Поужинали неизменной картошкой, да еще Эмма Артуровна расщедрилась,
угостила Славу, а заодно и Колю киселем из купленных на базаре вишен.
Коля сидел у окна и делился со Славой впечатлениями от своих поездок по
уезду, а Слава разбирал содержимое портфеля.
- На книги налегаем, а владеть оружием не учим ребят, - упрекал себя
Слава. - Сколько комсомольцев погибло во время антоновщины из-за
собственного неумения...
За окном стемнело, тускловато светилась лампочка, покачиваясь на
засиженном шнуре, на столе, на стульях и даже на кровати валялись газеты и
брошюры, на подоконнике черствые ломти недоеденного хлеба, над столом
зеркало, в которое никто никогда не гляделся, пахло прелой травой, должно
быть, в отсутствие Славы Эмма набила матрас свежим сеном.
- Действуем от случая к случаю, - сказал Коля. - А многое можно
предусмотреть, комсомольские работники должны обладать даром предвидения.
Коля и не предполагал, что говорит о своем будущем, что именно он много
лет спустя станет работником Госплана, этого он не знал, просто мечтал о
будущем.
А Слава вертел в руках револьвер, и мысли его все чаще возвращались к
утреннему происшествию.
- Не очень-то все предусмотришь, - возражал он Коле. - Неожиданно перед
тобой появляется враг, ты целишься и не имеешь права промазать...
И, положив палец на гашетку, направил дуло пистолета на Колю...
Он не понял, как сорвался у него палец. Грохот выстрела слился с
внезапно наступившим мраком. Лампочка лопнула, треск разбитого стекла слился
с грохотом выстрела...
Сердце остановилось в груди Славы.
- Коля... - тихо позвал он в тишине, - Ты жив?
Страшная тишина.
Коля растерялся - и от выстрела, и от темноты. И вдруг засмеялся...
От неожиданности, от чувства облегчения, от сознания того, чего он
только что избежал...
Смеялся все громче и громче, и ни он, ни Слава долго не слышали, как в
дверь стучит Эмма Артуровна.
- Что случилось? Вячеслав Николаевич, что случилось? Товарищ Ознобишин,
что случилось?
- Ничего страшного, перегорела лампочка. Найдется у вас запасная?
Скупая Эмма с перепугу отыскала где-то лампочку, и свет вновь вспыхнул.
Обоим, и Славе, и Коле, было не по себе, одному потому, что едва не был
убит, а другому потому, что едва не стал убийцей.
- Ты прости меня, - сказал Слава.
- Ничего, - сказал Коля. - Случается.
Он охотно сказал бы Славе, что с оружием надо обращаться осторожнее,
однако считал, что инструктору неудобно читать нотации секретарю.
Зато сам секретарь читал себе нотации всю ночь. Он не понимал, как
решился направить револьвер на Колю. Ведь это только счастливый случай, что
тот остался жив. А если бы не остался? Как тогда жить, сознавая, что ты
убийца, что ты убил своего товарища...
"Боже мой, до чего несерьезно мы ко всему относимся, - думал Слава. -
Играем в игрушки, которые вовсе не игрушки".
Чувство ответственности, ответственности перед собой, перед товарищами,
перед обществом, возникло в глубинах его сознания. Он упрекал себя за то,
что при нем не было револьвера, когда луковецкие мужики искали его в саду
если они действительно намеревались его убить, он мог бы оказать
сопротивление, а сейчас, после происшествия с Колей, он думает совсем иначе.
Хорошо, что он был безоружен, без револьвера его, конечно, легче было убить,
ну а если бы убил он сам? Приехал в деревню представитель Советской власти и
убил пришедшего к нему мужика - это убийство обязательно изобразили бы так,
а не иначе. Какой резонанс вызвало бы это во всем уезде! Револьвер - это уже
атрибут власти, а власть страшная и подчас разрушительная сила, ею надо
уметь пользоваться. Надо уметь пользоваться даже игрушками!
Утром Слава отправился к Семину.
- Я уже все знаю, - сказал тот. - Меня вызывали в уком, разберемся. Ты
лучше скажи, где это ты Оставил свой револьвер?
Слава вытащил наган из кармана.
- Для этого я и пришел, возьми его у меня.
- То есть как это возьми? - удивился Семин. - Ответственный работник не
может обходиться без оружия.
