read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



последние крупицы доказательств, чтобы наутро, негромко постучав в дверь,
увезти в тюрьму, а там - на острова или еще куда подальше.
Воронцов смотрел на Никандрова влюбленно. Он преклонялся перед его
чуть холодноватым, аналитическим талантом, да и потом с этим человеком
были связаны самые дорогие ему воспоминания: и охота, и споры за вечерним
чаем в Сосновке о судьбах мира, об истории России, и бега - словом, все
то, что нынче ушло, по всему, безвозвратно.
Никандров, чувствовавший себя поначалу скованно - сказались годы
революции, самоконтроль, страх, что донесет кто-нибудь из соседей, услыхав
неосторожно сорвавшиеся с языка слова, - теперь разошелся и даже вел себя
несколько развязно: сидел, бросив ногу на ногу, чересчур небрежно и сыпал
остротами, подчас чрезмерно грубоватыми. Воронцов понимал это; он считал,
что это у Никандрова вызвано внутренним раскрепощением, которое чаще всего
бесконтрольно.
Юрла пришел не один: с ним был секретарь редакции "Постимеес" Лахме с
беспутно-красивой, видимо уже чуточку пьяной, актрисой варьете "Виллы
Монрепо" Лидой Боссэ. Была она популярна в Ревеле: голос у нее был
хрипловатый, низкий, и песни она пела какие-то странные - некая занятная
смесь французских с цыганскими; поначалу смешно и непривычно, а после
мороз дерет по коже. Про нее говорили, что она берет громадные деньги за
ночь с капитанов или стариков-промышленников; это давало ей возможность
быть независимой и не принадлежать какому-то одному покровителю.
Увидев Лиду, Никандров подобрался, лицо его сделалось еще более
выразительным, резче обозначились скорбные морщины вокруг рта. Лида села
близко к нему; пахнуло горьковатыми духами, и стало ему тревожно и
счастливо - давно ему так не было.
Волосатый, нечесаный Хьюри Лыпсе, переждав, пока все, обменявшись
рукопожатиями и шумными приветствиями, выпьют, спросил:
- Господин Никандров, в чем вы видите долг литератора?
- Дело литератора - литература.
- Афоризмы я могу прочитать у Ларошфуко, - сказал Лыпсе, - меня
интересует ваш ответ.
- Как-то совестно мне отвечать на такие выспренные вопросы, - ответил
Никандров, закуривая. - Я, впрочем, попробую ответить... Щедрин писал
своему сыну...
- Кто такой Щедрин? - перебил его Лыпсе.
- Это гениальный русский писатель, великий национальный писатель. Он
для нас, как Кон Фу-ци - для Китая, Рабле - для Франции... Так вот, он
писал своему сыну, что нет на свете более почетного призвания, чем
призвание литератора российского... Преклоняясь перед Щедриным, я тем не
менее вынужден опровергнуть его. Кто и почему отметил литератора среди
людей знамением заступника и доброго судии? Почему некий избранник должен
быть заступником? А если народ не хочет, чтобы за него заступались? Да и
что такое народ? Необъятность понятия всегда давала возможность появлению
тиранов, логика которых конкретна и ограничена. Почему мы должны делить
мир на пассив - народ, который безмолвствует, и актив - литератора,
который призван бить в колокола? А вдруг честолюбец, начав звонить в
колокола, порушит устоявшееся? Но что он предложит взамен? Разрушение
упоительно - вспомните игры детей, а вот как быть с созиданием?
- Значит, по-вашему, - удивился Лыпсе, - не следует звать людей к
борьбе против нищеты и неравенства?
- В России вы можете набрать миллион образчиков того, что случилось
после начала всеобщего зова к равенству...
- Пусть вначале будут издержки - все равно эта идея манит людей.
- А вы не большевик, Лыпсе? - спросил Красницкий.
- Вы его не пугайте, - попросила Лида Боссэ, - не надо. Каждый должен
говорить то, что думает.
- Если бы этот ваш совет был принят за основу большевиками, -
обернулся к Лиде Никандров, - я бы записался в их партию...
- А они в партии говорят все, что хотят, - не унимался Лыпсе, - они
все время ведут друг с другом дискуссию.
- Друг с другом - может быть, - ответил Никандров, - а со мной они не
дискутируют. Да и с вами не будут: поставят к стенке - и точка.
- Может быть, они правы: они хоть что-то делают, они хоть во что-то
верят, а вы предпочитаете стоять в стороне...
- Вы забываетесь, Лыпсе, снова поднялся Красницкий, - господин
Никандров совершил акт высокого гражданского мужества - он бежал от
рабства Совдепии, он покинул самое дорогое, что у человека есть, - родину.
- А зачем же ее покидать? Не нравится, что происходит на родине, -
сражайся с этим! Бежать всегда легче.
- Видите ли, - увидев побледневшее лицо Воронцова, медленно заговорил
Никандров, - в том, что вы говорите, есть нечто здравое Вы, правда, судите
