историческим событиям и природным явлениям.
невольно парит в грядущем и, естественно, в прошлом, в истории..." Время
сжимается, напоминая о байроновской метафоре: "История, со всеми ее огромными
томами, состоит из одной лишь страницы..." У Бродского страницы истории
исчезают вместе с человеком: "...Войска идут друг на друга, как за строкой
строка захлопывающейся посредине книги..."
захолустья преображается временно в гордый бесстрастный задник истории".
Временно -- потому что с исчезновением человека "местность, подобно тупящемуся
острию, теряет свою отчетливость, резкость".
Бродский. Но и история -- от нас.
с собой павшие на тот свет черты завоеванной Каппадокии". Так унес с собой
Иосиф Бродский -- Каппадокию, женщину со стамбульского портрета, Стамбул: все
то, чего коснулся взглядом и пером, о чем успел сказать.
Гордина. М.: Издательство Независимая Газета, 1998. -- 328 с., ил.
(Серия "Литературные биографии").
Бродскому, в его организованных текстах прячутся за конденсированную
мысль и музыку стиха. При всей заданной жанром фрагментарности самое
ценное в книге -- то общее ощущение, которое возникает при чтении. Это
даже не образ... скорее -- масса или волна... Поле мощного
магнетического воздействия, когда хочется слушать и слушаться" (Петр
Вайль).
___
уникальная. Сам Волков пишет в авторском предисловии об экзотичности
для России этого жанра, важность которого, однако, очевидна.
Единственный известный автору этих страниц прямой диалог -- записи
обширных разговоров с Пастернаком -- блестящая работа Александра
Константиновича Гладкова. Но она, как мы увидим, принципиально отлична
от "Диалогов".
возникающая параллель, подчеркнутая Волковым в названии,-- В. Ф. Асмус
писал: "От крупных мастеров остаются произведения, дневники, переписка.
Остаются и воспоминания современников: друзей, врагов и просто
знакомых... Но редко бывает, чтобы в этих материалах и записях
сохранился на длительном протяжении след живых бесед и диалогов, споров
и поучений. Из всех проявлений крупной личности, которые создают ее
значение для современников и потомков, слово, речь, беседа -- наиболее
эфемерные и преходящие. В дневники попадают события, мысли, но редко
диалоги. Самые блистательные речи забываются, самые остроумные
изречения безвозвратно утрачиваются... Во всем услышанном они
(мемуаристы. -- Я. Г.) произведут, быть может, незаметно для самого
собеседника, отбор, исключение, перестановку и -- что самое главное --
перетолкование материала. <...> Что уцелело от бесед Пушкина, Тютчева,
Байрона, Оскара Уайльда? А между тем современники согласно
свидетельствуют, что в жизни этих художников беседа была одной из
важнейших форм существования их гения". *(1) В русской культуре
существует также феномен Чаадаева, самовыражение, творчество которого в
течение многих лет после катастрофы, вызванной публикацией одного из
"Философических писем", происходило именно в форме публичной беседы.
Судьба разговоров Пушкина подтверждает мысль Асмуса -- все попытки
задним числом реконструировать его блестящие устные импровизации не
дали сколько-нибудь заметного результата.
Поль Гзелль, выпустивший книгу "Беседы Анатоля Франса", писал:
"Превосходство великих людей не всегда проявляется в их наиболее
обработанных произведениях. Едва ли не чаще оно узнается в
непосредственной и свободной игре их мысли. То, под чем они и не думают
ставить свое имя, что они создают интенсивным порывом мысли, давно
созревшие, падающие непроизвольно, само собой -- вот, нередко, лучшие
произведения их гения". *(2)
Асмус признает: "И все же "Разговоры" воссоздают перед читателем образ
всего лишь эккермановского Гете. Ведь интерпретация... остается все же
интерпретацией".
Наличие магнитофона исключает фактор даже непредумышленной
интерпретации. Перед читателем не волковский Бродский, но Бродский как
таковой. Ответственность за все сказанное -- на нем самом.
выключения магнитофона. Он искусно направляет разговор, не влияя при
этом на характер сказанного собеседником. Его задача -- определить круг
стратегических тем, а внутри каждой темы он отводит себе роль
интеллектуального провокатора. Кроме того -- и это принципиально! -- в
отличие от Эккермана и Гзелля Волков старается получить и чисто
биографическую информацию.
Волков, -- она понятна,-- а задача, решаемая Бродским.
лекции, Бродский как личность оставался достаточно закрытым, ибо все
это не составляло системы, объясняющей судьбу.
раздраженно относился к самой возможности изучения его, так сказать,
внелитературной биографии, опасаясь -- не без оснований -- что интерес
к его поэзии подменяется интересом к личным аспектам жизни и стихи
будут казаться всего лишь плоским вариантом автобиографии. И то, что в
последние годы жизни он часами -- под магнитофон -- рассказывал о себе
увлеченно и, казалось бы, весьма откровенно -- представляется
противоречащим резко выраженной антибиографической позиции.
поступков. Когда Ахматова говорила, что власти делают "рыжему"
биографию, она была права только отчасти. Бродский принимал в "делании"
своей биографии самое непосредственное и вполне осознанное участие,
несмотря на всю юношескую импульсивность и кажущуюся бессистемность
поведения. И в этом отношении, как и во многих других, он чрезвычайно
схож с Пушкиным.
воспринимался как романтический поэт, поведение которого определяется
исключительно порывами поэтической натуры. Но близко знавший Пушкина
умный Соболевский писал в 1832 году Шевыреву, опровергая этот расхожий
взгляд: "Пушкин столь же умен, сколь практичен; он практик, и большой
практик".
или образца Серебряного века. Речь идет об осознанной стратегии, об
осознанном выборе судьбы, а не просто жизненного стиля.
дневник, цель которого была -- не в последнюю очередь -- объяснить
выбранный им стиль поведения после 26-го года и причины изменения этого
стиля. Пушкин объяснялся с потомками, понимая, что его поступки будут
толковаться и перетолковываться. Он предлагал некий путеводитель.
Буджолд Лоис
Акунин Борис
Самойлова Елена
Соломатина Татьяна
Орлов Алекс
Белогорский Евгений