Подумайте, сколько лет у вас
впереди для блестящих работ. Нет, не говорите. Я хочу, чтобы вы отдохнули.
Мама ушла в кино. Садитесь здесь. Смотрите, как я вас уютно устрою среди
подушечек. Откиньтесь на спину, можете соснуть, если хотите, а я почитаю
вам "Золотой черепок" [роман ирландского писателя Джемса Стивенсона]. Вам
понравится эта вещь!
был лишен чувства юмора, вряд ли он ее оценил, но она его будоражила своим
своеобразием. Голос Маделины звучал резко и крикливо после ленивой
мягкости Леориного голоса, но она читала так старательно, что Мартину
стало до боли стыдно своего намерения обидеть ее. Он видел, что при всей
своей претенциозности она в сущности ребенок, а решительная и бесстрашная
Леора - взрослый человек, хозяйка реального мира. Упреки, с которыми он
собирался на нее обрушиться, были забыты.
его; и на деле ласкал он сейчас Леору; но голод его обратился на Маделину,
и когда она лепетала: "Я так рада, что вам здесь хорошо", - он не мог
сказать в ответ ни слова. Ему хотелось говорить о Леоре, кричать о Леоре,
ликовать о ней, о своей женщине. Он выдавил из себя лишь несколько
неопровержимых, но бесстрастных комплиментов; он сказал, что Маделина
красивая молодая женщина и сильна в английской словесности. В десять часов
он ушел, изумив и разочаровав ее своей холодностью. Ему удалось, наконец,
в полной мере почувствовать себя подлецом и собакой.
Клифа. Он похвалил себя за то, как спокойно вошел в их общую комнату. Клиф
сидел на пояснице, задрав босые ноги на письменный стол, и читал Шерлока
Холмса, которого положил на толстенный том Ослеровой "Медицины", чтобы
обмануть самого себя.
должную скорость, при помощи ромбенцефала, который состоит из мозжечка и
продолговатого мозга.
бедняжку Мартикинса? Отлично. Не буду. Идем. Да здравствует выпивка!
три непристойные, два из трех явно выдуманные, и почти развеселил Мартина.
местными властями был введен сухой закон, потихоньку торговали и спиртным.
Барни протянул Клифу волосатую руку, и они обменялись приветствиями в
высоком стиле:
безупречно ваша кровеносная система, в частности дорсально-кистевая ветвь
локтевой артерии, во здравие которой я и мой коллега, доктор медицины,
профессор Эгберт Эроусмит, охотно осушили бы бутылочку-другую вашего
достославного клубничного морсу.
придется ампутировать руку, когда вы станете доком, я обращусь к вам, и вы
мне ее заговорите. Клубничного морсу, джентльмены?
котором были хаотически нагромождены бильярдный стол, кучки папирос,
плитки шоколада, колоды карт и розовые листки спортивных газет. В задней
комнате было проще: ящики сладкой газированной воды со странным привкусом;
большой ледник, два столика и подле них ломаные стулья. Из бутылок с
явственной этикеткой имбирного пива Барни наполнил два стакана крепким и
очень забористым виски, и Клиф с Мартином понесли их к угловому столику.
Подействовало быстро. Смутная печаль Мартина перешла в оптимизм. Он заявил
Клифу, что собирается написать книгу, разоблачающую идеализм, подразумевая
под этим, что намерен сделать что-нибудь толковое со своей двойной
помолвкой. Придумал! Он пригласит Леору и Маделину вместе на завтрак,
скажет им правду и увидит, которая из них его любит. Он крякнул и спросил
еще стакан; назвал Клифа прекрасным парнем, а Барни общественным
благотворителем и нетвердой поступью направился к телефону, поставленному
в будке, чтоб не подслушивали.
ночной дежурный был человеком холодным и подозрительным:
Кто вы такой?
объяснил, что говорит от больной Леориной бабушки, что бедная старушка
совсем плоха, и если ночной дежурный не хочет взять на свою совесть
убийство неповинной гражданки...
чувством, точно от наседающих с угрозами незнакомцев укрылся в
спасительную сень ее близости.
вестибюле Гранда. Обязательно! Очень важно! Как-нибудь уладьте - заболела
бабушка.
Фокс, сонный, дребезжащий:
не разобрала, что вы говорите. Я так испугалась. Я подумала, что