в утешении, и, не желая обращаться к моему семейству (очень нерасположенному
к мистеру Микоберу), я не знаю никого, кто мог бы мне дать лучший совет, чем
мой старый друг и прежний жилец.
мистером Микобером (которого я никогда не покину) всегда сохранялся дух
взаимного доверия. Правда, мистер Микобер иногда мог взять взаймы некоторую
сумму, не посоветовавшись раньше со мной, или умолчать о сроке, когда
придется платить по обязательствам. Это действительно бывало. Но, в общем. у
мистера Микобера не было никаких тайн от сердца, преисполненного любовью, -
я подразумеваю его супругу, - и он неизменно перед отходом ко сну сообщал
все, что случилось за день.
горьким чувством я сообщаю вам, что мистер Микобер совершенно изменился. Он
стал скрытен. Он стал загадочен. Его жизнь - тайна для того, кто делил с ним
горе и радость, - я снова подразумеваю его супругу, - с утра до ночи он
сидит в конторе, и теперь я знаю о нем меньше, чем о человеке с юга, о
котором рассказывают неразумным детям, будто рот у него набит холодной кашей
с изюмом. К образу этой популярной сказки я прибегаю, чтобы поставить вас в
известность, каково положение дел.
старшего сына и старшей дочери, он не испытывает гордости, глядя на своих
близнецов, он холодно взирает на невинного незнакомца, который только
недавно стал членом нашего семейства. Денежные средства для покрытия наших
расходов, - а у нас на счету каждый фартинг, - приходится добывать у него с
огромными трудностями, выслушивая страшные угрозы, что он сам будет "платить
по счетам" (подлинные его слова). И он безжалостно отказывается хоть как-то
объяснить свое безумное поведение.
если вы посоветуете мне, как их употребить при таких необычайных
обстоятельствах, вы окажете мне еще одну дружескую услугу в добавление к
тем, которые столько раз оказывали.
ведающий, вам улыбается, а я, дорогой мистер Копперфилд, остаюсь ваша
удрученная
Микобер: пусть постарается она терпением и лаской вернуть к себе мистера
Микобера (я знал, что она, во всяком случае, сможет это сделать). Но письмо
заставило меня призадуматься.
ГЛАВА XLIII
жизни. Я хочу встать в стороне и поглядеть, как туманной вереницей проходят
мимо призраки тех дней, а с ними прохожу и я сам.
летний день и зимний вечер. Вот сейчас общественный выгон, где я гуляю с
Дорой, весь в цвету; это луг, покрытый ярким золотом, но вот уже снежная
пелена погребает под собой вереск, и поле вздувается какими-то шишками и
горбами. Река, вдоль которой мы гуляем по воскресеньям, сверкает в лучах
летнего солнца, но еще мгновенье - и она покрывается рябью под зимним
ветром, а вот уже плывут по ней ледяные глыбы. Быстрее, чем когда-либо, река
стремится к морю, она вспыхивает, темнеет и катит свои воды.
Тикают часы над камином, висит барометр в холле. И часы и барометр всегда
ошибаются, но мы свято им верим.
Впрочем, такого рода достоинство может выпасть на долю каждого. Посмотрим,
чего я достиг собственными силами.
приличный заработок. Своими успехами я снискал высокое уважение всех,
имеющих отношение к сему искусству, и теперь состою в числе двенадцати
стенографов, записывающих парламентские прения для утренней газеты. Вечер за
вечером я записываю предсказания, никогда не сбывающиеся, исповедания веры,
от которых всегда отрекаются, объяснения, преследующие одну лишь цель-
ввести в заблуждение. Я барахтаюсь в словах. Британия, это злосчастное
существо женского пола, всегда перед моими глазами, в виде домашней птицы,
приготовленной для вертела: пронзенная канцелярскими перьями, связанная по
рукам и ногам красной тесьмой. Я достаточно хорошо знаком с закулисной
стороной политической жизни, чтобы знать ей настоящую цену. У меня нет веры
в политику, и никогда мне не быть обращенным.
