Чтение 15–й страницы книги ~Оборотень~

14.

-- Эй, мусора, с вами Баварец говорить желает!
Щеглов и старший лейтенант переглянулись.
-- Вы позволите мне вести переговоры? -- учтиво поинтересовался Щеглов у старшего лейтенанта. Тот пожал плечами.
-- Разумеется, капитан. Вы старший по чину.
-- Благодарю.
-- Так что передать Баварцу? -- снова послышалось из-за двери.
-- Никаких переговоров ни с Баварцем, ни с кем-либо другим мы вести не будем, -- крикнул Щеглов. -- Разговор возможен только в случае добровольной сдачи всей банды на наших условиях. Слышите, на наших!
-- Э, нет, мусор, условия диктовать будем мы, это ты усвой себе как таблицу умножения. Иначе готовь три десятка гробов под весь свой престарелый контингент. В случае отказа от переговоров в десятиминутный срок заложники будут уничтожены.
-- Ну, что я говорил, -- вполголоса произнес Щеглов, переводя взгляд с меня на старшего лейтенанта.
-- Вот именно, -- огрызнулся тот. -- Потому и необходима немедленная эвакуация людей из спортзала.
Щеглов кивнул. Справедливость замечания старшего лейтенанта была очевидной.
-- Хорошо. Пусть Баварец войдет сюда. Через две минуты дверь будет открыта. И предупреждаю -- без фокусов! Любая неосторожность с вашей стороны будет расценена как провокация и повлечет за собой ответные действия со стороны нашей. Не забудьте включить здесь свет.
-- Свет будет.
-- Баварцу оружия с собой не брать.
-- Баварец никогда не носит оружия, -- надменно отозвались из-за двери.
-- Это действительно так, -- шепнул я Щеглову. -- Я дважды видел его, и оба раза он был без оружия.
-- Вот как? -- поднял брови Щеглов. -- Интересный тип.
Внезапно вспыхнул свет. Я увидел около десятка крепких парней с автоматами, рассредоточившихся по подвалу. Они замерли в напряженных позах, ожидая появления главаря банды. Один из них, повинуясь приказу старшего лейтенанта, открыл дверь. В углу, у дивана, лежало чье-то грузное тело, покрытое грязной скатертью, снятой со стола. "Харитонов!" -- догадался я.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник Баварец. Лицо его было спокойно и безмятежно.
-- Здравствуйте, господа, -- возвестил он. -- Имею честь представиться -- Баварец. Волею народа избран в председатели местного добровольного общества вольных стрелков. Прошу любить и жаловать.
-- Прекратите кривляться, -- строго сказал Щеглов.
Баварец закрыл за собой дверь и не спеша приблизился к нам. Наибольший интерес у него вызвала фигура Щеглова.
-- Если не ошибаюсь, вы -- Щеглов?
-- Да, я старший следователь МУРа капитан Щеглов.
-- Ваши звания мало интересуют меня, господин Щеглов. Некоторый интерес вы у меня вызываете исключительно как личность, ваше же место в структуре доблестных правоохранительных органов и выполняемые вами функции оставьте для ваших биографов и почитателей. Надеюсь, я удостоен чести вести переговоры лично с вами, господин Щеглов?
-- Во-первых, не господин, а...
-- Да-да, я знаю, господ у нас еще в семнадцатом под корень пустили. Теперь либо товарищи -- это если по одну сторону колючей проволоки, либо граждане -- если по разные. Так ведь, гражданин начальник?
-- Довольно! -- рассердился Щеглов. -- Здесь вам не балаган!
-- Вот именно. Здесь мой дом, и вы в него вторглись -- без приглашения, заметьте. В Англии, например, есть хороший обычай, согласно которому дом мой есть крепость моя.
-- Вы не в Англии.
-- К величайшему моему сожалению. Верю, что и к вашему тоже. Впрочем, не будем щепетильными, вспомним старое доброе русское гостеприимство! Прошу к столу, господа!
Он сделал широкий жест рукой, как бы приглашая нас приступить к несуществующей трапезе, и отвесил шутовской поклон. Говорил он тихо, монотонно и на редкость спокойно. Я видел, что его спокойствие выводит Щеглова из себя. Глаза Баварца были пустыми и бесцветными, как стекло. Более серую, невзрачную, обыденную фигуру трудно было представить -- и тем загадочнее, непостижимее казался он нам. Было совершенно очевидно, что он не испытывал ни малейшего страха.
