родственницей, испуганные угрозой скорой разлуки, прибегли к способу,
который спас нас от этой беды. Я притворился больным, жаловался на голову,
жаловался на грудь и являл все признаки человека, пораженного целой кучей
недугов. Хозяин мой пригласил врача, что привело меня в трепет. Я боялся,
что этот Гиппократ признает меня совершенно здоровым. Но, на мое счастье,
после тщательного осмотра он, точно сговорившись со мной, заявил напрямик,
что моя болезнь серьезнее, чем я думаю, и что, по всей видимости, мне еще
долго нельзя будет выходить. Дон Иньясио, которому не терпелось увидеть
свой собор, не считал нужным отложить отъезд. Он предпочел взять в
услужение другого парня и удовольствовался тем, что покинул меня на
попечение сиделки, вручив ей некоторую сумму денег, чтоб похоронить меня,
если я умру, или вознаградить за услуги, если выздоровею.
же излечился от всех своих недугов. Я встал, отпустил проницательного
врача и отделался от сиделки, укравшей у меня половину той суммы, которую
должна была мне вручить. Покамест я играл роль больного, Каталина
представляла перед своей госпожой, доньей Анной де Гевара, другую комедию,
уговаривая ее, что я создан для интриги, и внушая ей желание сделать меня
одним из своих агентов. Королевская кормилица, которая из страсти к наживе
нередко пускалась на разные предприятия и нуждалась в такого рода людях,
приняла меня в число своих слуг и не замедлила испытать мою преданность.
Она стала давать мне поручения, требовавшие некоторой ловкости, и, скажу
без похвальбы, я недурно с ними справлялся. Поэтому она была столь же
довольна мною, сколь я был справедливо недоволен ею: эта дама была так
скупа, что не предоставляла мне ни малейшей доли от тех плодов, которые
она пожинала благодаря моему проворству и моим трудам. Она воображала,
что, аккуратно платя мне жалованье, проявляет по отношению ко мне
достаточную щедрость. Эта чрезмерная скаредность пришлась мне не по нутру
и я, наверное, вскоре покинул бы донью Анну, если бы меня не удерживали
ласки Каталины, которая, изо дня в день все более воспламеняясь любовью,
наконец, открыто предложила мне на ней жениться.
так быстро состояться: сперва мне нужно узнать о смерти одной юной особы,
которая вас опередила и мужем коей я стал за мои грехи.
этому поверить. Вы хотите убедить меня, что уже связаны браком. А для
чего? Видимо, для того, чтоб вежливо прикрыть свое нежелание взять меня в
жены.
сочла своим поражением и, почувствовав себя обиженной, переменила
обращение со мною. Мы не поссорились, но наши отношения явно становились
все холоднее, и мы ограничивались в общении друг с другом лишь
требованиями учтивости и благопристойности.
Сантильяна, секретарю первого министра испанской короны, требуется лакей,
и эта должность тем больше меня прельщала, что мне рассказывали о ней, как
о самой приятной из всех, какие я мог бы занять.
очень ценимый герцогом Лермой, который поэтому, наверное, далеко пойдет.
Кроме того, сердце у него щедрое: обделывая его дела, вы и свои отлично
устроите.
сразу же почувствовал расположение и который принял меня на службу по
одному моему внешнему виду. Я без колебаний покинул ради него королевскую
кормилицу, и он будет, если бог захочет, последним моим хозяином.
ко мне:
что вы всегда находили во мне слугу, столь же верного, сколь и
ревностного. Мне необходимо ваше свидетельство, чтобы убедить их в том,
что сын Косколины исправился и добродетельными чувствами заменил порочные
наклонности.
детстве своем Сипион был истинным "пикаро", то с тех пор он совершенно
исправился и стал образцом безупречного слуги. Не только я не могу
пожаловаться на его поведение в отношении меня, но должен сознаться, что
весьма многим ему обязан. В ночь, когда меня схватили и отвезли в
Сеговийскую башню, он спас от разграбления и спрятал в надежное место
часть моих вещей, которые безнаказанно мог бы себе присвоить. Но он не
удовольствовался сохранением моего имущества: из чистой дружбы он заперся
вместе со мною в тюрьме, предпочитая прелестям свободы сомнительное
удовольствие разделить со мною муки заключения.
КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ
так как одна привыкла к подчиненному положению субретки, а другая охотно
приучалась к роли хозяйки. Мы с Сипионом были мужьями столь
предупредительными и столь любимыми своими супругами, что вскоре испытали
счастье стать отцами. Они забеременели почти одновременно. Первой
разрешилась Беатрис и произвела на свет дочку, а через несколько дней
Антония преисполнила всех нас радости, подарив мне сына. Я послал своего
секретаря в Валенсию, чтобы сообщить эту новость губернатору, который
прибыл в Лириас с Серафиною и маркизой де Плиего, чтобы стать
воспреемником наших детей, почитая за удовольствие прибавить этот знак
своего расположения к прежним благодеяниям, которых я от него удостоился.
Моего сына, крестным коего был этот сеньор, а крестной - маркиза, нарекли
Альфонсом; а губернаторша, пожелавшая, чтобы я дважды стал ей кумом,
держала вместе со мною у купели дочь Сипиона, которой мы дали имя
Серафина.
лириасские поселяне ознаменовали его празднествами, показавшими, что вся
деревня принимает участие в радостях своего сеньора. Увы! Веселье наше
продолжалось недолго, или, вернее, оно внезапно превратилось в сетования,
жалобы и причитания вследствие события, которое протекшие с тех пор
двадцать лет не смогли заставить меня позабыть и которое до сих пор живет
в моей памяти. Сын мой умер, и мать его, хотя роды сошли благополучно,
вскоре последовала за ним: летучая лихорадка унесла любезную мою супругу
после четырнадцати месяцев замужества. Пусть читатель, если возможно,
представит себе горе, меня охватившее! Я впал в тупое уныние. Слишком
сильно чувствуя свою утрату, я казался как бы бесчувственным. Пять или
шесть дней пробыл я в таком состоянии. Я не хотел принимать никакой пищи,
и, не будь Сипиона, я, вероятно, уморил бы себя голодом или помешался. Но
этот искусный секретарь сумел обмануть мою скорбь, приспособившись к ней.
Он заставлял меня глотать бульон, поднося мне его с таким огорченным
лицом, точно он дает его не для того, чтобы сохранить мою жизнь, а чтобы
растравить горе.
происшедшем несчастье и о жалостном состоянии, в коем я обретался. Этот
добрый и сострадательный сеньор, этот великодушный друг вскоре приехал в
Лириас. Не могу без слез вспомнить тот момент, когда он предстал моим
глазам.
приехал сюда, чтобы вас утешать; я приехал, чтобы оплакать вместе с вами
Антонию, как вы оплакивали бы со мной Серафину, если бы Парки похитили ее
у меня.
Сколь ни был я подавлен печалью, я не мог не чувствовать доброты дона
Альфонсо.
сделать, чтобы сломить мое горе. Они решили, что хорошо было бы на время
удалить меня из замка, где все непрестанно рисовало мне образ Антонии.
После этого сын дона Сесара предложил мне отправиться в Валенсию, а мой
секретарь так умело поддержал его предложение, что я согласился. Я оставил
Сипиона и его жену в замке, пребывание в котором, действительно, только
растравляло мою рану, и уехал с губернатором. Когда я прибыл в Валенсию,
дон Сесар и его невестка ничего не пожалели, чтобы ослабить мое горе: они
беспрерывно доставляли мне всевозможные развлечения, способные меня
рассеять; но, несмотря на все заботы, я так и оставался погруженным в
меланхолию, из которой они не могли меня извлечь. Сипион тоже не щадил
сил, чтобы вернуть мне душевное спокойствие: он часто приезжал из деревни
в Валенсию, чтобы справиться обо мне. Возвращался он то веселым, то
печальным, в зависимости от того, насколько я поддавался или не поддавался
утешениям. Эта черта мне очень понравилась; я был признателен за
выказанные им дружеские чувства и радовался тому, что обладаю столь
преданным слугой.
распространили слух, который интересует все королевство: говорят, что
Филиппа III не стало и что принц-наследник вступил на престол. К этому
добавляют, что кардинал герцог Лерма лишился своей должности (*198) и что
ему запрещено даже появляться при дворе, а также, что дон Гаспар де Гусман
Посняков Андрей
Ларссон Стиг
Каргалов Вадим
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий