наползавшими песками. Элвин мог воображать, что где-нибудь в
лабиринтах Диаспара все еще скрыт летательный аппарат, но, по
правде говоря, не верил в это. Даже в те дни, когда небольшие
личные флаеры использовались повсеместно, трудно было
представить себе, что их можно было эксплуатировать в пределах
городской черты.
представил себя господином неба, и мир распростерся под ним,
приглашая отправиться куда угодно. Этот мир не принадлежал его
собственной эпохе; это был утерянный мир Рассвета - просторные
и живые панорамы холмов, озер, лесов. Он испытывал горькую
зависть к незнакомым предкам, которые столь свободно летали
вокруг Земли и позволили умереть ее красоте.
усилием воли он вернул себя к действительности и к текущим
проблемам. Если небо было недосягаемо, а путь по земле -
перекрыт, что оставалось?
неприятно сознавать свою неспособность продвинуться дальше
только за счет собственных усилий, но внутренняя честность
заставляла примириться с этим обстоятельством. Неизбежно его
мысли обратились к Хедрону.
очень рад, что они повстречались, и был благодарен Хедрону за
помощь и скрытую симпатию, выказанную к нему и к его поискам.
Это был наиболее сходный с ним человек во всем Диаспаре, но все
же некоторые черты личности Шута коробили его. Возможно,
присущий Хедрону дух иронической отрешенности производил на
Элвина впечатление неявной насмешки над всеми его усилиями,
даже когда тот, казалось, всеми силами старался помочь. Из-за
этого, равно как и из-за собственного упрямства и
независимости, Элвин колебался привлекать Шута иначе как в
качестве последнего средства.
недалеко от Зала Совета. В городе было много подобных
уединенных местечек, часто расположенных вблизи оживленных
артерий и одновременно полностью отрезанных от них. Обычно туда
можно было попасть только пешком, кружным путем; иногда они
вообще размещались в центре умело задуманных лабиринтов,
подчеркивавших их изоляцию. Избрание для рандеву подобного
места было весьма характерно для Хедрона.
находился фактически в глубине одного из огромных зданий. Тем
не менее он не имел видимых пределов, будучи ограничен
прозрачным бирюзовым веществом, которое слабо светилось
изнутри. И все же дворик был устроен так, чтобы не возникала
опасность ощутить себя затерянным в бесконечном пространстве.
Невысокие стенки, едва доходившие Элвину до пояса, прерывались
кое-где проходами и создавали впечатление уютной
ограниченности, без которой в Диаспаре никто не мог чувствовать
себя довольным.
из этих стенок. Она была покрыта тонкой мозаикой из
разноцветных плиток, столь фантастически закрученной, что Элвин
даже не попытался проследить ее детали.
замечаешь ли ты в ней чего-то необычного?
Мне она не нравится, - но в этом как раз нет ничего странного.
края - как они округлились и смягчились. В Диаспаре такое можно
увидеть очень редко. Это - износ, разрушение вещества под
натиском времени. Я помню время, когда эта картинка была новой
- всего восемь тысяч лет назад, в мою предыдущую жизнь. Придя
на это место еще через дюжину жизней, я обнаружу, что плитки
полностью износились.
городе есть и другие произведения искусства, недостаточно
хорошие, чтобы храниться в схемах памяти, и не столь плохие,
чтобы подвергнуться немедленному уничтожению. Когда-нибудь, я
полагаю, придет другой художник и выполнит работу лучше. И его
работе не позволят износиться.
Хедрон, продолжая ощупывать трещины в мозаике. - Странно, что
об этом я помню, а самого человека - нет. Может быть, он мне не
нравился, и я стер его образ из моего сознания, - он
усмехнулся. - А может быть, я изготовил стенку сам, во время
одного из артистических приступов, и был так раздражен отказом
города сделать ее вечной, что решил позабыть обо всей этой
истории. Ага, я так и знал, что эта плитка отвалится!
очень довольным этим мелким вредительством. Он бросил обломок
на землю, добавив:
сделать!
пробивающему себе путь там, где чистая логика бессильна, Элвин
понял, что все это - урок для него самого. Он взглянул на
валявшийся у его ног золотой осколок, стараясь как-то связать
его собственными размышлениями.
его.
Хедрону. - В Диаспаре есть объекты, которые не хранятся в
ячейках памяти, поэтому я никогда не смогу обнаружить их на
мониторах в Зале Совета. Если я пойду туда и сфокусируюсь на
этот дворик, я не увижу и следа стены, на которой мы сидим.
будет.
нетерпением, чтобы заботиться о таких мелочах. - Подобным же
образом могут существовать части города, которые никогда не
помещались в схемы вечности, но пока не износились. Тем не
менее, я не понимаю, какой мне толк от этого знания. Мне
известно, что внешняя стена существует - и проходов в ней нет.
могу ничего обещать тебе. Но, думаю, мониторы нас могут научить
еще многому - если им позволит Центральный Компьютер. И,
кажется, он испытывает к тебе немалую симпатию.
До сих пор он считал, что доступ к мониторам он получил лишь
благодаря влиянию Хедрона. Ему не приходило на ум, что это
могло быть следствием каких-то его собственных качеств.
Положение Уникума было достаточно невыгодным; поэтому вполне
справедливым казалось обладание также и какими-то
преимуществами.
помещении, где Элвин провел столько часов. Он взглянул теперь
на него с новым пониманием: все, что он видел здесь,
существовало - но все же не весь Диаспар был отображен. Тем не
менее, все несоответствия не могли не быть тривиальными и
незаметными со стороны - по крайней мере, Элвин был в этом
уверен.
Хедрон, садясь за пульт монитора, - но клавиши управления
оказались для меня заблокированными. Может быть, теперь они
подчинятся мне.
вначале медленно, а затем с возраставшей уверенностью двигались
по клавиатуре, на мгновения застывая в узловых точках сенсорной
сети, вделанной в пульт.
всяком случае, мы сейчас увидим.
появилось несколько обескураживающее сообщение:
КОНТРОЛЬНЫЙ ТЕМП
главном забыл.
когда сообщение исчезло с экрана, он повернулся вместе с
креслом, чтобы держать копию города в поле зрения.
узнаем о Диаспаре кое-что новое.
Изображение города парило перед его глазами во всей привычной
красоте и блеске - но он не замечал ни того, ни другого. Он уже
Куликов Роман
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Флинт Эрик
Каменистый Артем