же ваша фраза.
и, несмотря на свою болезненную, безмерную любовь к славе, никогда бы
ничего не прикрасил из тщеславия. - Это ты ее нашла! Ну, повтори. Она
прекрасна, и я воспользуюсь ею.
ку Консуэло. Тут он прижал ученицу к своему сердцу и воскликнул:
ло.
ний и мук музыкального творчества фраза наконец удалась, стал машинально
шарить по полу, стараясь нащупать горлышко бутылки. Не найдя ее, он при-
нялся искать на пюпитре и по рассеянности хлебнул из стоявшей там чашки.
Это был чудесный кофе, искусно и терпеливо приготовленный для него Кон-
суэло одновременно с шоколадом; Иосиф, по новому знаку своего друга,
только что принес его совсем горячим.
даясь кофе. - Какой ангел, какая фея принесла тебя из Венеции под своим
крылом?
прекрасно вижу, что ты любишь меня, заботишься обо мне, хочешь сделать
меня счастливым. Даже этот бедный мальчик и тот интересуется моей
судьбой, - прибавил он, заметив Иосифа; юноша, стоя на пороге передней,
смотрел на него влажными, блестящими глазами. - Ах, бедные мои дети, вы
хотите скрасить такую жалкую жизнь! Безрассудные! Вы сами не знаете, что
делаете! Я обречен на отчаяние, и несколько дней любви и благосостояния
еще более заставят меня почувствовать ужас моей доли, когда эти чудные
дни улетят.
тебе служить! - воскликнула Консуэло, обнимая его за шею.
Иосиф тоже заплакали, а Келлер, из любви к музыке не хотевший уходить и,
чтобы объяснить свое присутствие в передней, принявшийся приводить в по-
рядок парик хозяина, увидев через полуоткрытую дверь эту раздирающую ду-
шу картину скорби маэстро, дочерней преданности Консуэло и захватившего
Иосифа восторженного чувства к знаменитому старцу, выронил из рук гре-
бень и, приняв в благоговейном умилении парик Порпоры за свой носовой
платок, поднес его к глазам.
сидеть дома. Во все время своего длинного и полного приключений путе-
шествия она не боялась перемены погоды, капризов осени, то знойной, то
дождливой и холодной, в зависимости от местности, по которой они прохо-
дили. Легко одетая, в соломенной шляпе, не имея ни плаща, ни смены одеж-
ды, когда ей случалось попадать под дождь, она тем не менее ни разу даже
не охрипла. Но едва она успела засесть в темную, сырую, плохо проветри-
ваемую квартиру. Порпоры, как холод и недомогание ослабили ее энергию и
повлияли на горло. Помеха эта очень раздражала Порпору. Он знал, что его
ученице следовало торопиться, чтобы получить приглашение в итальянскую
оперу, так как госпожа Тези, раньше стремившаяся ехать в Дрезден, те-
перь, казалось, начала колебаться, прельщенная настойчивыми просьбами
Кафариэлло и блестящими предложениями Гольцбауэра, желавшего привлечь на
императорскую сцену знаменитую певицу. С другой стороны, Корилла, лежа
еще в постели из-за послеродовых осложнений, силилась с помощью друзей,
найденных в Вене, склонить на свою сторону директора и ручалась, что в
случае надобности сможет дебютировать уже через неделю. Порпора страстно
желал, чтобы Консуэло получила приглашение и ради нее самой и ради успе-
ха своей оперы, которую он надеялся провести на сцену вместе со своей
ученицей.
тельство - значило отдалить минуту свидания с Альбертом, внести ужас и
смятение в семью Рудольштадтов: те, конечно, не ожидали, что она снова
появится на сцене. С их точки зрения это было бы равносильно отказу от
чести войти в их семью, а для молодого графа это означало бы, что она
предпочитает ему славу и свободу. С другой стороны, отказавшись от приг-
лашения, она погубила бы последние надежды Порпоры, проявив, в свою оче-
редь, такую неблагодарность, которая отравила бы ему жизнь, внесла бы в
нее отчаяние, - словом, явилась бы для учителя ударом кинжала. Консуэло
пугала необходимость сделать выбор: ведь любое решение наносило смер-
тельный удар людям, дорогим ее сердцу; и ею овладевала мрачная тоска.
Здоровый организм спас ее от серьезного недуга. Но в эти мучительные,
страшные дни Консуэло, охваченная лихорадочной дрожью и тягостной сла-
бостью, то сидя на корточках у жалкого огня, то бродя из одной комнаты в
другую в хлопотах по хозяйству, жаждала тяжело заболеть, в надежде, что
болезнь избавит ее от невыносимого положения.
тельным, несправедливым, как только увидел, что Консуэло - источник его
надежд, поддержка его мужества - вдруг впала в уныние и нерешительность.
