он догадался.
кровать была разобрана: ее приготовили ко сну, но все свидетельствовало о
том, что на ней так никто и не лежал. Один из ящиков рабочего стола отца
полуоткрыт. Эстамп на стене почему-то висел криво. Эллиот подошел к столу и
взял носовой платок, лежавший на краю приоткрытого ящика. Он аккуратно
сложил его и засунул внутрь, к стопке таких же льняных квадратиков.
удалось запихнуть в тайник. Эллиот некоторое время недоуменно смотрел на
пожелтевшие страницы, потом извлек их из ящика, развернул и начал читать.
потом аккуратно сложил все страницы по их старым складкам. Это оказалось не
так просто: руки его дрожали, как у алкоголика. Эллиот отчетливо слышал свое
хриплое дыхание. Мозг его все еще переваривал информацию, мысли набегали
одна на другую, он даже не успевал ужаснуться им, и вдруг неожиданно для
себя расплакался. Крупные горячие слезы текли по щекам и капали на тонкую
ткань брюк.
место, где он еще не побывал.
прислушиваясь к шорохам, начал спускаться. В полной тишине невыносимо громко
тикали большие напольные часы.
и остановился перед дверью, ведущей в подвал.
Прижавшись лицом к пластиковой панели, он наконец более или менее успокоился
и толкнул дверь.
Он стоял совершенно неподвижно, снизу доносился звук, похожий на тяжелое
дыхание. Это был ритмичный звук, немного напоминающий шум мощного двигателя,
работающего на низких оборотах - звук чужой и враждебный, словно угрожающее
рычание приготовившегося к прыжку хищника. От этого звука у Эллиота
перехватило дыхание, мороз пробежал по коже. Он стоял, не в силах сдвинуться
с места. Единственной мыслью было повернуться и бежать прочь из этого дома и
больше никогда не возвращаться сюда. Но желание найти Киеу было по-прежнему
сильно. В нем боролись противоречивые чувства, которые усугубляла совершенно
невероятная новая информация, отчего голова его кружилась, словно после
бокала крепкого коктейля. Как же он ошибался в своем названном брате, как
несправедлив был к нему! Ненависть бесследно улетучилась, словно ее никогда
и не было. О Боже, прости мне мой гнев, молил Эллиот. Самое ужасное
заключалось в том, что они с Киеу были очень похожи, они оба исправно
выполняли свои функции в чудовищном плане отца - они беспрекословно
исполняли то, что им приказывали, довольствуясь данной ему информацией и не
пытаясь узнать больше того, что положено знать.
долго, целую вечность, он отказывался видеть то, что происходило совсем
рядом, то, из чего складывалась его жизнь. Более отворачиваться невозможно.
Ибо он больше не был посторонний, чужак. Он проник в сердце ?Ангки?, в самую
ее суть. И она оказалась настолько страшной, что Эллиот прозрел. Там, в
ресторане, он в очередной раз ошибся. Отец не был просто человеком, каким
хотел его видеть Эллиот, - он оказался именно тем, кого он боялся всю свою
жизнь. Это страшное проступило сквозь его человеческую оболочку, но Эллиот
отказывался замечать. Паук, который, сидя в центре огромной паутины, плел
страшный заговор. Вот уж, воистину, бог войны!
наконец-то живущая по законам хаоса реальность навсегда исчезнет и он сумеет
заключить мир с Киеу, а вместе они найдут истину и остановят отца.
незнакомое странное чувство, на какое-то мгновение заслонившее реальность.
Доносившийся снизу звук теперь напоминал громкое шипение кузнечных мехов.
Сердце его забилось чаще, к горлу подступил комок.
обнаружить источник звука. То, что он увидел, не укладывалось в сознании!
Эллиот тихо вскрикнул и с трудом поборол приступ дурноты. Глаза его вылезли
из орбит, обхватив обеими руками живот, еле сдерживая рвоту, он прислонился
спиной к влажной стене.