- Уж как-нибудь обойдусь, - настойчиво повторил Слава. - Все равно я не
умею стрелять.
31
Слава ушел подальше, выбрал место в саду, где трава выкошена не слишком
старательно, лег и устремил взор на вершины берез, купающихся в голубом
небе.
По щеке пополз муравей. Слава смахнул муравья.
Так что же есть долг?
Ему предстоит проверить донос. Никуда не денешься. Это тоже входит в
круг его обязанностей. До чего тягостно...
- Ты забываешь о своем долге!
Кто это?
Перед ним стоит Никита Ушаков.
- О каком таком долге?
- Подавать всем пример...
- Да в чем дело?
- Секретарь укомола ворует яблоки!
- Ты в уме?
- Я-то в уме, а ты свой растерял!
- Иди-ка ты...
То, что Слава принял за палку, угрожающе нацелилось в него.
- Перестань безобразничать с ружьем! - крикнул Слава. - Тоже мне
собственник!
- А я требую, чтобы ты немедленно убрался из сада!
- И не подумаю!
- Тогда я буду стрелять!
- Ну, посуди сам, завполитпросветом укомола стреляет в своего
секретаря?
- В данный момент я не завполитпросветом.
- А кто же ты?
- Арендатор!
- Это ты арендатор?
- Да, арендатор, член садовой артели, совладелец сада.
- Ты владелец сада?
Ушаков смутился.
- Ну, не сада, а урожая. Совладелец урожая.
Слава засмеялся:
- Ох, Никита, Никита! Ну что нам с тобой делать? Собираешься торговать
яблоками, грозишь убийством...
- Иди к черту! - завопил Ушаков. - Оно у меня не заряжено! Но все равно
я заставлю тебя уйти...
Слава нисколько не сердился на Ушакова, даже любил его, звонкоголосый
Ушаков только делал вид, что всерьез охраняет сад, а на самом деле всем
мальчишкам позволял воровать яблоки, бедность заставляла кричать, он
рассчитывал после продажи урожая поправить свои дела и отремонтировать дом
матери.
Странный человек Никита! Удивительно правдив, ради идеалов, о которых
он говорит, не пожалеет жизни, в этом уверен не один Слава, а с другой
стороны - крохобор, хватается за каждый мизерный приработок, не успеет
получить паек, сразу же уносит домой...
Товарищи смотрели на его странности сквозь пальцы, но когда-нибудь
должен же прийти им конец! Теперь такой повод появился, потому-то Слава и
выбрал для своих раздумий сад, охраняемый Ушаковым, впрочем, сад тоже один
из поводов для решительного разговора.
В кармане у Славы полученное накануне письмо - увы, анонимное, - в
котором неоднократно повторялись "доколе", "до каких пор" и "сколько можно",
обращенные в адрес Ушакова.
Письмо принесла Франя, оно было адресовано "Укому РКСМ" - ее
обязанность отвечать на письма, однако, уяснив его важность, она тотчас
пошла к Ознобишину.
- Дождались! - с сердцем воскликнула Франя, и Слава согласился, что
"дождались".
Некий доброжелатель, отдавая должное работе Ушакова на ниве
политического просвещения, недоумевал, как можно совмещать эту работу "со
всякими нечестными", так значилось в письме, "заработками": Ушаков "состоит
в артели, снимающей фруктовый сад с целью выгодной продажи урожая", Ушаков
"за вознаграждение обслуживает зажиточных хозяев в своей деревне" и,
наконец, "получает плату за участие в церковном хоре" в заключение
неизвестный адресат спрашивал: "Совместимы ли эти проступки с высоким
званием комсомольца?"
Теперь, после анонимки, нельзя было мириться с участием Ушакова в
аренде сада, а разоблачение других проступков предвещало явный скандал.
- Что делать? - задали себе один и тот же вопрос и Ознобишин и
Железнов.
Договорились обсудить анонимку на ближайшем заседании комитета.
- А не лучше ли, - предложил Железнов, - посоветоваться сперва с
Афанасием Петровичем?
К Шабунину Слава и отправился с анонимкой.
- Почитайте...
- Ну а сами-то вы верите Ушакову? - неожиданно спросил Шабунин.
Каменистый Артем
Маркеев Олег
Курылев Олег
Майер Стефани
Белогорский Евгений
Журавлев Владимир