Чтение 143–й страницы книги ~Фаворит (роман-хроника времен Екатерины I)~

прошлый раз приезжал, так чуму на Москву наслал. Гляди-ка, брат, чего он
сейчас натворит?.." От народа, как ни прячь, ничего не скроешь, и петер-
буржцы знали, что разрешение великой княгини от бремени запоздало на це-
лый месяц. Теперь все ожидали 300 выстрелов из пушки - если явится сын,
или 150-если родится девочка. Но пушки молчали... На второй день Екате-
рина вызвала врача Крузс и графиню Румянцеву-Задунайскую, жену фельдмар-
шала, сведущую в женских делах. Пришел на помощь и славный хирург Тоди,
он без промедления хотел накладывать акушерские щипцы, предупредив импе-
ратрицу зловеще:

- Хоть по кускам, но дитя надо вытащить ради спасения матери...

Екатерина просила его не спешить с ножом:

- Лучше посоветуйтесь с моим Роджерсоном.

Роджерсон заявил, что кесарево сечение необходимо:

- Строение таза таково, что родить она не может...

Это был первый сигнал с того света; ребенок скончался во чреве мате-
ри, а кости бедер ее так и не раздвинулись. Екатерине доложили, что
вскрылась Нева, по реке мощно двигается лед. А согласно петровским тра-
дициям, крепость в честь открытия навигации должна устроить салют.

Но пушки были заряжены совсем для иной цели.

- Не надо лишнего грохоту, - велела Екатерина. - Все ожидают иного
салюта, и, ударь пушки, начнут радоваться.

- Пусть они стреляют, - простонала Natalie...

Роджерсон энергично настаивал на операции.

- Это как решит Сенат, - отвечала ему Екатерина.

А любой Сенат, даже мудрейший, меньше всего схож с консилиумом гине-
кологов, потому старцы долго размышляли, чем же кесарево сечение отлича-
ется от обычного сечения (розгами, допустим). Наталья Алексеевна иногда
слезала с постели, переходила в кресла. Уже тогда ее комната, обтянутая
зеленым тиком, стала наполняться зловонием; в матери гнил ребенок, и с
ним же загнивала она. Принц Генрих прислал своего хирурга, но было позд-
но. Ему сказали:

- Началась гангрена от разложения дитяти...

Не спали канониры у пушек. Потемкин тоже не спал, проигрывая графу
Панину пятую тысячу рублей. Измученная болями, молодая женщина спокойно
простилась с мужем:

- Забудьте меня скорее! - И долго смотрела на графа Андрея Разумовс-
кого. Ей было уже безразлично, что люди болтают, и потому сказала любов-
нику при всех: - Этот мир был прекрасен для нас. Я буду ждать встречи с
вами... в другом мире!

Екатерина велела звать Платона; увидев своего духовника, великая кня-
гиня зарыдала.

Все удалились. Платон исповедовал умирающую.

Екатерина дождалась его возле дверей - с вопросом:

- В чем секретном призналась моя невестка?

- Тайна предсмертной исповеди нерушима...

На рассвете 15 апреля великая княгиня скончалась. Екатерина немедля
распорядилась ободрать все обои в ее комнатах, штофы и занавески предать
огню. Она сказала:

- Догадываюсь, что сейчас газетеры в Европе уже строчат, будто я
умертвила свою невестку, а посему приказываю врачам произвести вскрытие
- ради точных научных публикаций...

Хирурги доложили ей, что зачат был мальчик:

- Очень крупный, около девяти дюймов в плечах. Природа сама предопре-
делила ей умереть в родах. К тому же у нее было очень странное искривле-
ние позвоночника в форме буквы "8".

Екатерина повторила, что прусский "Ирод" продал ей завалящий товар, а
теперь ей все стало понятно:

- Перед смертью моя невестка известила меня, что в детстве была гор-
батой. Потом попала в руки шарлатана, который выпрямлял позвоночник уда-
рами кулаков и пинками колен...

Пока хирурги проводили вскрытие, Екатерина распотрошила кабинет по-
койной. Из потайных ящиков была извлечена секретная переписка с послами
бурбонских династий. Испания и Франция, как выяснилось, давали деньги не
только Разумовскому, но платили и ей. В руках Екатерины оказался и спи-
сок долгов Natalie: "ТРИ МИЛЛИОНА РУБЛЕЙ. Конечно, она надеялась распла-
титься с кредиторами после своего занятия престола...

А в лавках и на улицах судачил народ:

- Вот молодые-то мрут, а старую бабу сам черт не берет. Но принц Ген-
рих - мастак: как приедет, так и нагадит...

Заметив, что ее сын безутешен в скорби, императрица выложила перед
ним пачку писем:

- Прочти и успокойся. Раз и навсегда...

Это была любовная переписка Natalie с Разумовским.

- Не верю, не верю, не верю! - кричал Павел.