мог. Его, словно муху, пронзила невидимая игла и навеки приколола к каменной
стене огромной ботанизирки. Эллиот уже не мог сопротивляться и во все глаза
наблюдал за ужасающим зрелищем. Глазные мышцы сводила судорога, мозг горел,
словно в череп забрались злющие рыжие муравьи и все опрыскали своим жгучим
ядом, из глубины души рвался, но не мог добраться до поверхности крик - вся
мудрость, весь разум мира в одно мгновение покинули его, мир стал пустым и
бессмысленным, словно психиатрическая лечебница, в которую сейчас ввели
Эллиота и из которой уже не было выхода.
изо рта его тонкой струйкой текла слюна. Для него больше не было места на
земле. Некуда бежать, негде спрятаться. Все кончено.
спиной к Эллиоту стоял на коленях Киеу. Справа от него в кирпичной стене
зияло отверстие, черная дыра в ночь. Но не она приковывала внимание Эллиота:
он, не отрываясь, смотрел на то, что делал Киеу. К потемневшей кирпичной
стене было прислонено то, что некогда было человеческим телом. Бледно-желтая
плоть, заляпанная свернувшейся кровью и потеками жировых тканей, вся
испещренная глубокими багровыми порезами и рубцами.
вошла в идеально ровный разрез на ее груди и вырвала сердце - Эллиот ущипнул
себя. Киеу извлек печень Джой - Эллиот впился ногтями в живот, между пальцев
потекла кровь, и он зашипел от боли. Киеу снова запустил руку в разрез и
вытащил извивающийся клубок бело-розовых кишок. На лице Эллиота появился
звериный оскал, он вцепился себе в волосы.
пожалуйста, прекрати! - Голос его был слабый, детский. Ради Бога, прекрати!
поглощен своим занятием, что даже чрезвычайно развитые инстинкты не подали
сигнала о приближении постороннего.
Кмау.
какая-то демоническая сила - сила, которая словно молот сотрясала стены
подвала. На лице его застыла маска гнева и ярости, это было лицо партизана,
на мгновение снявшего одеревеневший палец со спускового крючка своего
изрыгающего смерть автомата, лицо человека, ведущего войну, у которой нет
начала и не будет конца.
губами.
когда слышал это выражение.
вжался в стену.
мурашки побежали по спине, зашевелились волосы. - Ворон, красный кхмер... и
Чет Кмау, Черное Сердце. Вот кто я такой.
испепеляющий взгляд.
запаха смерти, которым была пропитана вся его одежда. Глаза Киеу почернели.
И без того очень темные, сейчас они превратились в два бездонных колодца,
через которые шла дорога в ад и в которых как в зеркале отражалась его душа
- искореженная и обезумевшая настолько, что никому не следовало бы даже
мельком видеть ее страдания и корчи.
плетей. Он пополз вдоль стены, поближе к углу, подальше от Киеу: рядом с
названным братом Эллиот уже не мог находиться, от него исходил испепеляющий
жар.
друге диких зверей, в наши руки попало опасное оружие, и мы, думая ?это
дикий зверь?, ?тот дикий зверь?, лишали друг друга жизни этим оружием.
в глазах Мурано.
казни, которая осуществляется должным образом, дабы население могло воочию
убедиться в незыблемости нового порядка. Новый порядок необходимо ввести как
можно быстрее, так, чтобы все следы, все воспоминания о прежнем
коррумпированном декадентском образе жизни были стерты из памяти. Прежний
образ жизни душил Кампучию. Колониализм и капитализм рука об руку работали
над тем, чтобы уничтожить кхмерский народ. Мириться с этим более невозможно.
фразы, их конструкции были настолько ненатуральными, словно Киеу заставили
выучить их наизусть. Неужели он верит в то, что говорит?
ткань кармана жгли ему бедро. То, что он сделал с Киеу, думал Эллиот,
пожалуй, объясняет все его странности. Он потряс головой, понимая, что не
способен сейчас рассуждать здраво - то же относится и к Киеу: он еще не