Чтение 144–й страницы книги ~Рубеж~

Сказал, что я глупый, глупый каф-Малах. И если я не буду
хорошо кушать, он мне уши надерет. Даром, что ли, я их всех на своем
горбу вытащил?

Я сказал, что буду хорошо кушать. Вместе с батей. Он тоже
сейчас слабенький; ему ругаться нельзя. Потому мы и летим медленно и
за пленочки заглянуть не можем. Даже за самую ближнюю. Я испугался,
что так теперь всегда будет.

Как? - спросил батя.

Много света и больше ничего, ответил я. Зачем тогда
вырастать?

Но батя сказал, чтобы я не боялся.

Это скоро пройдет, сказал он.

Тогда я обрадовался. Я ему смыслу дядькину за пазуху тайком
сунул. Мне Ирина Логиновна Загаржецка однажды говорила, что большой
добрый дядька завещал делиться. Вот я и поделился. Но батя не
позволил. Вынул смыслу из-за пазухи и мне в рот запихал. Сказал, что
мне надо расти, если хочу всех спасать.

Батя умный. Я-то об этом и не подумал.

Тогда я попросил драть меня за уши, чтобы быстрее расти.

Чтобы успеть.

Батя долго смеялся. Потом сказал, что я еще маленький. Что я
ничегошеньки не понял. Поэтому он ничего объяснять и не станет. Он
просто покажет. И стал показывать. Он был прав: я ничегошеньки не
понял. Зато увидел: садик за забором, по забору крейдой написано
"ПАРДЕС", и на Деревьях растут ба-а-алыпущие смыслы. Рыжие, лиловые,
смарагдовые и такие... рябенькие.

Я таких еще не ел.

Вкусно.

И расти хочется быстро-быстро!

Батя сказал, что есть надо молча. А он когда-нибудь покажет
мне дорогу в садик "ПАРДЕС". Нет, сказал я, когда я вырасту, я в том
садике жить буду.

Наверное.

Потом подумал - оказывается, я тоже немножко думать умею! И
сказал что лучше, если он мне все-таки покажет дорогу.

Бате было приятно.

И мне тоже стало приятно.

И сразу же откуда-то явилась маленькая, но очень сладкая
смысла.

Я ее повертел в руках и сунул бате прямо в рот. Он сперва
проглотил а потом стал ругаться. Опять уши драть грозился.

Тогда я понял, что все сделал правильно.

Сале Кеваль, прозванная Куколкой

Она проснулась от звука трубы.

Ну конечно! - Сале взглянула на золотистый прямоугольник
солнца, что протянулся ковром от окна к ее кровати. Такие ковры стелят
к брачному ложу, дабы бывшая невеста, а отныне и навеки молодая жена
вышла к людям, ступая по свету. Говорят, хорошая примета.

Где твоя свадьба, Куколка?

Где твой жених?.. радуйся, что хоть еще один светлый день
даден тебе в награду завистливой судьбой. И тот давненько начался -
заспалась ты, красавица. Час Иволги на дворе, а то и Час Щегла, в
столице хозяйки уж домой с базара торопятся, насудачились, набили
корзины доверху! Надо успеть муженьку горячий обед сготовить - если,
конечно, есть они еще на свете белом: столица, хозяйки, базар,
муженек... Да и тебе спешить надо. Помнишь, вчера, за безумным ночным
застольем, кто-то каркнул вороном-вещуном: времени замку отведено до
утра?

Утром, мол, явится парламентер за ответом.

Вот и явился. Утро не утро, солнышко во-он где! - а труба
зовет. Хорошо хоть выспаться всласть дали, после вчерашнего...

"Дядька Князь злой. Он голову доброму дядьке отрезать
хочет..." - без причины всплыли в памяти слова Денницы.

И свадебный прямоугольник на полу налился багрянцем, а там и
отечной синевой. Видать, снаружи наползла тучка на солнце ясное.

Или радуга цветным боком под луч подвернулась.

"Что, мастер мой? что, славный князь Сагор, вытекает жизнь
твоя? - зло усмехнулась Сале Кеваль, садясь на кровати. - Слышишь ли
сейчас свою Куколку?! Жаль, не я тебе руку оторвала!.. ну да ладно".

Женщине было странно вот так сидеть, вот так думать.
Ненависть к мастеру, к губителю ее любви, раньше была единственным
ярким пятном в жизни Сале, разом потускневшей после казни Клика.
Теперь же, среди множества ярких пятен, внезапно полыхнувших на ее
шальном пути - от кровати к окну? от жизни к смерти? от рабства к
воле?! - среди этих огней ненависть словно потускнела, стала одной из
многих.

И все равно: осталась.

Они двое за Сале пришли, с двух сторон: мастер-убийца, князь
Сагор - и Самаэль-Малах, Ангел Силы.

