нического удушья. У меня на голове волосы становятся дыбом от твоего
Порпоры, и я никак не могу разубедить себя, что это не старый итальянс-
кий черт! Ведь уверяют же, что дьявол в тех краях гораздо злее и хитрее
нашего.
частлив. Он незлой человек. Постараемся дать ему хотя бы немного
счастья, и он на наших глазах смягчится и станет прежним. Я помню, каким
сердечным и жизнерадостным он был в годы моего детства. Его остроты и
шутки всеми повторялись, но ведь тогда у него был успех, были друзья,
были надежды. Если бы ты знал его в то время, когда в театре СанМозе шла
его опера "Полифем"! Он брал меня с собой и ставил где-нибудь за кулисы,
откуда я могла видеть только спины статистов и голову великана. Каким
все это казалось мне и страшным и красивым из моего уголка! Сидя на кор-
точках за картонной скалой или взобравшись на лестницу, с которой зажи-
гают кинкеты, я едва дышала и невольно, подражая актерам, повторяла го-
ловой и руками все их жесты, все их движения. А когда маэстро вызывали и
он в ответ на аплодисменты публики из партера по семь раз проходил перед
занавесом вдоль рампы, учитель казался мне богом, до того в эти минуты
он был прекрасен, горд и радостен. Увы! Порпора не так еще стар, а как
он изменился, как удручен! Давай, Беппо, приниматься за работу; пусть,
вернувшись, он застанет свою убогую квартиру более привлекательной. Нач-
ну с осмотра его тряпья, чтобы удостовериться, чего ему не хватает.
имеется - мигом увидишь, - ответил Иосиф. - Беднее и поношеннее его
одежды разве только моя собственная.
сиф: всю дорогу ты и одевал и кормил меня. Но сперва подумаем о Порпоре.
Открой мне шкаф. Как! Всего один-единственный костюм - тот, в котором он
был вчера у посланника?
особенно новый. Другой костюм до того изношен и порван, что на него
больно смотреть. Он надел его уходя. Что же касается шлафрока, сомнева-
юсь, чтобы он вообще когда-нибудь существовал: я его тщетно ищу вот уже
целый час.
действительно существовал лишь в их воображении, так же как и пальто и
муфта. Сорочек оказалось всего три, причем и те изодранные, манжеты сов-
сем развалились; и в таком же приблизительно состоянии было все ос-
тальное.
вчера за мое пение. Я не хочу его продавать, чтобы не привлекать к себе
внимания; люди, подарившие его мне, могли бы, пожалуй, усмотреть в этом
алчность. Но я могу его заложить и получить под него нужные нам деньги.
Келлер честен и умен, он может оценить это драгоценное кольцо и, навер-
ное, знает ростовщика, который возьмет его в залог и даст за него поря-
дочную сумму. Ступай же скорее и возвращайся.
рей, нечто вроде ювелира. Он доверенное лицо многих знатных дам в подоб-
ных секретных делах, и через какой-нибудь час у вас будут деньги. Только
слышите, Консуэло, мне лично ничего не надо. Вам самой необходимо прио-
деться. Завтра, а быть может, еще и сегодня вечером, вам придется поя-
виться перед обществом, и, конечно, в платье, менее потертом, чем этот
туалет, совершивший путешествие на моей спине.
Принимая от тебя услуги, я имею право требовать, чтобы ты не отказывался
от моих. Ну, а теперь беги скорее к Келлеру!
тами флоринов. Консуэло объяснила Келлеру, что ей нужно; тот вышел и
вскоре привел своего приятеля-портного, честного и проворного малого,
который, сняв мерку с костюма Порпоры и других вещей его гардероба, поо-
бещал в ближайшие дни доставить два новых костюма, хороший, стеганный на
вате шлафрок и даже белье и другие необходимые принадлежности туалета,
которые он взялся заказать "достойным похвалы" мастерицам.
полнейшей тайны. Учитель мой столь же горд, сколь и беден, и, несомнен-
но, выбросил бы за окно все мои жалкие дары, заподозри он только, что
они идут от меня.
лечься в новый костюм и покинуть старый так, чтобы он этого не заметил?
уж сумею за это взяться.
сиф, который, за исключением тех минут, когда они оставались с глазу на
глаз, усвоил хорошую привычку говорить с Консуэло очень церемонно, чтобы
не создать ложного представления об их дружбе. - Вы почти ничего не при-
везли с собой из Чехии, к тому же ваши наряды сшиты не по здешней моде.
будьте моим советчиком и руководителем.
не будет самого изысканного туалета, можете мне сказать, что я невежда и
хвастун.
вас, что люблю простоту, и вещи, бросающиеся в глаза, а также яркие цве-
та не идут ни к моей обычной бледности, ни к моим скромным вкусам.
