Подогрев себя самыми изысканными яствами и винами, мы отпустили служанок,
заперли двери и уединились в маленькую комнату, которая благодаря большому
искусству и немалым расходам была превращена в настоящую лабораторию
плотских утех.
Когда мы остались одни, графиня бросилась в мои объятия.
- Ах, Жюльетта, мне необходима такая интимная обстановка иначе я не
смогу сознаться, до чего довели меня твои коварные рассуждения. Возможно,
никогда не замышлялось более чудовищного преступления, оно настолько ужасно,
что у меня просто не хватает слов... Моя вагина истекала соком, когда я
думала о нем... Я испытывала оргазм, когда представляла, как совершаю его.
О, моя любовь, как мне рассказать тебе обо всем этом? В какие только дебри
не заводит нас развратное воображение! В какие адские пучины не увлекает
слабого и беспомощного смертного его ненасытность, его беспринципность,
атрофия совести, любовь к пороку, неумеренная похотливость... Жюльетта, тебе
известно, что у меня есть мать и дочь?
- Разумеется.
- Женщине, которая носила меня в своем чреве, недавно исполнилось
пятьдесят лет, и она сохранила свою красоту. Она обожает меня. Моей дочери
Аглае шестнадцать лет, я боготворю ее, я наслаждалась ее ласками два
последних года точно так же, как это делала со мной моя мать, так вот,
Жюльетта, эти два создания...
- Продолжай же.
- Эти создания, которых я должна безумно любить, которые должны быть
для меня дороже самой жизни... Словом, я хочу обагрить свои руки их кровью.
Хочу искупаться в ней, Жюльетта вместе с тобой я хочу погрузиться в ванную,
мы будем ласкать друг друга, а кровь этих двух шлюх будет ласкать наши тела,
будет плескаться вокруг, и мы будем плавать в ней... Я боготворила этих
женщин до того, как встретила тебя, и вот теперь я их ненавижу я хочу,
чтобы они умерли на наших глазах самой жестокой смертью... Хочу, чтобы их
предсмертное дыхание воспламенило наши чувства хочу, чтобы их мертвые тела
плавали в той же ванной, и на их трупах, в их крови мы с тобой будем кончать
до изнеможения.
С этими словами графиня Донис, которая в продолжение всего признания не
переставала мастурбировать, испытала оргазм и тут же лишилась чувств. Я и
сама была настолько возбуждена всем услышанным, что даже не догадалась
привести ее в сознание. Открыв глаза, она вновь бросилась мне на шею.
- Я поведала тебе ужасные вещи, Жюльетта, и, судя по моему состоянию,
ты можешь убедиться, как сильно они действуют на мою душу... Может быть, ты
думаешь, что я раскаиваюсь в своих словах? Отнюдь. И я сделаю все, что
задумала. Завтра же мы займемся этим вместе.
- Сладкая ты моя наперсница, - отвечала я, целуя свою восхитительную
подругу, - не подумай только, будто я тебя осуждай) - упаси меня Небо! Я
вовсе не собираюсь отговаривать тебя, но предлагаю тщательно обдумать весь
план и украсить его кое-какими эпизодами. Мне пришло в голову, что в это
блюдо стоит добавить некоторые пряности. Кстати, каким образом ты
намереваешься купаться в крови своих жертв? Мне кажется, для полноты
ощущений следует подумать о том, чтобы эта кровь была результатом
жесточайших пыток.
- Неужели ты думаешь, - негодующе заявила графиня, - что мое развратное
воображение не предусмотрело этого? Я хочу, чтобы эти пытки были столь же
продолжительны, сколько ужасны и жестоки я хочу десять часов подряд
наслаждаться зрелищем их мучений и их стонами и мольбами я желаю, чтобы мы
двадцать раз подряд испытали оргазм, пока издыхает вначале одна, затем
другая, и мы будем впитывать в себя их вопли и напьемся допьяна их слезами.
Ах, Жюльетта, - воодушевлялась она все больше и ласкала меня с тем же пылом,
с каким только что мастурбировала сама, - все, к чему так страстно стремится
сейчас мое сердце, есть результат твоих советов и поучений. И эта жестокая,
но спасительная истина дает мне право на твою снисходительность. Поэтому
спокойно выслушай то, что я еще должна сказать тебе: я настолько далеко
зашла в своих опасных желаниях, что пути назад у меня нет, но я должна
досказать свою исповедь до конца и в то же время вынуждена просить твоей
помощи в одном деле, которое для меня чрезвычайно важно. Аглая - дочь моего
мужа, и у меня есть все основания ненавидеть ее, мои чувства к ее отцу были
не менее враждебны, и если бы Природа не услышала мои молитвы, я бы
поторопила ее и своими руками... вобщем, ты меня понимаешь. У меня есть и
другая дочь, ее отец - человек, которого я боготворю. Ее зовут Фонтанж, она
- сладкий плод моей страсти, ее высший дар, сейчас ей тринадцатый год, она
воспитывается в монастыре Шайо, под Парижем. Я мечтаю о том, что у нее будет
блестящее будущее, это требует средств, а в средствах недостатка у нее не
будет. Возьми это, Жюльетта, - продолжала синьора Донис, протягивая мне
тяжелый кошелек, - мои законные наследники недосчитаются этих пятисот тысяч
франков положи эти деньги на имя Фонтанж, когда вернешься во Францию. Кроме
того, я собираюсь доверить ее твоим заботам, ты будешь присматривать за ней,
формировать ее душу, способствовать ее благосостоянию и счастью. Но твой
интерес к ребенку должен питаться только твоей благожелательностью, в
противном случае все пойдет прахом моя семья заявит права на этот дар, и
суд отберет деньги у моей дочери. Я верю в тебя, милая Жюльетта, но все-таки
поклянись, что ты меня не подведешь и сохранишь в тайне оба моих поступка -
и добрый и злой, В этом кошельке есть еще пятьдесят тысяч франков, которые я
очень прошу тебя принять. Поклянись же, что станешь палачом тех двоих,
которых я обрекла на смерть, и в то же время защитницей милого создания,
которое я вверяю твоим заботам. Говори, Жюльетта, я тебе верю, разве не ты
тысячу раз говорила мне, что и среди злодеев есть свой кодекс чести? И
неужели эта максима окажется ложью? Нет, конечно же нет, любовь моя. Итак, я
жду ответа.
