столовой Тереса и Мария еще не кончили убирать со стола посуду и смахи-
вать крошки.
побаливала голова, и он с почти физическим отвращением избегал середины
кабинета, места, где Жеф Клаас...
моечной, где имелся насос и все, что нужно для уборки. Достал ведро, на-
лил воду, взял щетку без ручки, тряпки.
нату дочери.
ты не знал, удастся ли ему довести дело до конца.
не успев даже повернуться лицом к кровати, машинально забормотал:
он слышал это через дверь - какую-то бессвязную жалобную мелодию: в ней
не было ни мотива, ни определенных слов; петь вот так она могла целыми
часами.
матрас, взгляд у нее стал настороженным.
ческие нечистоты, загаживавшие пол. И приговаривал голосом, которого
никто бы не узнал:
своего папу...
ках Йориса, которых она не могла разобрать, в его тоне и небывалой раз-
говорчивости она предчувствовала новую угрозу.
себе.
знаменовал победу, и Терлинк без устали твердил:
как большая девочка...
те стоял тошнотворный, но Терлинк его не замечал. Эмилия по-прежнему по-
коилась на кровати совершенно голая, вытянувшаяся, тощая, бледная" в
пролежнях.
гого боку, Эмилию чаще всего охватывал ужас, превращавшийся в конце кон-
цов в страшную ярость.
самые скверные дни, - она кричала, выла, царапалась и старалась укусить.
Ему пришлось удерживать ее так, чтобы не сделать ей больно, и выжидать
момент, когда он сможет отскочить к двери и вырваться из комнаты, где
она, визжа, продолжала изрыгать самые сочные ругательства.
знал, настолько они были грубы и похабны.
чтобы не оставить в комнате ничего, обо что Эмилия могла бы пораниться.
Он постоял в коридоре, прислушиваясь к потоку ругани и непристойностей.
тщательно вымылся, с важным видом смотрясь в зеркало.
чился, но, успев уже переодеться, не испытывал желания вторично вымок-
нуть.
заходя в столовую, где - он это слышал - хлопотала его жена. Зажег газ,
взял сигару, надел очки и бегло окинул помещение взглядом.
- хотелось пить, но у него не хватило духу пойти за водой на кухню, а
звонка, чтобы позвать прислугу, не было.
док комнату, в которой он только что был. Даже в войлочных шлепанцах шаг
у нее всегда был тяжелый: поднимаясь или спускаясь по лестнице, она про-
изводила вдвое больше шума, чем любой другой на ее месте, а вечером,
когда она раздевалась в своей мансарде на третьем этаже, этот шум прев-
ращался в форменный грохот.
ными закрывающими лицо капюшонами. По тротуарам отрывисто щелкали сабо.
Пылали газовые рожки. Терлинк еще не зажег свет, и, чтобы проделать это,
ему пришлось встать. Он по-прежнему держал газету перед глазами, но
больше не читал. Его сигара потухла. Над головой у него Мария принялась
развешивать по местам одежду, кроме тех вещей, которые ей предстояло
унести на просушку вниз, на кухню. Она подошла к кровати. Первым делом
наклонилась, сняла с нее одеяла и простыни и одним сильным рывком пере-
вернула оба матраса.
о чем таком и не думал.
коридора. Из-под дверей столовой пробивался свет. Тереса наверняка под-
няла голову, оторвавшись от шитья и раздумывая, войдет муж или нет. Но
Терлинк, понурясь, поднялся выше. На площадке, заколебался и дважды от-
дернул руку от дверной ручки. Наконец, пожав плечами, перешагнул порог и
запер дверь на ключ, хотя в том не было никакой нужды: Тереса все поня-
ла, как только услышала, что он идет наверх, и теперь ей не пришло бы в
голову потревожить его. Убираясь, Мария зажгла свет. Йорис погасил его.
Она промолчала.
за окнами, острые стрелы газовых фонарей за пеленой тумана, темную гро-
маду ратуши, как бы служившую фоном для высоких узких окон.
всех красные простуженные носы и завистливые глаза, обращенные к ярким
витринам, особенно к тем, где выставлено съестное.
ся за работу с того же места, где прервала ее. Выходя, он мог бы повер-
нуть выключатель, но не сделал этого, закрыл за собой дверь и оказался
один на площадке между двумя лестничными маршами - тем, что ведет вверх,
где его дочь наверняка спит после припадка, и тем, что ведет вниз, где
его жена, хныча, склонилась над шитьем.
хивалась дверь, при выходе в лицо веяло холодом, при входе - теплом.
в карманы.
ше, где не горел свет, поскольку хозяин отсутствовал, и подумал, что Ван
де Влит остался в темноте.
тенде. Он никуда не пошел.
нул ноздрями привычный запах пива, можжевеловки и сигар. Репродукции ви-
сели на своих местах. Все стулья были свободны.
двери, выскочил сам Кес:
новую сигару и вставил ее в янтарный мундштук. Раздался сухой щелчок
футляра.
создавало впечатление жизни при ночнике, в серых тонах, слегка напоминая
чувства, которые бургомистр испытывал, если в будни отправлялся в собра-
ние и входил в парадный зал, когда единственный плафон издали освещал
меблировку и знамена.
качивая пиво, он все еще хмурился.
Влит. И вообще никто. Он был не просто бургомистром, лицом, которому на
более или менее долгий срок доверено управлять городом, лицом, чьего
благоволения добиваются. Он был хозяином, баасом!
управлял им, как управлял ею. И вот лучшее тому доказательство: газовый
завод будет не просто снесен - его демонтаж поручен крупной брюссельской
Каменистый Артем
Зыков Виталий
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Самойлова Елена
Андреев Николай