-- Или вы прекратите паясничать, -- решительно заявил Щеглов, -- или на этом наша беседа прекратится.
-- Прошу покорнейше извинить меня, господин Щеглов, за мои дурачества. Виновата скука, господа, скука да тоска зеленая, довели меня, грешного, до ручки. Потому и оружия не ношу, чтобы развеяться как-то, -- ан нет, скука не уходит, подлая, гложет изнутри, толкает на авантюры. Вот, к примеру, с месячишко назад пощипали мы дачку одного видного фрукта, из ваших, из партийных. Шмотки кое-какие, аппаратура, стекло-фаянс-хрусталь... Тут и шибануло меня по башке: а не сыграть ли тебе, Баварец, в благотворительность? Чем я хуже каких-то вшивых кооперативов, которые могут позволить себе шикануть и кинуть пару кусков в голодные рты российского обывателя? Ну и шиканул. Нашел одного бродягу и отвалил ему десять кусков в руки -- на, говорю, жри, нищая твоя душонка, и помни Баварца. Так его аж затрясло, заколотило от страха, а на следующий день понесло в милицию, где он и сдался властям со всеми потрохами и щедрым моим подношением.
Зато если б я его позвал грабануть кого-нибудь или кооператив какой пощупать -- с радостью побежал и за честь приглашение счел бы, а уж в добро награбленное вцепился бы -- не оторвешь. А здесь -- нате -- спасовал, не понял порыва благородной души, струсил, мерзавец. А все потому, что порочен русский мужик до самых корней своих. Потому и скучно мне жить, господа, так скучно, что страх потерял. Вокруг одно быдло, зверье да хамье... -- он махнул рукой.
Эта странная исповедь произвела на меня удручающее впечатление. Ясно было одно: Баварец жаждал высказаться, все равно перед кем, даже перед следователем МУРа, но обязательно высказаться, высказаться с одной лишь целью -- развеять одолевшую его тоску, пощекотать себе нервы, утратившие способность реагировать на все человеческое, сыграть ва-банк с судьбой -- и выиграть. Беда его была в том, что он всегда выигрывал. Но в схватке с Щегловым скуку его как рукой снимет, в этом я был уверен.
Баварец спохватился, хлопнул себя по лбу и направился в дальний конец подвала. Повинуясь чуть заметному кивку старшего лейтенанта, двое его сотрудников последовали за ним. А Баварец тем временем, откинув штору, проник в неожиданно открывшееся крохотное помещение; кроме неказистой тумбочки, узкой койки и распятия над ее изголовьем, там ничего не было. Через секунду Баварец появился вновь. В руках у него красовались две бутылки коньяка.
-- Вот! -- грохнул он их на стол. -- Прошу, господа, испить. Этого добра у нас навалом.
-- Уберите сейчас же! -- грозно потребовал Щеглов. -- И давайте приступим к делу.
-- Воля ваша, -- пожал плечами Баварец, -- мое дело предложить.
Метко прицелившись, он швырнул обе бутылки в стоявший у стены мусорный бак. Бак отозвался звоном разбившегося стекла.
-- Мои условия следующие, -- бесстрастным тоном произнес Баварец, резко поворачиваясь к Щеглову. -- Вы предоставляете мне вертолет с пилотом, а я возвращаю вам заложников целыми и невредимыми. На все раздумья вам отводится четверть часа. -- Он взглянул на часы. -- Сейчас пятнадцать тридцать. Если в пятнадцать сорок пять вертолет не будет подан, вопрос с заложниками решится крайне неблагоприятно для них, да и с вас, уверен, звездочки полетят. И никаких...
Он осекся и уставился на меня. От его холодного, рыбьего взгляда меня пробрала дрожь аж до самых мизинцев ног. Я отлично понял, что означал этот взгляд: он вспомнил, что видел меня в спортзале вместе со всеми пленниками, и теперь ломал голову над тем, как я оказался здесь. Баварец настороженно и на этот раз более тщательно оглядел подвал, и при виде Фомы, Сергея и Лиды недобрый огонек сверкнул в его глазах. Он криво усмехнулся и произнес, глядя прямо в глаза Щеглову:
-- Поздравляю, капитан! Вам удалось-таки слегка развеять мою скуку, но, думаю, ненадолго. Итак, срок поставлен! Пятнадцать сорок пять, и ни минутой позже. Адью, господа!
-- Э, нет, так дело не пойдет, -- остановил его Щеглов. -- Мы вас выслушали, теперь выслушайте и вы нас. В поставленный вами срок вся ваша банда сдает оружие и прекращает сопротивление, иначе...