со стороны, ибо для вас Россия - понятие абстрактное... А для нас это
родина. У меня там остались друзья - в земле... Кого расстреляли, кто умер
с голода, кто пустил себе пулю в лоб. Бороться с народом, который, веруя,
творит ужас и хаос? Допустимо ли это для литератора? Может быть, в данном
случае позиция пассивного отстранения будет порядочнее? Я мог бы писать
прокламации - льщу себя надеждой, что молодежь прислушалась бы ко мне. Но
пристало ли писателю усугублять кровь и вражду? Может быть, сейчас важнее
другое: отстранившись, наблюдать процесс и чувствовать себя готовым в
любую минуту прийти обратно, когда - не народ, нет - когда те, кто народом
пытается править, поймут, что без российской интеллигенции ничегошеньки
сделать невозможно, что она, интеллигенция, вынесла на своих плечах все
бремя борьбы с тупостью администрации, что она, интеллигенция наша, и в
народ ходила, и знание несла в самые отдаленные уголки, и на каторгу шла с
гордо поднятой головой, а ведь эти самые каторжники - дети генералов,
банкиров, сановников - могли прожигать время в своих усадьбах да по Ниццам
разъезжать, - вот когда все это народоправители поймут, тогда надо будет
вернуться домой. А сейчас - что же... Я за то, когда - "молодо-зелено", но
я против того, когда "молодо-кроваво"...
- Это угодно истории: молодое всегда побеждало старое. И возражать
против того, что дети рабочих и крестьян становятся хозяевами
университетских залов и императорских библиотек, - недостойно литератора.
- Возражать вам трудно. Вы оперируете высокими понятиями, а мне
известна черная, варварская правда...
- А вы пытались помочь своему народу приблизиться к высоким понятиям,
выступая против варварства?
- Не я должен навязывать себя режиму, но режим обязан прийти ко мне и
мне подобным за помощью, когда почувствует, что не может далее удерживать
стихию вандализма... И Совдепы к нам придут. Скоро. Очень скоро...
Юрла, поначалу скептически слушавший Никандрова, спросил:
- Я боюсь пророков, но, как все слабые люди, верю им. Когда вы
говорите, что нынешние народоправители России поймут вашу роль в жизни
страны, - вы опираетесь на факты?
- Я опираюсь на факты...
- Вот это мне, как газетчику, интереснее. Какие именно?
- Господи, таких фактов тьма! Да что далеко ходить: сегодня со мной в
поезде ехал комиссар, так и он хотел деру дать и уж наверное тут остался,
в Ревеле.
Воронцов рывком встал, поднял бокал:
- Зачем мы уходим от нашей темы: литератор и власть, муза и наган,
свобода и подвал ЧК? Право слово, не стоит мельчить великое... Я предлагаю
выпить за тех, кто остался там, дома...
После того как выпили, Юрла, достав из кармана блокнотик, спросил
Никандрова:
- Фамилию комиссара не помните? А то, может, сами о нем напишете: мы
неплохо платим за хлесткую информацию.
- Я, видите ли, информации писать еще не научился.
- Тогда честь имею кланяться, - сказал Юрла.
Воронцов догнал Юрла в гардеробе:
- Карл Эннович, вы про комиссара не пишите.
- Мне тогда вообще не о чем писать. Вы нашу читающую публику знаете -
она не выдержит философского диалога этих гигантов.
- Лучше уж не пишите вовсе, чем эту тему трогать...
- Значит - правда? Есть такой комиссар? Узнаю ведь через полицию, кто
сегодня приехал из Москвы, узнаю...
- Карл Эннович, я просил бы вас не трогать этой темы...
- Что, свой комиссар? - подмигнул Юрла, надевая пальто.
- Господин Юрла, я прошу вас не трогать эту тему.
- Все заговоры, заговоры... Надоели нам ваши заговоры, граф, хуже
горькой редьки... Пора бы серьезным делом заниматься.
- Вы можете дать мне слово, господин Юрла?
Юрла для себя решил не писать об этом комиссаре, как и о Никандрове,
- ему это было не очень-то интересно, но сейчас ему, в прошлом наборщику,
выбившемуся с трудом в люди, приятно было наблюдать за графом Воронцовым,
который, покрывшись красными пятнами, униженно и тихо молил его, сына
петербургского плотника.
- Не знаю, господин Воронцов, не знаю... У нас свобода слова
гарантирована конституцией, - куражился он, - не знаю...
Это и решило его судьбу.


РАЗНОСТЬ ОБЩИХ ИНТЕРЕСОВ
__________________________________________________________________________
Раздевалась Мария Николаевна Оленецкая стремительно, бесстыдно и
некрасиво. Как и большинство женщин, считал Воронцов, она только поначалу
была совестлива. Потом то, что называется любовью, стало для нее жадной
работой - она торопилась поскорее лечь в громадную постель, под душные,



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [ 15 ] 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.