Вместо того чтобы поддержать, ободрить девушку своим вдохновением, лас-
кой, он относился к ней с болезненным раздражением, и это окончательно
привело в ужас Консуэло. Старик, то безвольный, то буйный, то ласковый,
то гневный, был снедаем той самой ипохондрией, которой вскоре суждено
было погубить Жан-Жака Руссо: он всюду видел врагов, преследователей,
неблагодарных, не замечая, что его подозрительность, его вспыльчивость и
несправедливость вызывают и отчасти объясняют плохое к нему отношение
людей, которых он в этом обвинял. Оскорбленные им сперва принимали его
за сумасшедшего, затем объясняли его поступки злостью и наконец решали,
что надо избавиться от него, обезопасить себя или даже отомстить ему.
Между низким раболепством и угрюмой мизантропией есть нечто среднее, че-
го Порпора не понимал, да так никогда и не понял.
ро менее чем когда-либо склонен благословить ее на любовь и брак, безро-
потно покорилась и уже не вызывала своего несчастного учителя на откро-
венные разговоры, которые только все более и более усиливали его преду-
беждение. Она перестала упоминать даже имя Альберта и готова была подпи-
сать всякий контракт, который будет угоден Порпоре. Оставаясь наедине с
Иосифом, она открывала ему свою душу, и это приносило ей облегчение.
меня талантом, душой, способной чувствовать искусство, потребностью к
свободе, любовью к гордой, целомудренной независимости, но в то же время
вместо холодного, свирепого эгоизма, который обеспечивает артистам силу,
необходимую, чтобы пробить себе дорогу сквозь опасности и соблазны жиз-
ни, небесная воля вложила в мою грудь нежное, чувствительное сердце,
бьющееся только для других, живущее только самопожертвованием. И вот под
влиянием двух противоположных сил жизнь моя проходит втуне, и я никак не
могу достичь цели. Если я рождена быть самоотверженной, пусть бог отни-
мет у меня склонность к поэзии, увлечение искусством и инстинкт свободы,
превращающие мое самоотвержение в пытку, в муку. Если же я рождена для
искусства, для свободы, пусть он вынет из моего сердца жалость, чувство
дружбы, заботливость, страх перед страданиями, причиняемыми другим, -
словом, все то, что будет отравлять успех и мешать моей карьере.
отвечал Гайдн, - я сказал бы: "Слушайся голоса своего таланта и заглуши
голос сердца". Но теперь я хорошо узнал тебя, ты не сможешь этого сде-
лать.
частна! Подумай, какая у меня сложная, странная и злосчастная судьба.
Даже став на путь самоотвержения, я так запуталась, меня настолько раз-
дирают противоречия, что я не могу идти туда, куда влечет меня сердце,
не разбив этого сердца, жаждущего творить добро и правою и левою рукой.
Посвяти я себя одному, я покидаю и обрекаю на гибель другого. У меня лю-
бимый муж, но я не могу быть его женой, ибо этим я убью моего любимого
отца; с другой стороны, исполняя дочерний долг, я убиваю своего супруга!
В Писании сказано: "Остави отца своего и матерь свою и следуй за му-
жем..." Но на самом деле я и не жена и не дочь. Закон не высказался от-
носительно меня, и общество не позаботилось о моей судьбе. Мое сердце
само должно сделать выбор; однако в нем нет страстной любви, и при том
положении, в каком я нахожусь, стремление к долгу и самопожертвованию не
может руководить мною при выборе. Альберт и Порпора одинаково несчастны,
обоим одинаково угрожает сумасшествие или смерть. Я одинаково необходима
и тому и другому... Надо пожертвовать кем-либо из двух.
вас? Таким образом вы бы вырвали его из лап нищеты, воскресили своими
заботами и сразу проявили бы по отношению к обоим свое самопожертвова-
ние.
и от искусства и от свободы! Но ты не знаешь Порпору, - он жаждет славы,
а не благосостояния и беспечной жизни. Он живет в нищете, не замечая
этого, страдает от нее, не зная, откуда идет это страдание. К тому же,
постоянно мечтая о триумфах и поклонении, он не смог бы снизойти до то-
го, чтобы примириться с чьим бы то ни было состраданием. Поверь мне, его
бедственное положение в большей степени является следствием пренебреже-
ния и гордости. Скажи он только слово, и у него найдутся друзья и с ра-
достью придут к нему на помощь. Но дело не только в том, что он никогда
не обращал внимания на то, полон или пуст его карман (ты прекрасно ви-
дел, что это относится и к его желудку), - он предпочел бы, запершись в
комнате, лучше умереть с голоду, чем пойти за милостями в виде обеда к
своему лучшему другу. Ему казалось бы унизительным для музыки, если бы
Круз Андрей
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Эриксон Стивен
Андреев Николай
Перумов Ник