вокзалу. На сей раз мы остановились на Орсетт Терасс, где вдоль
железнодорожных путей стояли дома с арками; они были выше предыдущих. На
дверях еще сохранились замки, и Рахман использовал ключи на связке. Внутри
- никакого строительного мусора, заплесневелых обоев и прогнивших и
обвалившихся лестниц. Но в комнатах не ощущалось ни малейшего следа
человеческого присутствия, словно дома эти были декорацией для съемки
какого-то фильма, а потом их забыли разобрать.
вокзала в реве сирен.
которую сносили. На месте крыши уже зияла дыра.
никогда не забирался. Рахман остановился на Толгарт Роуд перед рядом
брошенных домов, похожих на коттеджи или приморские виллы. Мы поднялись на
второй этаж одного из них. Стекла большого выступающего окна были разбиты.
Слышался шум автомобилей. В углу комнаты я увидел раскладушку, а на ней
костюм в целлофановом пакете, словно только что из химчистки, и пижаму.
Рахман поймал мой взгляд:
спустились по лестнице. Он шел впереди с костюмом на правой руке и черным
портфелем в левой, похожий на коммивояжера, выходящего из дому, чтобы
объехать клиентов в провинции.
руль.
в этот час обычно писал роман.
Крысы там кишели... Я думал, что если засну, то они меня сожрут...
пытались убедить, что я крыса...
встретились бы с ним в окрестностях Северного вокзала.
разговор.
прекрасно мог оказаться теперь в окрестностях Северного вокзала. Вопрос
случая.
пойдем осматривать полуразвалившиеся дома вдоль железной дороги. Но мы
проехали по узкой улочке и выехали к Риджентс Парку.
Лорн Клоз. Три бледно-зеленых дома с эркерами, последний - полуразрушен.
Мы очутились на втором этаже, в комнате куда просторнее, чем на Трафальгар
Роуд. Стекла в окне были целы.
Он сел на нее, а черный портфель положил рядом. Потом вытер лоб белым
платком.
вокруг. Белизна их гипса и зеленый цвет газонов вызвали у меня ощущение
покоя и полной безопасности.
оказались в маленькой комнате в задней части дома. Ее окно выходило на
пути Мэрилебонского вокзала.
завернутых в фольгу сэндвича. Один из них протянул мне. Я сел на пол
напротив него.
здесь окончательно...
Костюм на нем был мятый и очень поношенный. На пиджаке не хватало
пуговицы, ботинки были заляпаны грязью. Он, такой чистюля, прямо
помешанный на чистоте и с таким остервенением боровшийся с микробами... Но
иногда создавалось впечатление, что он сдался и понемногу превращается в
бродягу.
черном портфеле, который поставил на пол рядом. Вытащил связку и отцепил
один из ключей.
Парку.
пока не заметил, что он уснул.
то увидели полоску света из-под линдиной двери. Снова допоздна стала
играть ямайская музыка, и запах индийской конопли заполнил квартиру, как в
самые первые дни, когда мы в ней поселились.
Сквер, в жилом массиве на берегу Темзы, и Линда таскала нас на них. Там мы
снова встретили Майкла Савундру. Он уезжал из Лондона к парижским
продюсерам. Пьер Рустан прочел сценарий и очень им заинтересовался. Пьер
Рустан. Еще одно имя без лица, плавающее в моей памяти. Но отзвуки его все
еще сохраняются, как эхо всех имен и фамилий, что слышишь в двадцать лет.
месяцев Лондон охватит прохлада и заполнит его новой музыкой и яркой
разноцветной одеждой. Мне кажется, что в такие ночи, в Долфин Сквере, я
встретил некоторых из тех, что станут интересными жителями внезапно
помолодевшего города.
воспользоваться тишиной и покоем, просто откладывал час работы. Но каждый
раз мне удавалось превозмочь лень. Я выбрал этот час по другой причине: я
боялся возвращения тревоги, которую так часто ощущал в первые наши дни в
Лондоне.
шум вокруг.
глухие уголки в Ноттинг Хилл. У Рахмана можно было познакомиться с кучей
людей, которые приглашали вас в свою очередь. Первый раз в Лондоне,
говорил Савундра, исчезло впечатление, что находишься в провинции. Воздух
был будто заряжен электричеством.
Сквер. Мне не хотелось заходить и оказываться среди всех этих людей.
Перспектива возвращения в квартиру немного пугала меня: надо будет снова
нанизывать фразы на белую страницу. Но выбора у меня не было.
Оттуда шли к Темзе по улочкам Пимлико. Было это в июле. Удушающая жара, но
всякий раз, когда мы проходили вдоль ограды какого-нибудь сквера, нас
овевал ветерок, доносивший запах липы или других деревьев.
лунном свете. Деревья бросали тень на тротуар. Их листва была неподвижна.
Воздух застыл, ни малейшего ветерка. На противоположной стороне
набережной, возле самой Темзы, сияла неоновая вывеска ресторана на барже.
На трапе стоял привратник. Но, по всей видимости, никто в этот ресторан не
ходил. Я смотрел на застывшего привратника в ливрее. В этот час на
набережной не было машин, и я, наконец-то, оказывался в самом спокойном и
скорбном сердце лета.
тушил свет и ждал в темноте.
снова исчезла.