себе в повелители того, кто быстрее всех рассекает волны и потому может
всегда оказать слабому помощь.
по которому все пустились плыть. Стрелою мчалась вперед всех щука, а с
нею селедка, пескарь, окунь, карп и другие многие. Плыла и камбала, тоже
думала, что достигнет цели.
с досадою воскликнула плоская и тяжеловесная камбала, далеко отставшая
от всех. - Кто, кто обогнал?" - "Селедка", - отвечали ей. "Ничтожная,
голая селедка!? - воскликнула завистливая камбала. - Голая селедка?!"
здесь, сударь, где травы не очень обильны и не очень тощи; потому что и
те и другие не полезны для коров". - "Почему же так?" - "А вот извольте
прислушаться, - отвечал пастух, - это ведь на лугу выпь кричит таким
густым басом... Тоже ведь в пастухах была, и удод тоже. Я вот сейчас
расскажу, как они пасли.
цветов изобилие; вот ее коровы от той травы всегда были бодры и в теле,
да уж очень дики.
сок крутит, а коровенки его бывали худы и никак не могли сил набраться.
разбегаются. Бывало, кричит до хрипоты: "В путь пойдем! В путь пойдем!"
- а они все ее голоса не слушают!
тощены и бессильны. "Подь, подь, подь!" - кричит бедняга, из сил выбива-
ется, а коровы его все лежат на песочке.
кричит по-прежнему хриплым басом: "В путь пойдем!" - а удод все надсажи-
вается, выкрикивая: "Подь, подь, подь!"
ко не были настолько умны и плутоваты, как теперь, случилось в небольшом
городке диковинное происшествие.
одного из горожан и на рассвете не решалась выйти из своего укромного
уголка из опасения, что при вылете ее, как и всегда, птицы поднимут
страшный крик.
он так перепугался, увидев в углу сову, что тотчас выбежал, бросился к
хозяину и возвестил ему: "В житнице сидит чудовище, какого я в жизнь
свою не видал, - глазами ворочает и каждого живьем проглотить готово". -
"Знаю я тебя, - сказал ему хозяин, - за черным дроздом в поле гоняться -
на это ты мастер; а к дохлой собаке без палки не подойдешь. Сам пойду
посмотрю, что ты там за чудовище открыл", - и храбро пошел в житницу и
стал кругом озираться.
и он тоже перепугался не меньше, чем его слуга.
они оказали ему, помощь против невиданного и опасного зверя; а не то
оно, мол, как вырвется из его житницы да накинется на город, так городу
грозит великая опасность.
сами и топорами, словно навстречу врагу; явились и ратманы с бургомист-
ром во главе. Построившись на площади рядами, они двинулись к житнице и
окружили ее со всех сторон.
наперевес вступил было в житницу...
выговорить не мог.
вперед высокий здоровый мужчина, который был известен своими военными
подвигами, и сказал: "Вы не выгоните оттуда чудовища одним взглядом; тут
надо взяться за дело толком, а вы все, как я вижу, оробели и сунуться
поближе не смеете".
следует.
его жизнь.
сову, которая тем временем уселась на одной из поперечных балок.
раясь лезть вверх, то все стали кричать ему: "Смелее! Смелее!" - и при-
зывали на помощь ему Святого Георгия, который убил дракона.
рается, да к тому же и криком была перепугана и не знала куда деваться,
она повела глазами, взъерошила перья, захлопала крыльями, защелкала клю-
вом и глухим голосом взвыла: "Шуху! Шуху!"
чал им воин.
сознания спустился наземь.
страшной опасности. "Чудовище, - так говорили все, - одним своим ды-
ханьем отравило и нанесло смертельную рану храбрейшему из нас, неужели
же мы, остальные, дерзнем тут ставить свою жизнь на карту?"
время совещание не приводило ни к чему, пока, наконец, бургомистру не
пришла превосходная мысль. "По-моему, - сказал он, - нам следует из об-
щей складчины откупить у хозяина эту житницу со всем, что в ней хранит-
ся" - с зерном, с сеном и соломой, и, обеспечив его от убытков, сжечь
эту житницу дотла! Тогда, по крайней мере, не надо никому свою жизнь
подвергать опасности. Тут уж нечего и рассуждать, и скупость в данном
случае была бы неуместна".
делить время жизни. Тут пришел к нему осел и спросил: "Повелитель, как
долго должен я жить?" - "Тридцать лет, - отвечал ему Господь, - довольно
ли с тебя?" - "Ах, это слишком много, - возразил осел, - сам вообрази
мое тягостное существование: с утра до ночи таскать тяжкие ноши, кули с
зерном возить на своем хребте на мельницу, чтобы другим доставить муку
для хлеба... А поощрение какое? Одни удары да пинки! Нет, уж ты поу-
меньши мне срок жизни!" Сжалился над ним Господь и сократил его жизнь до
восемнадцати лет.
го хочешь ты жить на свете? - спросил собаку Бог. - Вот ослу показался
тридцатилетний срок слишком большим, а тебе довольно ли этого будет?" -
"Воля твоя. Господи, - отвечала собака, - но сообрази - сколько я должна
бегать? Пожалуй, ноги мои так долго и не выдержат; а если при этом я еще
и лаять перестану, и зубы у меня выпадут, тогда придется мне только без
пользы слоняться из угла в угол да ворчать".
ни. Затем явилась обезьяна. "Ну, ты уж, верно, пожелаешь жить тридцать
лет на свете? - сказал Бог обезьяне. - Работать тебе не нужно, как осел
и собака работают, тебе всегда привольно". - "Это только со стороны так
кажется, - сказала обезьяна, - а на самом деле все иначе. У меня тоже
бывает, что к киселю ложки не хватает! Ведь я же все должна выкидывать
разные веселые штуки, рожи корчить, чтобы смешить людей, а как дадут они
мне яблоко, смотришь: оно оказывается кислым. Как часто за шуткою скры-
вается грусть! Нет, тридцать лет жизни мне не вынести!" Бог смиловался и
даровал ей только десять лет.
делить ему время жизни. "Вот тебе тридцать лет, - сказал Господь, - до-
вольно ли тебе?" - "Слишком мало! - воскликнул человек. - Чуть только я
обзаведусь домом, чуть только запылает огонь в моем очаге, чуть только
зацветут и станут приносить плоды посаженные мною деревья, жить бы мне
да радоваться! А тут и умирать изволь! Нет, милосердный Боже, продли мой
краткий век!" - "Ну, хорошо. Я приложу к нему восемнадцать лет осла", -
сказал Бог. "Мало мне!" - возразил человек. "Ну, еще двенадцать лет со-
бачьего века". - "И все-таки мало!" - "Ну, ладно же! Накину тебе еще де-
сять лет обезьяньего века, больше и не проси!" Человек ушел все же очень
недовольный.