заниях. Разве ремесло мое не научило меня подбирать цвета к лицу, а в
вашем лице разве я не вижу отражения вашего характера? Будьте покойны,
вы останетесь довольны мною и вскоре сможете, если вам заблагорассудит-
ся, появиться при дворе, оставаясь по-прежнему и скромной и простой.
Сделать человека красивее, не меняя его, - вот в чем искусство парикма-
хера и портного.
суэло, отойдя с парикмахером подальше от Иосифа. - Прошу вас, оденьте во
все новое с головы до ног и господина Гайдна, а на оставшиеся деньги
преподнесите от моего имени вашей дочери красивое шелковое подвенечное
платье. Надеюсь, что свадьба не за горами, ибо если я буду пользоваться
здесь успехом, то смогу быть полезной нашему другу и помогу ему приоб-
рести известность. У него талант, и большой талант, будьте в этом увере-
ны.
всегда это подозревал. Да что я говорю? Я был убежден в этом с самого
первого дня, когда заметил его маленьким певчим в школе.
раждены его благодарностью и верностью за все, что для него сделали. Я
ведь знаю, Келлер, вы тоже человек достойный, у вас благородное серд-
це... А теперь скажите нам, - прибавила она, приближаясь с Келлером к
Иосифу, - сделали вы то, что было условлено между нами относительно пок-
ровителей Иосифа? Идея была ваша, вы привели ее в исполнение?
сказать - это значит сделать. Отправившись сегодня утром к моим клиен-
там, я предупредил сначала господина венецианского посланника (я не имею
чести лично причесывать его, но завиваю его секретаря), затем господина
аббата Метастазио, которого брею каждое утро, и его воспитанницу, девицу
Марианну Мартинец, чья прическа тоже не минует моих рук. Она, так же как
и он, живет в моем доме... то есть я живу в их доме, - ну, да это, впро-
чем, все равно. Напоследок я проник еще к двум-трем особам, знающим Ио-
сифа в лицо, он и с ними рискует встретиться у маэстро Порпоры. К дру-
гим, не моим клиентам, я являлся под каким-нибудь предлогом, например,
говорил так: "Я слышал, баронесса, что вы посылали поискать у моих кол-
лег настоящего медвежьего сала для волос, и поспешил принести вам вели-
колепное сало, я за него ручаюсь. Предлагаю его знатным лицам бесплатно,
как образец, с тем чтобы они стали моими клиентами, если только будут
довольны этим снадобьем"; или в таком роде: "Вот молитвенник, найденный
в прошлое воскресенье в соборе святого Стефана, а так как я обслуживаю
собор (или, вернее, школу при соборе), то мне поручили спросить ваше си-
ятельство, не ваша ли это книга". То была старая, ничего не стоящая кни-
га в кожаном переплете с вытисненным на нем гербом. Взял я ее на скамье
каноника, зная прекрасно, что никто не станет ее разыскивать... Наконец,
когда мне удавалось под тем или иным предлогом привлечь к себе внимание,
я начинал болтать с развязностью и остроумием, которое прощают людям на-
шей профессии. "Мне, - говорил я, например, - много приходилось слышать
о вашем сиятельстве от одного из моих друзей, искусного музыканта Иосифа
Гайдна, вот почему я взял на себя смелость явиться в высокопочтенный дом
вашего сиятельства". - "А, маленький Иосиф? - спрашивали меня. - Плени-
тельный талант, юноша многообещающий". - "Да? В самом деле? - отзывался
я в восторге от того, что мы перешли прямо к делу. - Так вас, ваше сия-
тельство, должно очень позабавить то, что с ним сейчас происходит, -
удивительная вещь и небесполезная для него!" - "А что же с ним происхо-
дит? Я ничего не знаю". - "Да трудно придумать нечто более комичное и
более интересное: он сделался лакеем". - "Как! Лакеем! Фи! Какое униже-
ние! Какое несчастье для такого таланта! Он, значит, в ужасном положе-
нии? Надо ему помочь". - "Дело не в том, ваше сиятельство, - отвечал я,
- на это заставила его решиться любовь к искусству. Он хотел во что бы
то ни стало брать уроки у знаменитого маэстро Порпоры..." - "Ах, да! По-
нимаю: Порпора отказался выслушать его и допустить к себе. Гениальный
человек, но очень капризный и угрюмый". - "Он великий человек, с велико-
душным сердцем, - отвечал я, согласно желанию синьоры Консуэло: ведь вы
не хотите, чтобы во всей этой истории ваш учитель был предметом насмешек
и порицания. - Будьте уверены, - прибавлял я, - он скоро раскусит спо-
собности юного Гайдна и позаботится о нем; но чтобы не рассердить старо-