Чтение 141–й страницы книги ~Проза и ессе, переводы~

даже самоубийственны".

Именно здесь, господин президент, я думаю, ваша метафора вас подводит.
Ибо ни коммунистический, ни посткоммунистический кошмар не сводится к
неудобству, поскольку он помогал, помогает и в течение достаточно долгого
времени будет помогать демократ ическому миру искать и находить причину зла
вовне. И не только миру демократическому. Для многих из нас, кто жил в этом
кошмаре, и особенно для тех, кто боролся с ним, его присутствие было
источником значительного морального удовлетворения.

Ибо тот, кто борется или сопротивляется злу, почти автоматически полагает
себя добрым и избегает самоанализа. Так что, возможно, пора - и нам, и миру
в целом, будь он демократическим или нет - соскоблить термин "коммунизм" с
человеческой реальн ости Восточной Европы, дабы можно было признать в этой
реальности то, чем она была и остается, - зеркало.

Ибо человеческое зло всегда является таковым.

Географические названия или политическая терминология дают не телескоп
или окно, но отражение нас самих: человеческого негативного потенциала. То,
что происходило в нашей части света на протяжении двух третей столетия, по
своему масштабу не уклад ывается в слово "коммунизм". Ярлыки в целом
упускают больше, чем сохраняют, а в случае десятков миллионов убитых и
подорванных жизней целых наций ярлык просто не годится. Хотя количественное
отношение палачей к жертвам в пользу последних, размеры того, ч то произошло
в наших краях, показывают, учитывая тогдашнюю техническую отсталость, что
первые также насчитывались миллионами, не говоря уже о соучастии других
миллионов.

Проповеди - не моя стихия, к тому же вы обращенный. Не мне вам говорить,
что то, что вы называете "коммунизмом", было человеческим падением, а не
политической проблемой. Это была человеческая проблема, проблема нашего
вида, и потому она имеет за тяжной характер. Ни писателю, ни тем более
лидеру нации не следует использовать терминологию, которая затемняет
реальность человеческого зла - терминологию, я должен добавить, изобретенную
злом, чтобы затемнить его собственную реальность. Также не следу ет называть
его кошмаром, поскольку это человеческое падение произошло не во сне, по
крайней мере в нашем полушарии.

До сегодняшнего дня слово "коммунизм" остается удобным, ибо -изм
предполагает fait accompli. В славянских языках особенно, -изм, как вы
знаете, предполагает чужестранность явления, а когда слово, содержащее -изм,
обозначает политическую систему, эта система воспринимается навязанной.
Действительно ли наш конкретный -изм был задуман не на берегах Волги или
Влтавы, и то, что он расцвел там с уникальной силой, не свидетельствует об
исключительном плодородии нашей почвы, ибо он расцветал в разных ши ротах и
совершенно иных культурных зонах с той же пышностью. Это говорит не столько
о навязывании, сколько о довольно органичном, если не сказать универсальном,
происхождении нашего -изма. И следует думать, что немного самоанализа - со
стороны демократи ческого мира равно как и с нашей собственной - приемлемо
скорее, чем звонкие призывы к "взаимопониманию". (Что вообще значит это
слово? Какую процедуру вы предлагаете для этого понимания? Может быть, под
эгидой ООН?)

И если самоанализ маловероятен (да и с какой стати на воле заниматься
тем, чего избегали под давлением?), тогда, по крайней мере, миф о
навязывании должен быть развеян хотя бы потому, что танковые экипажи и пятые
колонны биологически неразличимы.

Почему бы нам просто не начать с признания, что в этом столетии в нашем
мире произошел чрезвычайный антропологический оползень, независимо от того,
кем или чем он вызван? Что он увлек массы, действующие в собственных
интересах и в процессе этого снижающ ие свой общий знаменатель до
нравственного минимума? И что собственные интересы масс - стабильность жизни
и ее стандарты, также понизившиеся, - были достигнуты за счет других масс,
хотя и численно меньших? Отсюда количество мертвых.

Удобно рассматривать это как ошибку, как ужасную политическую аберрацию,
возможно, навязанную человеческим существам из анонимного далTка. Еще
удобнее, если это далTко носит соответствующее географическое или
чужестранно звучащее имя, написание к оторого затемняет его вполне
человеческую природу. Было удобно строить флотилии и укрепления против этой
аберрации - так же как удобно теперь эти укрепления и флотилии
демонтировать. И удобно, добавлю, обсуждать эти вопросы сегодня с амвона в
вежливой ф орме, господин президент, хотя я ни минуты не сомневаюсь в том,
что ваша вежливость органична и, насколько я понимаю, является вашей сутью.
Было удобно иметь под рукой этот живой пример того, как не надо вести дела в
этом мире, и снабдить этот пример -из мом, как удобно сейчас приписать к
нему пост- и поделиться своим "ноу-хау". (И легко представить, как наш -изм,
украшенный этим пост-, удобно вплывает на устах недоумков в будущее.)

Ибо было бы весьма неудобно - особенно для ковбоев западных
индустриальных демократий - признать в катастрофе, которая произошла на
территории индейцев, первый крик массового общества: крик, так сказать, из
будущего планеты, и считать его не -и змом, а бездной, вдруг разверзшейся в
человеческом сердце, чтобы поглотить честность, сострадание,
цивилизованность, справедливость и, насытившись таким образом, предстать все
еще демократическому внешнему миру вполне безупречной монотонной
поверхностью.

Однако ковбои не любят зеркал - хотя бы потому, что там они могут увидеть
отсталого индейца скорее, чем в прерии. Поэтому они предпочитают всегда быть
на коне, окидывая взором очищенные от индейцев горизонты, высмеивать
отсталость индейцев и черпать гл убокое моральное удовлетворение в том, что
их считают ковбоями - прежде всего индейцы.

Как человек, которого часто уподобляли государю-философу, вы, господин
президент, можете оценить лучше многих других, насколько все, что случилось
с нашей "индейской нацией", отзывается Просвещением с его идеей (в сущности,
восходящей к веку Вели ких открытий) о благородном дикаре, о человеке по
природе добром, но неизменно погубляемом дурными институтами; с его верой,
что исправление этих институтов вернет ему первоначальную добродетельность.
Поэтому к вышесделанному допущению, или, скорее, упов анию, следует
добавить, я полагаю, что именно успехи "индейцев" в совершенствовании своих
институтов привели к логическому концу данного проекта: полицейскому
государству. Возможно, явное скотство этого достижения должно навести
"индейцев" на мысль, что им следует отступить немного в глубь страны и
сделать свои институты чуть менее совершенными. В противном случае они могут
не получить "ковбойских" субсидий для своих резерваций. И, возможно,
пропорция между человеческой добротой и злом институтов в само м деле
существует. А если нет, возможно, кому-то следует признать, что человек не
так уж добр.

Не в такой ли ситуации мы оказываемся, господин президент, - или, по
крайней мере, вы? Должны ли "индейцы" заняться подражанием "ковбоям" или им
следует посоветоваться с духами относительно других вариантов? Может быть,
масштаб трагедии, постигш ей их, сам по себе является гарантией того, что
она не произойдет снова? Может, их горе и память о том, что случилось в их
краях, создают большую эгалитарную связь, чем свободное предпринимательство
и двухпалатная законодательная власть? И, если им надо все-таки написать
конституцию, возможно, им следует начать с признания самих себя и своей
истории на протяжении большей части этого столетия напоминанием о
первородном грехе.

Это не столь уж опрометчивая идея, как вы понимаете. В переводе на
бытовой язык она означает, что человек опасен. Помимо того, что этот принцип
- примечание к нашему возлюбленному Жан-Жаку, он может позволить нам создать
- если не где-то еще, т о по крайней мере в нашем краю, столь погрязшем в
Фурье, Прудоне и Блане в ущерб БTрку и Токвилю, - общественный порядок,
базирующийся на меньшем самодовольстве, чем нам привычный, и, возможно, с
менее катастрофическими последствиями. Это также можно ра ссматривать как
"новое понимание человеком себя, своей ограниченности и своего места в
мире", к которому вы призываете в вашей речи.

"Мы должны выработать новое отношение к нашим соседям и к миру", -
говорите вы в конце вашей речи, - "и обнаружить его метафизический порядок,
который является источником порядка нравственного". Метафизический порядок,
господин президент, ежели

таковой действительно существует, довольно темен, и формула его структуры
- взаимное безразличие ее частей. Поэтому представление, что человек опасен,
скорее всего походит на проявления этого порядка в человеческой
нравственности. Каждый писатель являе тся читателем, и если вы просмотрите
полки вашей библиотеки, вы поймете, что большинство книг на этих полках -
либо о предательстве, либо об убийстве. Во всяком случае, представляется
более благоразумным строить общество на предпосылке, что человек поро чен,
нежели на допущении, что он благ. Таким образом, по крайней мере, существует
возможность сделать общество безопасным психологически, если не физически
(но возможно также и это), для большинства его членов, не говоря уже о том,
что его сюрпризы, кото рые неизбежны, могли бы быть более приятного
свойства.

Возможно, подлинная вежливость, господин президент, состоит в том, чтобы
не создавать иллюзий. "Новое понимание", "глобальная ответственность",
"плюралистическая метакультура" - в сущности, немногим лучше ретроспективных
утопий нынешних национал истов или предпринимательских фантазий нуворишей.
Штуки такого рода все еще основываются на допущении, пусть даже осторожном,
человеческой доброты, на представлении человека о самом себе либо как о
падшем, либо как о вероятном ангеле. Речь такого рода, в озможно, к лицу
неискушенным или демагогам, заправляющим делами в индустриальных
демократиях, но не вам, кому должно знать правду о человеческом сердце.

И в ваших возможностях, следует думать, не только передать ваше знание
людям, но даже несколько поправить это сердечное состояние: помочь им стать
подобными вам. Ибо сделал вас таким не ваш тюремный опыт, но книги, которые
вы прочитали. Для начал а я предложил бы серийный выпуск некоторых из этих
книг в главных ежедневных газетах страны. Учитывая численность населения
Чехии, это может быть сделано даже указом, хотя я не думаю, что ваш