мой проступок, я берусь удвоить силу ваших выражений. Так вот: это
возмутительно! Чудовищно! Ни в какие ворота не лез...
места...
у Лидса, а я ответил, что там моя сумка, и вы сказали, что мы продолжим
сегодня, на что я ответил, что да, непременно. Если бы я остался у Лидса,
мне позволили бы поспать семь часов. Я же решил использовать эти законные
часы по своему усмотрению, и они еще не истекли. Впрочем, вы мне кое-что
напомнили. Выбирайте: либо я сейчас перехвачу что-нибудь на завтрак и,
заморив червячка, приеду к вам сам, без сопровождения, либо же упрусь
рогом и тогда ваш посланник изрядно попотеет, чтобы вытащить меня за
пределы города. Вот, кстати, и он, легок на помине.
сегодня, велите ему не таскаться за мной. Я от этого робею.
уклонялись от встречи с моим человеком.
одним лишь исключением. После того как вестчестерский сыщик завершил
телефонные переговоры, и мы сошлись на том, что я поеду сам, сержант
великодушно заявил, что счет оплатит полицейское управление. Я спросил
сыщика, осознал ли он, что я не потерплю слежки за собой, на что он
ответил, чтобы я не волновался, поскольку он возвращается на Тридцать
пятую улицу, дабы встретиться с Ниро Вульфом. Мне это не понравилось, но я
смолчал, поскольку еще не решил, что говорить. Поэтому, заглянув в
забегаловку на Лексингтон-авеню, чтобы проглотить сэндвич и пинту эля, я
первым делом зашел в телефонную будку, позвонил домой и наказал Фрицу не
снимать дверную цепочку и говорить посетителям, что Вульф отбыл из города
и больше ничего. И еще - никого не впускать.
парку и по близлежащим авеню, я разобрался с самыми насущными проблемами и
теперь, по пути в Берчвейл, составил для себя ясную картину. Учитывая все
обстоятельства, например, что дом выставляют на продажу, не оставив мне
даже намека, не говоря уж о четком плане действий, я бы не рискнул
побиться об заклад, что Вульф попросту затаился. Уж больно искренне Марко
кудахтал: "О, мой друг, мой бедный юный дружок..." Вполне могло статься,
что Вульф и в самом деле решил умыть руки. Сотню раз, а то и больше, когда
что-то или кто-то - частенько я - ему особенно докучали, он начинал
разглагольствовать о своем собственном доме в Египте и о том, насколько
замечательно было бы пожить там. Я, естественно, пропускал это мимо ушей
как досужие бредни. Теперь же я осознал, что человек, настолько
эксцентричный, чтобы угрожать переездом на житье в Египет, вполне
эксцентричен для того, чтобы претворить свою угрозу в жизнь, особенно
после того, как дело заходит так далеко, что он вынужден улепетывать, как
заяц, вскрыв коробку с колбасками.
где-то, собираясь с силами и вынашивая планы. Но и обратного полагать я не
мог. Я вообще ничего не мог полагать. Исчез ли он навсегда, или замыслил
нечто такое, по сравнению с чем его обычные выходки казались бы детскими
шалостями? Подразумевалось, видимо, что я одним махом отыщу ответ на этот
вопрос, как и на все остальные, руководствуясь, естественно, собственным
опытом и интеллектом, однако в моем нынешнем положении комплимент мне не
польстил. Если случилось так, что я, наконец, окончательно и бесповоротно
предоставлен самому себе, то очень даже хорошо; как-нибудь справлюсь. Но,
с другой стороны, с жалованья меня вроде бы пока не сняли... И что из
этого следует? Свихнуться можно. В итоге, все для себя прояснив и разложив
по полочкам, в Берчвейл я прибыл в более свирепом и презлющем настроении,
чем когда бы то ни было.
стражу, и на извилистую аллею меня пропустили лишь после того, как я
предъявил четыре разных документа. Оставив машину возле дома на площадке,
окаймленной вечнозеленым кустарником, я обогнул дом и подошел к парадному
входу. Дверь открыла служанка, бледная и заплаканная. Она не проронила ни
слова, только стояла и держала дверь, но тут подвернулся один из подручных
шерифа, которого я знал в лицо, но не по имени. Он буркнул: "Сюда" и
провел меня направо, в ту самую комнатенку, в которой я уже побывал.
перед кипой бумаг.
одного звука, кроме шелеста бумаг, которые ворошил Дайкс.
тихо. В Нью-Йорке куда шумнее. Если вам...
пишущая машинка. Звук был приглушенный, но, без сомнения, принадлежал
пишущей машинке, причем печатал профессионал.
лежащие перед ним бумаги. Я был слишком далеко, чтобы различить отдельные
слова, но по разным признакам вскоре заключил, что Дайкс сравнивал
отпечатанные показания членов семьи, гостей и прислуги. Не будучи в данный
миг занят, я бы с радостью помог ему разобраться в них, но прекрасно
понимал, что делать такое предложение - значит просто сотрясать воздух. От
напряженного разглядывания бумаг мои утомленные веки смежились, и тут я
впервые ощутил, насколько хочу спать. Я решил, что лучше открою глаза,
потом подумал, что проявлю силу воли, если сумею бодрствовать с прикрытыми
глазами...
Протестуя против такого обращения, я отшатнулся и отмахнулся кулаком, а уж
потом открыл глаза и вскочил на ноги. Щуплый малый с гусиной шеей едва
успел отпрянуть. Он казался одновременно испуганным и разозленным.
сидел за столом и ковырялся в бумагах, а подле него высился окружной
прокурор Арчер.
Арчер уселся у края стола слева от меня, Дайкс восседал напротив, а
тщедушный субъект устроился справа с блокнотом и ручкой.
визите миссис Рэкхем и Лидса к Вульфу.
пара пустяков. Заверяю вас, что мои показания не изменятся ни на йоту.
испытывал некоторые затруднения, но потом слова потекли свободно, и я с
удовлетворением предложил бы сравнить мой рассказ с моими Предыдущими
показаниями, если бы сохранился протокол.
концов Арчер спросил:
дверь закрылась, Арчер заговорил:
Рэкхем говорит, что вы лжете про разговор его супруги с Вульфом.
неправда. По его словам, в денежных вопросах никаких трений или
недоразумений между ними не было. Кроме того, он показал, что жена
говорила о том, что подозревает мистера Хэммонда из Кредитной компании
Метрополитен в неверном ведении ее финансовых дел и желает
проконсультироваться по этому поводу с Ниро Вульфом.
подтверждает его слова?
Как, впрочем, и мистер Рэкхем.
стоит говорить вам. Пусть эти останется между нами. Сами понимаете -
Белоусов Валерий
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Панов Вадим
Семенова Мария
Флинт Эрик