карточке, что поневоле берет на себя смелость настаивать на свидании и
никогда не дерзнул бы сделать это вторично, если бы происшедшее событие не
явилось для него достаточным оправданием. Спустя недолгое время появилась
служанка миссис Домби и провела его наверх в будуар, где сидели вдвоем Эдит
и Флоренс.
ее лицом и фигурой, как ни ярки были его чувственные воспоминания - никогда
еще не казалась она ему такой красивой.
он смотрел на Флоренс, - впрочем, лишь в тот момент, когда поклонился, войдя
в комнату, - всем видом своим подчеркивая вновь приобретенную им власть; и
он торжествовал, увидев, что она в смущении опустила глаза, а Эдит привстала
ему навстречу.
объяснить, с какой неохотою он взялся подготовить ее к сообщению о маленьком
происшествии. Он умолял миссис Домби не волноваться. Клялся честью, что нет
никаких оснований тревожиться. Но мистер Домби...
и утешала ее. Она не вскрикнула от испуга. Нет, нет.
Домби оступилась, и он был выброшен из седла.
убит!
но вскоре очнулся; разумеется, он страдает от ушибов, но никакой опасности
нет. В противном случае он, злополучный вестник, никогда не отважился бы
предстать перед миссис Домби. Но это истинная правда, торжественно заверил
он ее.
улыбка предназначались Эдит.
в его распоряжение карету, чтобы перевезти мистера Домби домой.
на нее многозначительный взгляд и слегка покачал головой. Он видел, как она
боролась с собой, прежде чем ее красивые глаза ответили ему, но он вырвал у
нее ответ - он дал ей понять, что добьется ответа или же заговорит и жестоко
ранит сердце Флоренс, - и она ответила ему. Когда она отвела от него глаза,
он посмотрел на нее так же, как смотрел в то утро на картину.
ее зовут миссис Пипчин...
Пипчин было новым оскорблением, нанесенным мистером Домби своей жене.
приготовили внизу, на его половине, так как эти комнаты он предпочитает всем
остальным. Я не замедлю вернуться к мистеру Домби. Незачем говорить вам,
сударыня, что приняты все меры, дабы обеспечить ему покой, и что он
пользуется наилучшим уходом. Разрешите повторить еще раз: нет никаких
оснований тревожиться. Даже вы можете быть совершенно спокойны, поверьте
мне.
мистера Домби и, распорядившись, чтобы карета была послана вслед за ним,
снова сел на свою лошадь и поехал в Сити. Он был очень задумчив, пока ехал
туда, очень задумчив там и очень задумчив в карете на обратном пути в
харчевню, где остался мистер Домби. И только у ложа сего джентльмена он
снова стал самим собой и вспомнил о своих зубах.
с одной стороны подушками, а с другой поместился его помощник, облеченный
доверием. Так как надлежало избегать тряски, они ехали чуть ли не шагом, и
было уже совсем темно, когда его доставили домой. Миссис Пипчин, кислая и
мрачная и не забывшая о Перуанских копях, - в чем имели основание убедиться
все домочадцы, - встретила его у двери и расшевелила слуг, несколько раз
окропив их словесным уксусам, пока они переносили его в комнату. Мистер
Каркер не покидал мистера Домби, пока его не уложили в постель, а затем
(мистер Домби не пожелал видеть особ женского пола, за исключением
превосходной Людоедки) еще раз посетил миссис Домби, чтобы дать отчет о
положении ее супруга.
успокоительными речами к Эдит словно она была жертвой беспокойства. С таким
жаром выражал он свое сочувствие, что, прощаясь, дерзнул - бросив
предварительно еще один взгляд в сторону Флоренс - взять ее руку и,
склонившись, поднести ее к своим губам.
румянец залил ее щеки, яркий огонек загорелся в глазах и она резко
выпрямилась. Но, оставшись одна в своей комнате, она ударила рукою по
каминной полке так, что от одного удара на руке показалась кровь, и
протянула ее к огню, пылавшему в камине, как будто не прочь была сунуть ее в
огонь и сжечь.
