Может быть, она консультировалась у них? И поскольку отец тяжело болел,
мальчик не должен был шуметь, должен был всегда молчать, не противоре-
чить больному, быть первым учеником в классе, есть что дают, даже те-
лячью голову - блюдо, вызывавшее у него отвращение, но отец требовал,
чтобы его готовили не реже двух раз в неделю.
ли не святой, и все продавцы квартала твердили ему об этом, покачивая
головами с восхищением и сочувствием.
классу лечился в санатории; у другого - погиб в уличной аварии. Он был
единственным, у кого отец, с виду совершенно здоровый человек, неподвиж-
но сидел в кресле.
он и выбрал медицину, а не юриспруденцию, хотя в те времена при виде
крови ему делалось дурно.
ла он хотел изучать психиатрию, то, может быть, именно потому, что наме-
ревался объяснить загадку последних лет жизни отца?
вакансия практиканта на акушерском отделении в больнице Брока. Он только
что женился. Семья еле сводила концы с концами. Он подготовил конкурсную
работу в рекордный срок.
думает, что его деятельность ограничивается одной работой в клинике. Он,
со своей стороны, также наблюдал за матерью, пытаясь проанализировать их
отношения.
если почти не выказывала своей любви, то это можно объяснить тем, что ее
муж также требовал к себе внимания, и хотя неподвижно пребывал в своем
кресле, тем не менее заполнил собой всю квартиру.
Чтобы покарать их и уязвить своим презрением, он укрылся в четырех сте-
нах и стал мучеником.
несчастье как удачу. Наконецто целиком в ее распоряжении находился чело-
век, который ничего уже больше не мог делать сам и полностью от нее за-
висел. Разумеется, преданность ее была вне сомнения. В глазах всего
квартала она была святой женщиной, да и сама считала себя таковой.
если ее муж боролся ради несчастных - угнетенных, как тогда говорили, -
то сама она исповедовала все возрастающую ненависть ко всем богачам без
исключения:
все-таки стал богачом. По ее глубокому убеждению, всякий человек, если
он живет в определенном квартале и ведет определенный образ жизни, имеет
слуг и определенным образом одевается, - уже богач.
как доктор Бенуа, который прежде жил на их улице; его видели часто, он
всегда куда-то спешил с коричневым докторским саквояжем.
ролевского Брата, мать навещала их каждую неделю и всегда приносила ма-
ленький пакет - кофе, сахар, шоколад, несколько ломтиков ветчины.
уже приносила только лакомства для детей. Пенсия, которую она получала
от правительства, была довольно скромной. Как только представилась воз-
можность, Шабо стал давать ей ежемесячную дотацию - в конце концов она
согласилась, так как это не шло вразрез с ее принципами.
еще обзавестись своей клиентурой...
честолюбию он стал профессором. Но простить ему клинику на Липовой улице
и квартиру на Анри-Мартэн не смогла; туда она зашла всего раз и за все
время своего посещения почти не разжимала рта, с презрением разглядывая
шелковые шторы, ковры, обстановку и картины.
Давидом туда ездили уже не так часто, потому что жизнь усложнилась.
рила Кристина.
примут меня за одну из ваших служанок. Нет уж, я свое место знаю и став-
лю его выше вашего.
сохраняла все на старых местах, как в музее. Он умолял ее, чтобы она
позволила ему внести хоть какие-нибудь улучшения, например оборудовать
ванную, установить электропечь, позднее он заговорил о телевизоре.
без нее до самой смерти.
ласилась даже на телефон:
нить не станет.
ком. Да она ничего от него и не взяла бы. Она открыла для себя одно се-
мейство, родственников по матери, ему неизвестных, он только изредка
краем уха слышал обо всех этих Нику, Папе и Варнье. Одни из них жили в
Версале и в Париже, другие, молодые, обосновались в Северной Африке.
тем, кого судьба особенно преследовала. Она знала все их семейные драмы,
знала, кто потерял работу, знала, что у одной из внучатых племянниц рак,
а у другой - преждевременные роды и ребенок-инвалид.
приносила маленькие пакеты, а остальным писала длинные письма; вот и
сейчас у нее на столе лежало неоконченное письмо.
нашу совместную жизнь - слышишь: ни разу! - не пришел он домой пьяным.
Да я бы этого и не допустила. Он выпивал одну рюмку в кафе, в дружеской
компании, да и заходил он туда не столько ради игры в карты, а потому
что любил поговорить о политике. Он был апостолом истины! Ради своих
идей он пожертвовал всем.
его отцом и им самим.
газет - две рюмочки...
- он знал, что и там ничего не изменилось: те же обои в розовых и голу-
бых цветах, та же этажерка, на которой все в том же строгом порядке сто-
ят его школьные учебники и призы.
понимал зачем, даже не задавался таким вопросом. Но теперь, когда вроде
бы нашел ответ, у него перехватило горло.
сказать ей. Лучше было бы оставить письмо.
признается в том, что, несмотря на видимые успехи и деньги, он несчас-
тен? И тогда она пожалела бы его.
лели. Да и не жалость ему нужна. Он написал бы ей совсем о другом, но
вот о чем - уже улетучилось из головы. При всем желании он не мог уло-
вить свою мысль.
ми, на книги в потрепанных переплетах, когда он думал о своей детской
комнате и видел перед собой стол с очками, служившими по очереди обоим
супругам.
му. Ему казалось, будто он сам видел, как отец вернулся с улицы в пос-
ледний раз, но в действительности сцена разыгралась без него: он был в
школе.
это бывает при вынесении сложного диагноза, все сложилось в одну карти-
ну. Он был настолько близок к открытию, что уже, казалось, ухватился за
путеводную нить, не отдавая себе отчета в том, какая горестная гримаса
исказила его лицо.