Не Серебряный наместник под стенами, не латники-лучники ждут
- они.

Оба.

"Теки, жизнь мастерская, из жил невидимых! Подыхай как
собака, владыка! Одно скажи: зачем тебе голова веселого Стася
понадобилась? Откупиться от судьбы? в мяч на жизнь сыграть? И запомни,
если слышишь меня: это я, я, твоя Куколка, влила свою каплю яда! я
уговорила пришельцев отказать тебе! Помнишь Клика-оруженосца?.. Нет?
Ну так еще вспомнишь, когда смертным воем взвоешь!"

Вчера, прежде чем малыш-Денница с бешеной Ириной "ушли" за
подмогой, успели и об этом деле переговорить. Решили сообща: голову
Мацапурину князю никак отдавать нельзя! Зачем одному чернокнижнику
голова другого?! Для добрых дел?! сироткам на именины дарить?! Да и
обещанный медный венец никого не ввел в заблуждение: мог и все
княжество от широкой души посулить! Забирайте, мил-человеки, мой свет
белый от края до края! Жить здешнему Сосуду всего ничего осталось -
зачем Ирине Логиновне венец, зачем княжья милость?!

Хоть в рай, хоть в ад: с собой не унесешь...

Только что ж ты прячешь за пазухой, милый мастер? Зачем тебе
эта голова? Явись! Расскажи! Никуда ведь не денешься, ежели не хочешь
вместе со всеми - в радугу! А ты ведь не хочешь?

Посмотрим, сумеют ли твои люди замок взять! Пусть понюхают
огненной смерти из-за Рубежа! Да и Куколка в сторонке не отсидится -
останешься доволен ученицей, князь Сагор!

...А Денница - этот по-своему решил: "Я их не пущу. А кто
доброго дядьку тронет, того сам убью". И странное дело: никто, даже
Енохи-тугодумы, не усомнился в словах чудного мальчишки.

Мальчишки, что лежит сейчас без чувств рядом с отцом своим.

"Хватит бока греть! - приказала себе Сале. - А то узнаю, чем
закончились переговоры, только когда стены рушиться начнут!"

Она спешила жить. Душа пела натянутой струной - ее время, ее!
Пусть этого времени осталось на кончике ножа! Пусть! Все, что есть, -
ее! Вперед, Сале-Бабочка! Как там говорил малыш? "Самаэль - это
большая розовая бабочка?"

Женщина улыбнулась.

В зале было гулко и пусто. Прямо на скамье, кем-то
застеленной клетчатым пледом (не Ирина ли расстаралась?) - на скамье
спал, свернувшись калачиком, Денница. Женщина с удовлетворением
отметила: ребенка уже видно и обычным зрением. Значит, понемногу
оправляется. То же самое можно было сказать и о старшем каф-Малахе.
Блудный Ангел по самые глаза был укрыт ковром; а под голову ему сунули
другой плед, черный с Красным, сложенный вчетверо.

Переносить спящих (спящих ли?!) из зала в покои не решились.

Возле скамьи, на полу, сонно моргал еще не до конца
очнувшийся Гринь Больше всего чумак в этот момент напоминал побитую
собаку. И выслужиться нечем, и уйти некуда.

- Останься в замке, - мимоходом бросила парню Сале Кеваль. -
Приглядишь за братом. И поесть чего-нибудь в кухонных кладовых
расстарайся пока мы с наместником договариваться будем. Думаю, потом
времени трапезничать не останется.

Она мало надеялась на успех переговоров. Значит, будет штурм.
В ход пойдет все: и огнебойное оружие Черкасов, и катапульты-арбалеты
осаждающих

И для крючков на саламандриков место сыщется.

Сале с некоторым удивлением заметила, что продолжает
улыбаться. Что потягаемся с магом, кого б там ни призвал в свое войско
Серебряный Венец? Прежняя Сале Кеваль еще десять раз прикинула бы,
стоит ли ввязываться в эфирный поединок с противником неизвестной
силы. Только где она прежняя?

Женщина заботливо оправила ковер-одеяло на Блудном Ангеле.
"Как на усталом муже", - мелькнула диковинная мысль. Едва касаясь,
тронула ладонью лоб Денницы (холодный! мокрый...) - и легко сбежала по
ступенькам в обширный холл замка, а там и во двор.

Все были уже в сборе.

Даже парламентер, гремя железом доспеха, как раз перебирался
через стену.

Сале с удивлением узнала в парламентере героя Рио. Все-таки
тесен мир! Да что там мир - миры, сфиры, Сосуды! Шагу ступить нельзя,
чтоб не наткнуться на знакомого!..

Воистину Большой Заказ большим получился.

Спросить: обзавелся ли новым палачом с лекарем в придачу?..