оказывался в эти трагические десятилетия гибели Византии и близкого
завоевания турками Балканских государств единственным защитником
православия, единственным народом, языком, где вера соединялась и
объединялась с государственностью, а не противополагалась ей, как это было
в Литве, и церковь не оказывалась в подчинении иноверцев, как это стало на
землях растущей Турецкой империи.
защиту соборности церкви (а не ступенчатого подчинения католическому
Риму), когда высшим органом церкви является она сама, всею совокупностью
своих членов (принцип этот на Руси в послениконовскую эпоху был сохранен
одними староверами). Он должен был говорить о свободе воли, данной или,
точнее, объявленной, принесенной в мир воплощенным Словом - Логосом
четырнадцать веков назад.
Спасителя! Существуют и борются друг с другом. Истина предопределения и
истина свободы воли.
есть, мол, избранный народ, есть заповеди, которые надобно токмо
соблюдать, дабы не утерять избранничества своего, и есть
предназначенность: <Каждый волос человека сосчитан еще до его рождения>.
Предназначенность, определяемая в течение столетий бытием ли, имуществом,
<собиною>, правами ли граждан, господним промыслом, природою ли живого,
мыслящего существа, <прогрессом> наконец, - но всегда остающаяся
предназначенностью, предопределенностью, при которой ничто существенно не
можно, да и не должно изменять предоставив миру течь по начертанному пути,
подчиняясь свыше данным законам. И тогда нет, по существу, ни морали, ни
понятий зла и добра, ни ответственности смертных друг перед другом и перед
Господом, нет ни воли, ни безволия... Есть закон. Тот самый мертвый закон
о котором первый русский иерарх, митрополит Илларион, говорил в первой
дошедшей до нас русской проповеди <Слове о законе и благодати>,
произведении, означившем всю дальнейшую направленность исторической мысли
России.
дает жизнь, ибо живо лишь то, что принято сердцем и доброю волей по закону
вселенской любви. И ежели верно то, что закон приходит сперва, то верно и
другое, что истинная жизнь, жизнь во Христе, наступает с приятием
благодати.
вторая, конечная истина, истина веры Христовой, истина православия. И
истиной этою является свобода воли.
Господь, воскресивший ны и страдавший ради нас на кресте, заповедал нам
то, чего не было сказано и не могло быть сказано в иудейском законе - что
мы свободны в своем выборе и наши заботы, радости и огорчения сотворены
нами, а не зависят от чьего-то стороннего замысла. Создав нас, Господь
сознательно ограничил себя, воспретив себе вмешиваться в наши устремления
и поступки. И только слезы, только скорбь Спасителя отданы нам,
согрешающим! Мы же, волею своею, возможем как достигнуть царства Божия,
так и снизойти во ад! И сотворенное нами зло, как и добро, как и все дела
наши являются здесь, на земле. Не надо мыслить, согрешая, что где-то там
наступит прощение грехов! Созданное греховно само обрушивает грозною силою
воздаяния на главу грешничю! Истреби землю, на коей живешь, иссуши ниву,
которую пашешь, отрави источники вод - и сам ты погибнешь, сотворивый
своими руками погибель свою!
дни минувшей войны, избежал ли тем грабительства проходящих сквозь его
землю литовских ратей? Избежит ли гибели, ежели и вся земля падет перстью
и достанется в снедь иноверным?
засеять, а вырастив урожай, сжать его и уложить в житницы, точно так
надобно готовить почву народа своего: разрыхлить ниву словом истины,
посеять семена добра и любви к ближнему своему, извергнуть плевелы
зависти, злобы, неверия и нелюбия, вырастить и оберечь от гибели урожай
новых поколений, в коем будут сохранены и приумножены наши заветы и
предания старины, и воля, и вера, и верность, и русская государственность,
которая ныне требует единого главы, дабы народ наш сумел противустать
иноверным и не обратился перстью дорог, не был развеян Господом, подобно
древним иудеям, согрешившим противу Него!
Блаженного и паки, в борьбе с Пелагием, начали утверждать
предопределенность свыше одних людей добру и других - злу,
предопределенность, перенятую ими от манихеев и от Ветхого завета!
Помыслите, какой соблазн открывается при с°м утверждении, отметающем
заветы Христа! Целые народы, вопреки слову Учителя, возможно объявить
подлежащими гибели по предопределению свыше!