пламенем и следила за темными тенями на стене, словно мысли ее были осязаемы
и отбрасывали на эту стену тень. Какие бы видения, оскорбительные и
позорные, какие бы горькие предвестники грядущего ни мелькали перед ней,
расплывчатые и огромные, одна ненавистная фигура вела их против нее. И это
был ее муж.
ГЛАВА XLIII
отчуждением между ее отцом и Эдит, видела, что пропасть между ними все
расширяется, и знала, что горечь накапливается с каждым днем. Это знание,
ежедневно углублявшееся, сгущало тени, омрачавшие ее любовь и надежду,
пробуждало давнюю скорбь, ненадолго уснувшую, и теперь эту скорбь было еще
труднее нести, чем раньше.
пылкой души оборачивалась мучительным чувством, а вместо ласки и заботы
девушка постоянно встречала пренебрежение и суровый отпор. Тяжело было
испытывать то, что в глубине души испытывала она, и ни разу не увидеть
проблеска ответного чувства. Но гораздо тяжелее было поневоле не доверять
отцу и Эдит, такой ласковой и милой, и думать о своей любви к нему и к ней
со страхом, неуверенностью и недоумением.
поставленный перед нею непорочным ее сердцем, - вопрос, от которого она не
могла уклоняться. Она видела, что с Эдит отец холоден и сух так же, как и с
ней; суров, неумолим, непреклонен. Не сделало ли такое обращение несчастной
и ее родную мать, - со слезами на глазах спрашивала она себя, - и та зачахла
и умерла? Потом она думала о том, как надменна и величественна Эдит со всеми
- только не с нею, с каким презрением относится она к нему, как сторонится
его и что сказала она в тот вечер, когда вернулась домой. И вдруг Флоренс
начинало казаться чуть ли не преступным, что она любит ту, которая враждует
с ее отцом, и что в уединении своей комнаты отец, зная об этом, должен
почитать ее каким-то выродком, совершившим новое прегрешение, усугубив
старую, омытую столькими слезами вину, - то, что со дня своего рождения она
так и не завоевала отцовской любви. Но первое же ласковое слово Эдит, первый
ласковый взгляд прогонял эти мысли, и они становились проявлением черной
неблагодарности: кто, как не Эдит оживил печальное сердце Флоренс, такое
одинокое и такое измученное, и кто был лучшим его утешителем? Теперь,
готовая отдать свою душу обоим, зная, что они оба очень несчастны, и не
уверенная в своем долге по отношению к каждому из них, Флоренс, находясь
возле Эдит, страдала больше, чем в те времена, когда в печальном одиночестве
хранила свою тайну и ее красавица мама еще не вошла в этот дом.
Флоренс. У нее никогда не мелькало подозрение, что Эдит своею нежностью к
ней увеличивала расстояние, отделявшее ее от отца, или давала новый повод
для неприязни. Если бы Флоренс допускала эту возможность - какое бы это было
для нее горе, какую жертву постаралась бы она принести, бедная, любящая
девочка! И небу одному известно, как быстро и уверенно мог совершиться
мирный ее уход к другому, высшему отцу, который не отвергает любви своих
детей и щадит их усталые, разбитые сердца! Но дело обстояло иначе, и это
было к лучшему.
Эдит. - Эдит как-то сказала, что тут их должна разделять пропасть и
молчание, подобное самой смерти, - и Флоренс чувствовала ее правоту.
и беспомощного. И он мрачно уединился в своих комнатах, где за ним ухаживали
слуги и где Эдит не навестила его, и рядом с ним не было ни единого друга
или приятеля, кроме мистера Каркера, который удалился около полуночи.
- Да он настоящее сокровище! Если ему когда-нибудь понадобится рекомендация,
не советую ему приходить за ней ко мне, вот все, что я могу ему сказать!
рассерженная. - Но, прошу прощенья, у нас происходят такие вещи, что вся
кровь в жилах превращается в колючие булавки и иголки. Не подумайте дурно,
мисс Флой, я ничего не имею против вашей мачехи, которая всегда обходилась
со мной, как подобает леди, однако - должна сказать - она дама довольно
чванная, хотя я и не смею возражать против этого, но когда дело доходит до
всяких миссис Пипчин, и их назначают командовать нами, и они сторожат у