-- ...иначе, -- резко перебил его Баварец, -- я прикажу уничтожить заложников, -- он взглянул на меня, -- по крайней мере тех из них, кто там остался. И довольно болтать, время работает не на вас.
Он повернулся и беспрепятственно вышел.

15.

Несколько секунд царило молчание.
-- Опасный тип, -- сказал наконец Щеглов. -- Опасный и отчаянный. Как вы думаете, старший лейтенант?
Но старший лейтенант, воспользовавшись портативной рацией, в этот момент докладывал о результатах переговоров командиру подразделения ОМОН. Получив инструкции, он отдал распоряжение своим парням, и те мгновенно пришли в движение.
-- Майор приказал немедленно спасать людей, -- жестко сказал он, повернувшись к Щеглову. -- Через канализационный люк, -- добавил он, взглянув на меня.
-- Иного выхода, нет, -- кивнул Щеглов. -- Баварец наверняка понял, что у спортзала есть второй выход, и постарается перекрыть его.
Крышка люка вдруг загремела, и в образовавшейся бреши показался один из парней, посланных старшим лейтенантом. Он легко выпрыгнул из люка и помог выбраться пожилой женщине -- одной из тех, кто оставался в спортзале. Женщина едва дышала, силы вот-вот готовы были покинуть ее. Следом потянулись и другие заложники. Вскоре все бывшие "отдыхающие" дома отдыха "Лесной" были благополучно переправлены в "преисподнюю". Шествие выбившихся из сил людей замыкала пятерка вооруженных фронтовиков во главе с Иваном Ильичем. Седой доктор обменялся с Щегловым крепким рукопожатием.
-- Браво, старший лейтенант! -- воскликнул Щеглов, -- поворачиваясь к молодому командиру. -- Операция прошла блестяще. Я буду ходатайствовать перед начальством о вашем награждении.
-- Благодарите товарища Чудакова, -- смутился тот, -- это его идея.
-- Ну, с Максимом у меня будет разговор особый, -- подмигнул мне Щеглов. -- Он достоин всех почестей мира.
Теперь пришел черед смутиться мне.
За дверью послышались топот ног и отборная брань, затрещали автоматные очереди. Старший лейтенант взглянул на часы.
-- Пятнадцать сорок пять. Срок ультиматума истек.
-- Они обнаружили, что заложники исчезли, -- сказал я.
-- Да, теперь от них можно ожидать всего, что угодно, -- добавил Щеглов. -- Банда обречена, и они это знают не хуже нас.
Как бы в подтверждение его слов по двери полоснула автоматная очередь. На наше счастье, никто не пострадал.
-- Получайте, мусора вонючие! -- проревел кто-то снаружи. Я готов был поклясться, что это ревел Утюг. Последовала еще одна очередь.
-- Агония, -- резюмировал старший лейтенант, отступая в зону, недоступную для обстрела. -- Сейчас все будет кончено. Майор знает свое дело.
Он оказался прав. Не прошло и десяти минут, как перестрелка внезапно стихла и старшего лейтенанта вызвали на связь.
-- Все, банда обезврежена, -- сказал он, отложив рацию, и впервые за все это время улыбнулся. -- Можно выходить на свет Божий.
Омоновцы захватили здание и со знанием дела прочесывали этажи. Вся банда, включая так называемый обслуживающий персонал дома отдыха, была задержана, обезоружена и взята под надежную охрану. Ни одному бандиту не удалось улизнуть -- впрочем, скрыться все равно бы никто не смог: зона дома отдыха была оцеплена сотрудниками милиции, а в небе кружило несколько вертолетов. Жертвы были минимальны: два бандита убиты и четверо ранены; группа захвата не пострадала совсем. Бандитов согнали в столовую, в их же компанию попали и четверо алтайцев во главе со Старостиным, которые так и не успели скрыться. Держались они особняком и по отношению к остальным захваченным выражали едва скрываемую неприязнь.
Командир подразделения ОМОН, молодой майор лет тридцати, а также капитан Щеглов, старший лейтенант, седой доктор и я собрались в кабинете бывшего директора дома отдыха на экстренное совещание. (Доктор и я были приглашены по настоятельной просьбе Щеглова). На повестке дня стоял всего лишь один вопрос -- исчезновение Артиста. Ни Баварец со своими молодчиками, ни омоновцы так и не смогли обнаружить этого человека-невидимку, хотя прочесали все здание сверху донизу. Ясно было одно: скрыться из здания он не мог. Внезапно я вспомнил о Григории Адамовиче.