каковую хулу вознесут на вас, ежели обадят вас лестию и заставят
поклонитися римскому престолу! Меньшими из меньших на земли станете вы, и
гордость ваша, и слава, и заветы отни будут низринуты в прах! Мню, скоро и
в Литве возобладают католики! Вы, и токмо вы ныне - защитники истинных
заветов Христовых на земли! Вам говорю я, русичи! По слову Спасителя
вашего, вы вольны в выборе пути и поступков своих! Но помните, опасную
власть и грозную волю даровал вам Господь! Он уже не вмешается, дабы
остановить вас, неразумных, на краю бездны, забывших заветы старины! Он
уже не подхватит вас, маловеров, над пропастью, изготовленною вашими же
руками!
вам это, быть может, наступает самый грозный час русской судьбы!
Отрекитесь от гнева и зависти, от любованья собою и от хитрого величания
перед ближним своим, братом твоим во Христе! Отрекитесь! К отречению зову
я вас, ибо секира уже положена у корня дерева и земля, позабывшая заветы
Христа, обречена гибели!
прозрения и излеченья болящих у гроба святого митрополита Петра, и прочая
многая! Господь знаменьями призывает и остерегает ны, показуя вид крови в
небесных знамениях в годину взаимной резни! Не погубите себя,
православные, не поддайтесь прелести, помните о той вечной жизни, которую
теряет возжелавший всех, без изъятия, утех земного бытия! И не ждите, что
вас спасут, ежели вы не спасетесь сами! Господь укрепляет в трудах, но не
вершит труды взамен смертного! Токмо тот спасен, кто крайние, до предела,
усилия всего своего естества прилагает к деянию! Яко земледелец на пашне,
для коего нет ни ночи, ни дня, ни предела сил, пока он не собрал урожай с
поля своего, и так - каждогодно! Вот пример для вас! Не иноки, не святые
отцы - хотя и они тоже являют высокий пример служения ближнему своему, -
но смерды, простые пахари вашей земли! Пахарь, оратай, тот, кто кормит вас
и кто един не возжелал в эти горестные годы отринуть власть государя
московского! К братскому единению призываю я вас! К осознанью того, что
токмо в ваших руках спасение русской земли и заветов Христовых!
может быть, совсем не называя Твери и тверского князя, с коим был только
что заключен мир и с коего он сам снял наложенное прежде проклятие.
летописца поздних времен, бессильно, ибо неведомы мне те глаголы, коими
пронизал души современников своих митрополит Алексий.
страшный вал жестокой многолетней бури, владимирские князья выступили
соборно на стороне и по призыву Дмитрия <все за един>.
послуживши истоком событий и бедствий, нашедших свое завершение лишь через
два десятка лет.
Костянтиныча, тому самому, который пытался некогда сорвать переговоры
москвичей с Борисом и едва не сумел вызвать большой войны, исполнилось
ныне тридцать лет. В то время, когда отец его был в Переяславле на
княжеском сойме, Василий сидел в Нижнем, стерег город от нежданного
татарского набега и тихо злобствовал. Он презирал отца, забывшего напрочь
о своих правах на владимирский стол, презирал дядю Бориса, который не
восхотел помочь Михаилу с Ольгердом, презирал себя, обреченного неволею
тащить колымагу московских желаний и воль, не имея даже надежды когда-то
стать в первые ряды владимирских властителей... Он мучительно завидовал
упорству тверского великого князя, так и не подписавшего клятой московской
грамоты (до него уже дошли слухи о бегстве Ивана Вельяминова в Тверь!), а
меж тем силы к деянию так и кипели в нем, рвались, жаждали выхода...
передвижениях Мамаевой орды, толковал с иноземными гостями и потому не
очень удивился, когда встречи с ним попросил посланец хана Черкеса,
недавно захватившего вновь Сарай, столицу бывшей Золотой Орды (пока она
была Золотой, а не Синей, пока не стала просто Ордою, утерявшею почти все
волжские города).
блюда, разливали мед. Татарин должен был, как все они, вырвавшись на
свободу, напиться до бесчувствия. Но татарин в черной окладистой бороде,
хотя и пил, но умеренно... И все поглядывал на князя, точно оценивая его
стоимость на базаре, что начало уже тихо бесить Василия.
русском языке, отодвигая от себя серебряное блюдо с запеченным горбом