read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



парламент стал бы возражать. Давая вашему народу Пруста, Кафку , Фолкнера,
Платонова, Камю или Джойса, вы можете превратить по крайней мере одну нацию
центральной Европы в цивилизованный народ.
Это может принести больше пользы для будущего земли, чем подражание
ковбоям. Это явилось бы также настоящим посткоммунизмом, а не продуктом
распада доктрины с сопутствующими ему "ненавистью к миру, самоутверждением
любой ценой и беспримерным расц ветом эгоизма", которые досаждают вам
сейчас. Ибо не существует другого противоядия от низости человеческого
сердца, кроме сомнения и хорошего вкуса, сплав которых мы находим в
произведениях великой литературы, равно как и в ваших собственных. Если
отриц ательный потенциал человека ярче всего проявляется в убийстве, его
положительный потенциал лучше всего проявляется в искусстве.
Почему, возможно, спросите вы, я не делаю подобного сумасбродного
предложения президенту страны, гражданином которой я являюсь? По-тому что он
не писатель; а когда он читает, он часто читает макулатуру. Потому что
ковбои верят в закон и низводят демократию до равенства людей перед ним:
т.е. до охраны порядка в прерии. Тогда как то, что я предлагаю вам, есть
равенство перед культурой. Вы должны решить, какой курс лучше для вашего
народа, какую книгу лучше дать ему. Хотя, если б я был на вашем мес те, в
качестве начального курса я бы предложил вашу личную библиотеку, потому что
очевидно, что о нравственных императивах вы узнали не на юридическом
факультете.
Искренне ваш Иосиф Бродский
1993