-- Семен Кондратьевич, -- шепнул я на ухо Щеглову, -- а ведь Мячиков тоже исчез! Мы о нем совсем забыли.
-- Я-то, положим, помню, -- возразил Щеглов тоже шепотом, -- и совершенно уверен, что с ним ничего не случилось.
-- Хотелось бы надеяться, -- с сомнением покачал я головой.
-- Тише, товарищи, -- строго прервал нас майор. -- Предлагаю следующее: вызвать сюда человека, который именует себя Баварцем, и попытаться узнать у него, кто именно скрывается под прозвищем "Артист". Согласитесь, что искать нужно конкретного человека, а не мифического оборотня под вымышленной кличкой.
-- Согласен, -- ответил старший лейтенант.
-- Согласен, -- в свою очередь ответил Щеглов, -- но в случае неудачи прошу приступить к реализации моего плана, о котором я вам докладывал, товарищ майор.
-- Хорошо, -- кивнул майор, -- можете действовать по своему усмотрению, капитан, поддержку я вам обещаю.
Вместе с Баварцем привели Курта.
-- Товарищ майор, -- с виноватым видом произнес оперативник, конвоировавший обоих бандитов, -- этот тип увязался со своим шефом. Обещал выложить всю подноготную об их грязных делишках.
-- Граждане начальники! -- взмолился Курт. -- Я вам все, все расскажу, только обещайте сохранить жизнь! Я не хочу умирать! Слышите -- не хочу!
Этот крепкий, сильный, уже немолодой бандит внезапно превратился в слюнявого, плаксивого хлюпика, способного заложить душу самому дьяволу и предать родную мать, лишь бы пощадили его самого. Сохранить жизнь любой ценой -- вот кредо подобных мерзавцев. Мне стало противно, и я отвернулся.
Зато Баварец по-прежнему скучал. Он отсутствующе смотрел в окно и, казалось, ничего и никого не замечал. У обоих бандитов руки были скованы наручниками.
-- Мы выслушаем вас, когда сочтем нужным, -- сказал майор, обращаясь к Курту, -- но о сохранении жизни вы обратились не по адресу.
-- Действительно, Курт, -- встрепенулся Баварец, -- вопросы жизни и смерти в нашем правовом государстве решает исключительно суд, самый гуманный и самый справедливый суд в мире. А эти господа... извините -- граждане, решают проблемы более земного порядка. Я прав, гражданин Щеглов?
-- Вы правы в одном, Баварец, -- ответил Щеглов, -- жизни мы не даруем.
-- Послушайте, Баварец, -- произнес майор, нетерпеливо барабаня пальцами по полированной крышке стола. -- Жизнь мы, действительно, гарантировать не можем, но помочь вам сохранить ее -- в наших силах, и единственный путь для этого -- откровенно отвечать на поставленные вопросы.
-- А кто вам сказал, граждане начальнички, что я ценю собственную жизнь дороже своей чести? Не-ет, я в такие игры не играю. Скучно все это, господа.
-- И все же ответьте, -- настаивал майор, -- кто такой Артист?
-- Артист? -- Баварец усмехнулся. -- Вот не думал, что вы на него выйдете. Браво, господин Щеглов, я искренне восхищаюсь вами!
-- Итак, -- не отставал майор, -- его имя?
-- Вот капитан знает, -- Баварец кивнул на Щеглова, -- что единственный путь к моему сердцу -- развеять скуку. А от вашего вопроса, гражданин майор, меня клонит ко сну. Придумайте что-нибудь эдакое, оригинальное -- авось развеселите.
-- Гражданин майор! -- заорал Курт. -- Я, я знаю, кто такой Артист!
Щеглов подался вперед, глаза его заблестели.
-- Ну! Говори же! Кто он?!
-- Я скажу, обязательно скажу, только... только снимите с меня эти браслеты, -- Курт кивнул на наручники. -- Не могу я в них...
-- Снимите наручники! -- после некоторых колебаний приказал майор охранявшему вход сотруднику. -- Теперь говорите!
Курт потер затекшие руки, расправил плечи и... снова превратился в прежнего Курта -- жестокого, злобного, неумолимого.
-- Сейчас, сейчас я вам скажу его имя, -- вкрадчиво произнес он, исподлобья глядя на Щеглова. -- Вам только фамилию, или с инициалами?
Баварец повернулся лицом к своему сообщнику и наклонил голову набок. На губах его играла чуть заметная улыбка.
