А ведь года не прошло с тех пор, как в Вене, под ту же музыку, при так же
слабо освещенном джаз-оркестре, он танцевал целыми ночами. Теперь танцевать
ему не хотелось. Не хотелось уйти с Неджлой, хотя он мог увести ее с собой в
любую минуту, стоило пожелать! Не хотелось и других женщин, находившихся
здесь, хотя по крайней мере две-три из них были красивы. Может быть, дело
было просто в том, что он очень, очень устал?
посмотрел на нее.
имело никакого значения. Она говорила, просто чтобы разговаривать, а ему
разговаривать вовсе не хотелось. От спиртного и музыки он весь оцепенел и
мог бы просидеть здесь еще долго, но официанты уже убирали со столов.
отстранился.
уже не было. Лампочки на вывеске бара погасли.
***
не глядя, куда ступает, и брюки его уже были грязными и мокрыми до колен.
Справа шумело море, но не было видно даже малейшего отблеска на воде.
спали бездомные, прямо на камнях, прижавшись друг к другу.
кооперативам, по лавкам, по конторам.
заниматься, возможно лучше, делами своих подопечных. Однако теперь все это
стало для него потребностью, страстью. Город стал для него живым существом,
которое отказалось принять Адиль бея, вернее, знать его не хотело,
вышвырнуло его на улицу, чтобы он бродил там в одиночестве, как
запаршивевшая собака.
добивался. Он изо всех сил старался разоблачить все его пороки. Это стало
печальной, безотрадной страстью.
была холодна и загадочна. Она принимала ласки Адиль бея так же безразлично,
как принимала его толпа, позволявшая ему бродить по вечерам от статуи Ленина
до нефтеперерабатывающего завода.
встречал там старуху в лохмотьях, которая часами стояла под дождем,
предлагая прохожим три полусгнившие рыбки. И не теряла надежды их продать.
Впрочем, может быть, у нее никогда не было никаких надежд?
он выучил несколько слов.
двадцать сигарет, уложенных в коробку.
клуб, ее черное шелковое платье, сшитое к балу в честь визита флота, ее
спокойные возражения, расстрелянного проводника. И спешил домой. Там он
говорил, даже не поворачиваясь к девушке:
рыба должна стоить дешево.
пять рублей.
шуршит бумагой.
говорила она. - Зато в кооперативе...
знал почему. Наудачу он попросил ее прийти в этот же вечер, и она послушно и
спокойно пришла.
расстрел? Чтобы узнать, возможно, что-либо такое, за что его самого
расстреляют? Не все ли ей было равно, лежит она в его объятиях или же в
объятиях другого? Она никого не любила, шла напрямик, ровным шагом,
несгибаемая и самоуверенная, и ее светлые глаза невинной или беспредельно
развратной девчонки, устремленные на окружающих, не выражали ничего, кроме
любопытства.
бесконечно долгие дни. Он очень уставал оттого, что нельзя было по дороге
зайти в кафе или к друзьям. Когда он задавал вопросы, люди в страхе
старались поскорее от него убежать. Другие быстро отвечали и уходили прочь.
Однажды он дал рубль маленькому мальчику, и у него на глазах прохожий,
видевший это, выхватил у мальчишки рубль и бросил в сточную канаву.
себе похожим на человека, охваченного постыдной страстью и желанием
удовлетворить ее.
в гостинице имени Ленина, где останавливаются крупные чиновники, подают
икру, французское шампанское, шашлыки.
отправной точкой был человек, расстрелянный ГПУ. Драма разыгралась почти что
в самом консульстве. Человек этот не решался заговорить при Соне А он, Адиль
бей, не позволил этой русской девушке уйти!
обессиленный, впадая иногда в мучительную панику. Ведь она в конце концов
возненавидит его! И он искал эту ненависть в ее глазах и даже, помимо воли,
пытался ее вызвать!
видом и успехами в игре в бридж!
каждый вечер в одном и том же порядке. Возможно, в повторности этих действий
создавалось некое подобие личной жизни, принадлежащей ему одному, и в этом
было какое-то колдовское очарование. Сперва уселся в кресло, снял галоши и
башмаки. После этого несколько мгновений посидел в неподвижности, глядя на
тени, пляшущие по комнате, на огонек свечи, на дом напротив.
посуровев лицом, будет возражать против очевидности. А что такое сказала
г-жа Пенделли нынче вечером, незадолго до прихода Джона?
это странным? - потом добавила, глядя в сторону:
него ни разу не было никаких неприятностей.
Неджла вовсе не жена Амара, а какая-то девка из Москвы!
все, как прохожие на улицах, как служащие в конторах, как сам Колин и его
жена: молчать, забиться в свою нору.
иностранцев, ему внезапно объявили:
утрам. Делала вид, что прибирает в кабинете, наливала воду в кувшин. До
завтрака проводила время в спальне и кухне, но там было так же грязно, как и
прежде.
обществе других женщин или какого-то мужчины и делал вид, что не замечает
этого.