лась в мой дом. Я была не сообщницей, я прикидывалась, что сплю, а сама
слышала крадущиеся шаги страсти. Уверяла себя: "Я люблю его ради него...
- а любила ради себя! Я хочу его взять. Хочу!.. Но ведь это же смешно!
Кто это "я"? Кто "хочет"?.. Я, мои седины, тело, покрытое дорожной
пылью, я, с моим никчемным опытом и муками, я, отделенная от него расс-
тоянием в двадцать лет. На глаз этого ребенка оно, должно быть, неизме-
римо!.. Стыдно и больно!.."
сражена? Почему я вся пылаю? Откуда эта жажда любви? Эта голодная
страсть? Почему мне дано нестареющее сердце в этом стареющем теле?.."
торый держит тебя? Если он в этом теле - Аннета его истерзает. Но разве
поймаешь в сеть океан?
ревность, страх этой девушки... Я его взяла - и держу. Если я захочу, он
будет мой. Я хочу. Я люблю. Это мое право".
рую сфабриковал человек, когда создавал общество! Красное знамя взбунто-
вавшегося раба в непрерывной войне, которая еще со времен Прометея всег-
да кончалась поражением! Или же лицемерие более сильного, который унич-
тожает более слабого, повергает его во прах, пока не будет повергнут
сам! Для природы право не существует. Эта равнодушная сила питается мил-
лионами живых существ. Аннета была ее жертвой - одной из миллионов. Она
могла отсрочить свое поражение на один день, на один час - за счет дру-
гих. Но поражение неминуемо. И стоит ли его оттягивать ценою страданий
других жертв?..
миг - разве это ничто? Вечность содержится в одном мгновении, как все-
ленная - а одном существе... А муки одной жертвы, твоей соперницы, кото-
рой ты мстишь, - это разве ничто, разве ничто? Это ускользающее счастье,
которое похищает воровка, - ничто? Похитить его в свою очередь, причи-
нить ей боль, уничтожить ее, - это ничто?"
дость, злая радость ревности и мести... хлопанье крыльев, вопли оглушили
ее... Откуда они взялись?..
свинца, наслаждение страданием почти до обморока, мучительное удовлетво-
рение. Она ничего не делала, чтобы стряхнуть с себя эти чувства. Да и не
могла. Она была неподвижна, как покойник, под натиском алчных птиц, ос-
паривавших друг у друга в поле ее останки. Их было две стаи, враждебные
и родственные: Жажда обладания и Голодное самопожертвование. Самопожерт-
вование тоже, как и его соперник, было наделено острыми когтями и про-
жорливым клювом. И добро и зло (которое же из них - добро? И которое -
зло?) носили на себе клеймо свирепой бесчеловечности.
над стаей воронья...
зрения. Она видела себя голой. И поняла, что дурила себя с первой же ми-
нуты. Она знала, что любит его, она всегда это знала. С каких пор?.. С
той минуты, как Жермен предостерег ее: "Не любите его уж очень"? Задолго
до этого! Со времени бегства? Задолго до этого!.. Что же значит это
удивление, это добродетельное удивление, которое она только что разыгра-
ла, открыв ее в себе, "эту давно уже лелеемую любовь?.."
ния предъявляли свои права. Диалог вели чувство, которое хитрит, и суро-
вый, насмешливый судья - тот, что безжалостно изобличает и ясно видит.
раньше, - только горечи прибавляется.
руг, они грозили друг другу. Ни одна из стай не сдавалась. Каждая крик-
ливо предъявляла свои права. Аннета, изнуренная, оглушенная, поднялась.
Она ни о чем не думала. В ушах стоял шум. Она сидела и ждала.
ла, что он придет.
месте. Ушел... Сделал шагов тридцать, остановился, вернулся. Она видела
сквозь занавески его взволнованное лицо, лихорадочную неуверенность,
смятение. У дверей он помедлил и шагнул вперед, чтобы войти. Но не во-
шел. Он поднял глаза и взглянул на окно Аннеты - та отшатнулась. Она уже
не слышала ничего, кроме гулкого биения двух сердец. Но ее сердце стиха-
ло: несколько медленных тяжелых ударов - и дыхание стало выравниваться.