* Перевод с английского Елены Касаткиной

* "Знамя". No. 4. 1996

___
Предисловие к "Избранному" Е. Рейна
Четверть века тому назад, в случайной застольной беседе кто-то -
возможно, то был я сам - окрестил Евгения Рейна "элегическим урбанистом". В
те годы мы все были сильно снедаемы тоской по точным формулировкам, и
определение это пришлось присутствующим - как впоследствии и самому Рейну -
по вкусу. Теперь кажущееся
невнятным и расплывчатым, тогда оно производило впечатление апофеоза
критической мысли и пленяло своим наукообразием. Это объяснялось как
положением в отечественной литературной критике - плачевным всегда, а в те
годы в особенности - так и общим состо янием умов, т. е. полной атрофией
способности называть вещи своим именами. Словосочетание "элегический
урбанист" было продуктом этого климата и очерчивало некую мысленную
территорию, дотоле неисследованную, но, в принципе, умопостигаемую: знакомый
эпитет
как бы одомашнивал менее известное, пахнущее - тогда - "современностью"
существительное.
Всякая комбинация подобного рода (например, "метафорический кубизм"
применительно к живописи Шагала или "социалистический реализм" применительно
к макулатуре) как правило свидетельствует об определенной недостаточности
употребляемого существитель ного. В данном случае, однако, присутствие
прилагательного было продиктовано скорее явной избыточностью определяемого
объекта. Главным - и возможно единственным - достоинством определения
"элегический урбанист" был ощущение контраста между составлявшим и его
элементами, расширявшего вышеупомянутую неисследованную территорию. Тем не
менее, словосочетание это было скорее наброском личности поэта нежели
определением, действительно соотносимым с метафорическим радиусом или с
метафизическим вектором его тво рчества.
Определение, по определению, ограничительно; метафора, по определению,
расширительна. Мысль о мире, опять-таки по определению, центробежна. То же
самое относится к языку вообще, к любому слову, употребленному минимум
дважды: значение его расширяе тся. Но именно потому что поэзия не поддается
категоризации, определения и имеют право на существование; будь это иначе,
поэзия бы не существовала. В этом смысле, "элегический урбанист" не хуже
любого иного. Воспользуемся же им хотя бы временно не потому , что оно
адекватно личности и масштабу творчества Рейна, но потому что в нем звучит
некое эхо ноты, взятой этим поэтом четверть века назад, и различается его
внешний - тех лет - физический облик: воспользуемся меньшим для описания
большего. Другого вы бора у нас нет.
Как по жанровой принадлежности, так и по преобладающей тональности
большинства его стихотворений, Евгений Рейн безусловно элегик. Элегия - жанр
ретроспективный и в поэзии пожалуй наиболее распространенный. Причиной тому
отчасти свойственное любо му человеческому существу ощущение, что бытие
обретает статус реальности главным образом постфактум, отчасти - тот факт,
что самое движение пера по бумаге есть, говоря хронологически, процесс
ретроспективный. В этом смысле все сущее на бумаге, включая у топию, есть
элегия. На бессознательном уровне это ощущение и этот факт оборачиваются у
поэта повышенным аппетитом к глагольным формам прошедшего времени, любовью к
букве "л" (с которой самый глагол "любить" начинается, не говоря -
кончается). Потому нет
более естественного начала для стихотворения, чем пушкинское "Я вас
любил... ", как и нет более естественного окончания, чем рейновское "Было,
были, был, был, был", в котором смешиваются предсмертное бульканье
стариковского горла с монголо-футуристическ им "дыр-бул-щер". Последнее
обстоятельство указывает на то, что мы имеем дело с элегиком современным -
тем самым урбанистом! - с поэтом весьма обширной генеалогии,
пропорциональной судьбе русского стихотворного языка за три столетия
существования в это м языке авторской (в отличие от фольклорной) литературы.
При всей своей увлекательности, рассуждения о влияниях и истоках в
творчестве того или иного поэта - особенно на нынешнем уровне развития
стихотворной речи - оборачиваются по существу подменой осознания того, что
этим поэтом сказано. На подмену
эту критик идет тем охотнее, чем некомфортабельней (говоря мягко) и
трагичней (говоря жестко) оказывается содержание сказанного. Рейн не избег
уже и не избегнет этой участи впоследствии. Поэтому мы позволим себе здесь
не предаваться подобным экскурсам, обессмысливаемым обширностью
вышеупомянутой генеалогии, огромностью вобранного. Ко времени появления на
литературной сцене того поколения, к которому принадлежит Рейн, русской
поэзии было, если считать начиная с "Поездки на остров Любви", уже без
малого триста лет. Оправданный еще столетие назад поиск фигур, имеющих
ключевое значение для развития и становления поэта, теряет в XX веке
прикладной смысл не столько даже из-за перенаселенности отечественной
словесности, сколько из-за сильно возросшего количе ства факторов,
традиционно полагавшихся побочными, но на деле оказывающихся решающими. Сюда
можно отнести переводную литературу (поэзию в частности), кинематограф,
радио, прессу, граммофон: иной мотивчик привязывается сильней, чем самая
настойчивая октав а или терцарима, и гипнотизирует покрепче зауми. Для
творчества Рейна - на мой взгляд, метрически самого одаренного русского
поэта второй половины XX века - каденции советской легкой музыки 30-х и 40-х
годов имели ничуть не меньшее - если не большее - - значение, чем
технические достижения Хлебникова, Крученых, Заболоцкого, Сельвинского, Вас.
Каменского или - чем консерватизм Сологуба. Во всяком случае, если возводить
пантеон рейновского метрического подсознания, более заполненного хореями,
чем ямбом , то, наряду с вышеперечисленными, голосу Вадима Козина - вернее,
заевшей пластинке с его голосом - будет в нем принадлежать почетное место.
Стихи растут из сора, и Ахматовская формула могла бы стать эпиграфом к
этому сборнику Евгения Рейна с неменьшим успехом, чем ко всем прочим. Сор
этот включает в себя решительно все, с чем человек сталкивается, от чего
отталкивается, на что обраща ет внимание. Сор это - не только его физический
- зрительный, осязательный, обоняемый и акустический опыт; это также опыт
пережитого, избыточного, недополученного, принятого на веру, забытого,
преданного, знакомого только понаслышке; это также опыт про читанного.
Стихосложение на сегодняшний день по-русски, само по себе, есть "одна
великолепная" (часто неуместная и неуклюжая) цитата. В определенном смысле,
поэзия на сегодняшний день и сама есть элегия; каждая почти строка, хочет
того тот или иной автор
или не хочет (хуже, если не хочет) аллюзивна, ретроспективна. В отличие
от большинства своих современников, Рейн к сору своих стихотворений, к сору
своей жизни относится с той замечательной смесью отвращения и благоговения,
которая выдает в нем не столь ко даже реалиста или натуралиста, сколько
именно метафизика, или, во всяком случае, индивидуума, инстинктивно
ощущающего, что отношения между вещами этого мира суть эхо или подстрочный -
подножный - перевод зависимостей, существующих в мире бесконечнос ти. И
внимание, и сентимент Рейна к "сору" тем уже оправданы, что сор конечен. Не
так уж важно, узнает ли себя читатель в том, что этот поэт говорит о жизни.
Важно, что поэт узнает себя в соре, из которого растут его стихи; не менее
важно и то, что и сам а бесконечность, реши она облечься в плоть и в кровь,
в стихах этих и в поэте этом себя несомненно узнает. (В конечном счете, поэт
и есть бесконечность, облекшаяся в плоть и кровь.)
Рейн - элегик, но элегик трагический. Главная его тема - конец вещей,
конец, говоря шире, дорогого для него - или, по крайней мере, приемлемого -
миропорядка. Воплощением последнего в стихах Рейна служит город, в котором
он вырос, героиня его
любовной лирики 60-70-х годов, переменившая, говоря языком каторжан
прошлого века, участь, дружеский круг той же датировки, образовывавший
тогда, по слову Ахматовой, "волшебный хор" и потерявший с ее смертью свой
купол. В отличие от обычного у элегиков драматического эффекта,
сопутствующего крушению мира или мифа, в отличие от элиотовского "Так



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 [ 142 ] 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.