Хотя мне бесконечно больше улыбалось дать слово сотрудничать в
злодействе, нежели в акте благородства, в каждом из предложений графини была
своя приятная и заманчивая сторона, и я согласилась и на то и на другое.
- Милая моя, - сказала я синьоре Донис, скрепив наш договор поцелуем, -
я все сделаю так, как ты хочешь: не пройдет и года, как твоя любимая Фонтанж
будет пользоваться твоим благородством и моими преданными заботами. Но,
пока, дорогая, прошу тебя сосредоточиться на исполнении твоих жутких
замыслов. А то меня начинает тошнить от добродетели, особенно когда душа моя
открыта злодейству...
- Скажи, Жюльетта, - и синьора Донис вцепилась в мой рукав, - может
быть, ты не одобряешь мой благородный поступок?
- Да что ты, разумеется, нет, - торопливо ответила я, имея свои причины
рассеять сомнения графини, - я нисколько не осуждаю его, но думаю, что
каждый из противоположных проступков хорош в свое время и в своем месте.
- Я рада слышать это, а теперь давай хорошенько обдумаем план, который
не дает мне покоя. У меня есть кое-какие соображения по этому поводу, но
прежде я хочу услышать твои и посмотреть, совпадают ли наши мысли.
- Прежде всего, - заметила я, - это должно происходить не в городе, а
где-нибудь в загородном поместье: жестокие удовольствия хорошо вкушать в
тиши и покое, а такую обстановку можно найти только в деревне, подальше от
людей. Кстати, извини мой вопрос: Аглая - девственница?
- Разумеется.
- Тогда мы принесли ее девственность в жертву на алтаре убийства, обе
матери должны отдать ее в руки жреца, и он...
- Ее страдания должны быть нечеловеческими! - прервала меня графиня.
- Непременно, но не стоит заранее обсуждать конкретные детали -
посмотрим, как будут складываться обстоятельства: когда события происходят
спонтанно, без подготовки, они в тысячу раз сладострастнее.
Остаток ночи мы провели в самых бурных лесбийских утехах. Несколько
часов подряд мы целовали, сосали, пожирали друг друга, а в довершение всего,
вооружившись фаллосами, устроили фехтовальный турнир и безжалостно
прочистили друг другу задний проход. Под утро было решено отправиться на
несколько дней в Прато, где у графини было великолепное поместье, и привести
чудесный план в исполнение на следующей же неделе.
Синьора Донис без обиняков объявила своей матери и дочери, что они, все
трое, уезжают в длительное путешествие на полгода, и тем самым подготовила
почву для будущего печального сообщения о трагической гибели, которая должна
была настигнуть в дороге дорогих ей и незабвенных людей, ставших объектом ее
извращенной похоти. Со своей стороны, я должна была привезти к месту
действия Сбригани и двоих верных наперсниц. В назначенный день в Прато
собрались восемь человек: не считая меня и графини, там были мой супруг, обе
мои служанки, мать синьоры Донис, ее дочь и пожилая- нянька графини, много
лет участвовавшая в ее развлечениях.
До того дня я видела Аглаю мельком, раза два или три, а теперь могла,
наконец, хорошенько рассмотреть ее. Она оказалась удивительно прелестным
нежным созданием, красивым как картинка, прекрасного сложения, с невероятно
гладкой шелковистой кожей, с большими синими глазами, которые, казалось,
только и ждали, чтобы в них вдохнули огонь, с безупречными зубами и тяжелыми
золотистыми волосами. Однако всему этому совершенству недоставало, я бы
сказала, упорядоченности: грации успели только коснуться Аглаи ласковой
снисходительной рукой, но девочке еще не встретился скульптор, которому
предстояло придать ей окончательную форму. Вообще я не в состоянии описать
впечатление, которое произвел на меня этот ангел и какого я 'не испытывала,
кажется, целую вечность.
И вот, пока я ею любовалась, в голову мне пришла совершенно неожиданная
мысль. "Почему бы не поменять жертву? - спросила я себя. - В конце концов,
графиня уже выдала и уплатила мне ордер на убийство. И если я искренне желаю
украсть эти деньги - а желание это, как вы понимаете, было неодолимым, -
разве не разумнее отправить в мир иной человека, который доверил их мне? Я
приехала сюда с единственной целью - совершать преступления убийство дочери
удовлетворит только мою похоть, между тем как расправа с ее матерью еще
сильнее разожжет мои страсти и, кроме того, насытит мою алчность: пятьсот
тысяч франков останутся у меня, мне не придется отчитываться за них, моими
так же станут две юные прелестницы, которыми я смогу наслаждаться, как того
пожелаю, и, наконец, от моей руки погибнет их мать, которая в свое время