Она видела Франца из-под опущенных век: растерянного, полного страстных
желаний, слабого. И почувствовала к нему признательность - сострадание -
презрение...
его уже не было. Но она не сомневалась, что он занял пост на повороте и
наблюдает за дверью, дожидаясь, пока она выйдет...
ничья стая, населявшая душу Аннеты, покинула ее. И душа осталась пустой,
как дом, из которого вывезли мебель. Дверь была настежь открыта. И в нее
вошли чувства, образы. Вошла боль, искаженнее судорогой лицо Эрики фон
Вннтергрюн, слепое желание Франца... Аннета знала теперь, как велика ее
власть над этими слабыми детьми. И она ею воспользовалась: в ущерб себе.
стремясь вынести им беспристрастный приговор. Но жесток тот суд, который
чужд доброты и стремится только к справедливости. Аннета судила Эрику и
Франца без снисхождения. Она отметала (или думала, что отметает) свой
личный интерес и лишь взвешивала возможности счастья для тех двоих... Но
есть много скважин, через которые личный интерес, как его ни гони, возв-
ращается. Аннета не находила Эрику красивой. Да и доброты в ней не виде-
ла. Насчет ее здоровья она делала самые безотрадные предсказания. Она
мысленно раздевала ее. Не та эта жена, которую она хотела бы дать Фран-
цу... (Хотела бы? Какая насмешка!) Но и к нему Аннета не была снисходи-
тельна. Она пропустила его сквозь решето. Сколько отходов! Аннета была
невысокого мнения о его характере. Строго осудила его за непостоянство.
Чего ждать в будущем от такого союза?.. Но только ли разум говорил в
ней?
Решит, когда настанет черед. Довольно думать! Пусть будет пустота. Мол-
чание...
Винтергрюн.
казала виду. Как оно сжалось!..
приглаженных, без единого завитка, волос, оставлявших открытым упрямый,
выпуклый лоб, всем своим видом выражая надменность и замкнутость. Эрика
не спеша поднялась и, коротко ответив на приветствие Аннеты, с холодной
улыбкой указала ей на стул. Она была во всеоружии. Но опытный глаз Анне-
ты умел проникать в самую душу. Обмениваясь с Эрикой обычными светскими
любезностями, она вкинула взглядом ее худую, вздрагивающую грудь. В ле-
вом углу рта была зажата, как задорный цветок, злая улыбка. Эрика не
могла совладать с дрожью бледных губ, прерывистой и путаной речью, сму-
щением, обидой, испугом, горечью. Аннета медленно, сознательно, без ма-
лейших угрызений упивалась ее замешательством: ей уже была ясна развязка
драмы... Но эта развязка зависела от нее одной, а она не торопилась...
Они говорили о модах, о новых танцах, об особенностях местности, о пого-
де, и Аннета смачивала себе губы кончиком языка...
женно ждала -в этом молчании ей мерещился какой-то подвох. Аннета насла-
дилась острым привкусом последних секунд ожидания. Заранее предвидя, ка-
кое действие окажут ее слова, и упиваясь их сострадательной иронией, она
сказала:
кончики ушей заалели, как капли крови. Она уже не владела собой и не
могла скрыть бурное волнение.
ней все еще подозрительно и опасливо, все еще боясь какого-нибудь ковар-
ного хода, поняла, что в этой улыбке нет вражды. Аннета рассматривала ее
не без насмешки, но с жалостью. Она думала:
ты. Аннета положила руку сперва на ее хрупкую шею, потом на тонкие воло-
сы и, ласково смеясь, погладила их. Перед ней был только беззащитный ре-
бенок. Недоверие исчезло бесследно. Эрика подняла на Аннету смиренный,
благодарный, радостный взгляд. И Аннета мысленно пожелала ей:
что они разгаданы, - обеим надо было многое друг перед другом загладить.
растно и предостерегала Эрику от ожидавших ее опасностей. Эрика не заб-
Николаев Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Смит Кордвейнер
Самойлова Елена