по его натуре. Он с полным добродушием относится к своей неудаче и
напоминает мне, что всегда считал себя тупицей. В той газете, где работал я,
ему иногда поручают собирать факты, голые факты, которые умы, более
плодовитые, затем излагают и приукрашивают. Он получил право заниматься
адвокатской практикой и с изумительным усердием и самоотречением наскреб еще
сотню фунтов, чтобы вручить их нотариусу, при чьей конторе он состоит. Много
было выпито весьма горячего портвейну по случаю получения им прав, и, судя
по счету, я бы сказал, что Иннер-Тэмпл извлек из сего немалую выгоду.
сочинительство. Я тайком написал какую-то безделку, отослал ее в один из
журналов, и она была напечатана. С той поры я обрел мужество и стал писать.
За эти пустячки (а их набралось уже немало) мне аккуратно платят. Вообще,
дела мои идут хорошо: подсчитывая свои доходы по пальцам левой руки, я
переваливаю через средний палец, останавливаюсь на втором суставе
безымянного *.
поблизости от того, на который я загляделся, когда впервые охватил меня
энтузиазм. Однако бабушка (выгодно продавшая свой дом в Дувре) не намерена
остаться здесь, а думает перебраться в еще более крохотный коттедж, по
соседству. Что же это предвещает? Мою женитьбу? Да!
и они трепещут от волнения, если только могут трепетать от волнения
канарейки. Мисс Лавиния, взяв на себя заботу о приданом моей ненаглядной,
неустанно вскрывает пакеты из твердой, как кираса, бумаги и расходится во
мнениях с весьма респектабельным молодым человеком, который держит под
мышкой длинный сверток и сантиметр. Портниха, чья грудь всегда пронзена
иголкой с ниткой, живет и столуется в доме и, по моему мнению, ест, пьет и
спит, не снимая с пальца наперстка. Мою ненаглядную они превращают в
манекен. Вечно посылают они за ней, чтобы она пришла и что-то примерила. По
вечерам мы и пяти минут не можем спокойно посидеть вдвоем; тотчас
какая-нибудь назойливая особа стучится в дверь и говорит:
обстановки, чтобы затем мы с Дорой обозрели их. Лучше бы они покупали вещи
сразу, без этой церемонии осмотра, ибо, когда мы идем покупать решетку для
кухонной плиты или металлический экран, заслоняющий мясо от огня, Дора
обращает внимание на китайский домик для Джипа, домик с колокольчиками на
крыше и отдает предпочтение ему. А когда мы его покупаем, долгонько
приходится приучать Джипа к его новой резиденции; входит он в свой домик или
выходит оттуда, все колокольчики начинают звенеть, и он ужасно пугается.
ее ведомство входит неустанная чистка. Она перетирает решительно все, что
только можно перетирать, пока каждая вещица не начинает блестеть и
лосниться, как и ее собственный славный лоб. В ту пору я начинаю время от
времени встречать ее брата - по вечерам он бродит один по темным улицам и
всматривается в лица прохожих. Я никогда не заговариваю с ним в такие часы.
Когда он с сосредоточенным видом проходит мимо, я слишком хорошо знаю, кого
он ищет и чего страшится.
приходит ко мне в Докторс-Коммонс, куда я все еще иной раз забегаю, так, для
порядка, если у меня есть свободное время? Потому что вот-вот сбудутся мои
сны наяву. Я беру лицензию на брак.
Трэдлс созерцает ее с восторгом и благоговейным страхом. Вот два имени, по
обычаю доброго старого времени навеки связанные одно с другим, - Дэвид
Копперфилд и Дора Спенлоу. А вот из уголка взирает на наш союз сие отеческое
учреждение - Департамент гербовых сборов, столь великодушно интересующееся
всеми перипетиями человеческой жизни. А вот и архиепископ кентерберийский
печатным шрифтом призывает на нас благословение и делает это по самой
дешевой цене.
не могу поверить, что это свершится; однако я верю - каждый, кого бы я ни
встретил на улице, несомненно предчувствует, что послезавтра я женюсь.
Чиновник епископской канцелярии, ведающий юридической частью, узнает меня,
когда я прихожу принести клятву, и обходится со мной так непринужденно,
словно между нами какая-то масонская связь. В присутствии Трэдлса нет
никакой нужды, но он меня сопровождает, всегда готовый прийти на помощь.
сюда уже по своему делу, и, надеюсь, это случится скоро.
он. - Я тоже на это надеюсь. Утешительно знать, что она будет ждать меня,
сколько бы ни понадобилось, и что она - самая чудесная девушка во всем...
спрашиваю я.