Екатерина брякнула в колоколец - явился Платон.

- Я не буду мешать вам, - сказала императрица. - Если не мне, так мо-
ему сыну доверьте тайну последней исповеди. И пусть он, глупец, осозна-
ет, что частная жизнь может опасно влиять на дела государственные...

После этого она указала Елагину поставить в Царскосельском театре ко-
медию Бомарше "Севильский цирюльник".

Ну, тут уж все нахохотались до слез!

9. НА ЖИВОДЕРНЕ

Екатерина не пожелала оставлять невестку в усыпальнице Дома Романовых
- ее похоронили в алтаре церкви Александро-Невской лавры. Сановников
пришло немного, лишь избранные, а Павел вообще отсутствовал. Грешница и
должница была накрыта золотою парчой, над изголовьем ее колыхались чер-
ные перья страусов. Крышку гроба завинтили. Потемкин заметил, что граф
Чернышев при появлении в алтаре поклонился сначала Завадовскому, а потом
и ему, Потемкину. "Что за притча?" На паперти, ожидая выхода вельмож,
стоял поручик Гаврила Державин, желавший вручить Завадовскому челобит-
ную.

Но Завадовский с надменной грубостью отвернулся:

- Пошел! На кладбищах едино лишь нищим подают.

Обидные слезы брызнули из глаз Державина.

- Так я и есть нищий, - отвечал он с гневом. - А подаю-то богатому.
Для чего ж вы у принятия челобитен ставлены?

Но следом идущий Безбородко прошение принял:

- О чем, братец, ты просишь тут?

- Да поручился я за товарища в долге карточном, а тот сбежал, и долг
евоный на мне повис. Немного и прошу у государыни - чтобы дозволила мне,
дураку такому, чужих долгов не платить, коли и от своих-то не знаю куда
деваться.

- Ступай, братец. Я тебя понял. Все сделаю...

Державин заметил Потемкина и поклонился ему. Но фаворит проследовал
мимо поэта, ослепленный страшными подозрениями.

Об этих днях Екатерина оставила запись: "Увидев свой корабль опроки-
нутым на один борт, я, не теряя времени, перетянула его на другой..."
Сыну за тридцать, а внуков - не видать. Потемкин завел речь о Разумовс-
ком:

- Говорят в городе разное: то ли в Дюнамюнде отвезен, то ли уже в
Петропавловской крепости сидит.

- А никуда я его сажать не стану! - возразила Екатерина. - Сделаю
лишь материнское внушение через канцелярию Шешковского и приищу ему мес-
то в европейской политике.

- Да он же Бурбонам продался.

Екатерина преподала урок политической игры:

- Дурные качества столь же полезны, как и положительные. Граф Андрей
доказал, что способен быть не только любовником, но и дипломатом
бесстрашным, что мне и потребно от него...

Потемкин всегда покровительствовал Разумовским, считая их людьми ум-
ными и активными. Особенно любил он сестру графа Андрея, Наталью Кирил-
ловну Загряжскую, некрасивую горбунью, он охотно исполнял все ее прихоти
и капризы. Во дворце Разумовских (что на Мойке у Полицейского моста),
играя с Натальей Загряжской в карты, светлейший спросил ее:

- Граф-то Андрей где нынче прячется?

- У меня... где же еще?

- Ты скажи братцу, что, ежели на живодерню к Шешковскому попадется,
пусть не садится в кресло напротив стола Шешковского. Там есть рычаг та-
кой, которым кресло с виноватою персоной в нижний этаж переводится. А
внизу кнутобойцы, лица наказуемого не видя, ему посеканции делают.

- Куда ж Андрею теперь? За границей спасаться?

Но спастись стало невозможно: за каждым шагом Разумовского следили
шпионы. Почуяв неладное, он заметался, скрываясь на пригородных дачах.
Его охотно прятали у себя любовницы - Анастасия Нелединская-Мелецкая и
княгиня Марья Барятинская. Однажды на улице, заметив Корберона, он лишь
на секунду распахнул дверцу кареты, успев крикнуть французскому атташе:

- Не старайтесь искать меня! За мною следят...

Но сам не заметил, как на козлах его кареты подменили кучера, и Разу-
мовский невольно испытал ужас, увидев себя во дворе незнакомого дома.
Кто-то распахнул двери:

- Ваше сиятельство, милости просим... ждем!

Андрей был извещен об искусстве Шешковского. Инквизитор иногда прямо
с придворного маскарада увозил какую-либо фрейлину, не в меру болтливую.
Выдерет ее во славу Божию, после чего доставят ее обратно во дворец, где
она и танцует дальше как ни в чем не бывало. В таких случаях все конча-
лось визгом да писком! Но инквизитор владел и другим приемом - даст в
челюсть, и будешь потом с полу зубы свои в карман собирать. Помня об