-- Будь так добр, Курт... -- тихо произнес он и замолчал.
Все происшедшее в следующую секунду было настолько стремительно и молниеносно, что даже стоявший у двери с автоматом в руках омоновец не успел вовремя предотвратить трагедию. Курт нагнулся, едва уловимым движением руки выхватил из-за голенища сапога маленький пистолет и трижды в упор выстрелил в Баварца.
-- Спасибо, Курт, -- чуть слышно прошептал тот и рухнул на пол. -- Конец скуке...
-- Прощай, Баварец! -- крикнул Курт и выстрелил себе в рот, но...
Случилось то, что порой случается в подобных ситуациях, -- осечка. Вторично нажать на спусковой крючок Курт не успел -- метким ударом оперативник выбил оружие из его рук. В следующий момент Курт был повержен на пол и обезврежен; наручники вновь защелкнулись на его запястьях.
-- Собаки! -- яростно шипел он, вращая обезумевшими глазами. -- Псы легавые! Думали, Курт расколется?! Хрен вам, а не Курт! Кончайте эту канитель, стреляйте же, ну!..
Вызванное на помощь подкрепление уволокло вырывающегося Курта, а следом убрали и безжизненное тело Баварца. Иван Ильич, так кстати (в который раз!) оказавшийся здесь, констатировал мгновенную смерть.
-- А мне его почему-то жаль, -- сказал я, глядя вслед покойному. -- Был в нем какой-то глубокий надлом...
Щеглов задумчиво посмотрел на меня, кивнул и пошел к выходу. У самых дверей он остановился.
-- Товарищ майор, -- сказал он, обернувшись, -- не забудьте о нашем договоре.
-- Не забуду, капитан, будьте покойны.

16.

Мы поднялись на третий этаж. Всюду были следы недавней схватки: битые стекла, стреляные гильзы, осыпавшаяся штукатурка. Местами попадались следы крови.
-- Пойдем, Максим, собирать свои вещи, -- устало сказал Щеглов и положил руку мне на плечо, -- нам здесь делать больше нечего, мы свою миссию выполнили.
-- А Мячиков? -- внезапно вспомнил я и остановился.
-- О Мячикове не беспокойся, -- изменившимся тоном ответил Щеглов, и мне показалось, что он что-то не договаривает, -- с Мячиковым все в порядке.
-- Да что в порядке? -- недоумевал я. -- Где он? И что это за план вы придумали с майором?
Щеглов схватил меня за плечо и резко повернул к себе.
-- У меня есть к тебе одна небольшая просьба, Максим, -- сухо произнес он. -- Когда мы войдем в наш номер, не задавай мне ни одного вопроса. Так надо. Понял?
Я кивнул, хотя понять что-либо из сказанного им было, по-моему, невозможно. Но общение и тесный контакт с Щегловым приучили меня к дисциплине -- я промолчал и решил ждать. Одно я знал точно: все, что Щеглов ни делает, кончается удачей. Это была аксиома.
В номере царили бардак и беспорядок. Вещи были разбросаны по всему помещению, многих не хватало, кое-что было умышленно приведено в негодность. Под кроватью валялась неисправная рация. Щеглов покачал головой и присвистнул.
-- Ловко сработали, профессионально, сразу видны сноровка и хватка. Теперь понятно, почему им недосуг было заниматься поисками Артиста -- мародерством увлеклись.
Мы кое-как собрали остатки своих пожитков. Внезапно Щеглов хлопнул себя по карману пиджака и вынул из его недр плоскую картонную коробку.
-- Да, чуть не забыл, Максим, -- сказал он, как-то странно растягивая слова, -- вчера, рыская по четвертому этажу, я случайно наткнулся на тайник.
-- На тайник?! -- вскочил я.
-- Да, на тайник. Среди многочисленных весьма полезных вещей -- таких, как три пистолета "Макаров", нескольких магазинов с патронами, баллончиков со слезоточивым и нервнопаралитическим газом, магнитофонных кассет, около двухсот грамм уже прошедших огранку алмазов, я обнаружил вот эту коробку. Знаешь, что в ней?
-- Догадываюсь, -- затаив дыхание, ответил я.
-- И что же?
-- Наркотик.
-- Верно. Здесь находится небезызвестный тебе омнопон, целая упаковка, еще не начатая. Представляешь, какой удар я нанес нашему любителю ночных инъекций?
-- Еще бы! -- воскликнул я. -- Но почему вы не сказали мне об этом раньше, Семен Кондратьевич?