Чтение 145–й страницы книги ~Жизнь и судьба~

учит скромности...

В этот день Новиков был счастлив. Должно быть, он действительно любил
Евгению Николаевну, если он и в этот день так много думал о ней, все
оглядывался, казалось, вот-вот увидит ее.

Снизив голос до шепота, Гетманов сказал:

- Вот чего в жизни не забуду, Петр Павлович, как это ты задержал атаку
на восемь минут. Командарм жмет. Командующий фронтом требует немедленно
ввести танки в прорыв. Сталин, говорили мне, звонил Еременко, - почему
танки не идут. Сталина заставил ждать! И ведь вошли в прорыв,
действительно не потеряв ни одной машины, ни одного человека. Вот этого я
никогда тебе не забуду.

А ночью, когда Новиков выехал на танке в район Калача, Гетманов зашел к
начальнику штаба и сказал:

- Я написал, товарищ генерал, письмо о том, как командир корпуса
самочинно задержал на восемь минут начало решающей операции величайшего
значения, операции, определяющей судьбу Великой Отечественной войны.
Познакомьтесь, пожалуйста, с этим документом.

15

В ту минуту, когда Василевский доложил Сталину по аппарату ВЧ об
окружении сталинградской группировки немцев, возле Сталина стоял его
помощник Поскребышев. Сталин, не глядя на Поскребышева, несколько
мгновений сидел с полузакрытыми глазами, точно засыпая. Поскребышев,
придержав дыхание, старался не шевелиться.

Это был час его торжества не только над живым врагом. Это был час его
победы над прошлым. Гуще станет трава над деревенскими могилами тридцатого
года. Лед, снеговые холмы Заполярья сохранят спокойную немоту.

Он знал лучше всех в мире: победителей не судят.

Сталину захотелось, чтобы рядом с ним находились его дети, внучка,
маленькая дочь несчастного Якова. Спокойный, умиротворенный, он гладил бы
голову внучки, он бы не взглянул на мир, распластавшийся у порога его
хижины. Милая дочь, тихая, болезненная внучка, воспоминания детства,
прохлада садика, далекий шум реки. Какое ему дело до всего остального.
Ведь его сверхсила не зависит от больших дивизий и мощи государства.

Медленно, не раскрывая глаз, с какой-то особенно мягкой, гортанной
интонацией он произнес:

- Ах, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети, не расстанемся с тобой
ни за что на свете.

Поскребышев, глядя на седую, лысеющую голову Сталина, на его рябое лицо
с закрытыми глазами, вдруг почувствовал, как у него похолодели пальцы.

16

Успешное наступление в районе Сталинграда упразднило множество разрывов
в линии советской обороны. Это упразднение разрывов происходило не только
в масштабе огромных фронтов - Сталинградского и Донского, не только между
армией Чуйкова и стоявшими на севере советскими дивизиями, не только между
оторванными от тылов ротами и взводами и между засевшими в домах отрядами
и боевыми группами. Ощущение отрыва, полуокружения и окружения исчезло
также и из сознания людей, сменилось чувством целостности, единства и
множественности. А это сознание слияния единичного человека с воинской
массой и есть то, что называют победоносным духом войск.

И, конечно, в головах и душах немецких солдат, попавших в
сталинградское окружение, начались прямо противоположные мысли. Огромный,
живой клок, составленный из сотен тысяч думающих, чувствующих клеточек,
оторвался от германских вооруженных сил. Эфемерность радиоволн да еще
более эфемерные уверения пропаганды о вечной связи с Германией
подтвердили, что сталинградские дивизии Паулюса окружены.

Высказанная в свое время Толстым мысль о том, что осуществить полное
окружение армии невозможно, подтверждалась современным Толстому военным
опытом.

Война 1941-1945 годов доказала, что армию можно окружить, приковать к
земле, обхватить железным обручем. Окружение во время войны 1941-1945
годов стало безжалостной действительностью многих советских и германских
армий.

Мысль, высказанная Толстым, была, несомненно, верна для своего времени.
Как большинство мыслей о политике либо о войне, высказанных великими
людьми, она не обладала вечной жизнью.

Окружение в войне 1941-1945 годов стало реальностью благодаря
необычайной подвижности войск и огромной неповоротливой массивности тылов,
на которую опирается подвижность. Окружающие части пользуются всеми
преимуществами подвижности. Окруженные части полностью теряют подвижность,
так как в окружении невозможно организовать многосложный, массивный,
заводообразный тыл современной армии. Окруженных разбивает паралич.
Окружающие пользуются моторами и крыльями.

Окруженная армия, лишаясь подвижности, теряет не только свои
военно-технические преимущества. Солдаты и офицеры окруженных армий как бы
вышибаются из мира современной цивилизации в мир прошедший. Солдаты и
офицеры окруженных армий переоценивают не только силы сражающихся войск,
перспективы войны, но и политику государства, обаяние партийных вождей,
кодексы, конституцию, национальный характер, грядущее и прошлое народа.

И так же склонны к некоторым из названных переоценок, но, конечно, с
противоположным знаком, те, кто, подобно орлу, сладко чувствуя силу своих
крыльев, парит над скованной, беспомощной жертвой.

Сталинградское окружение армии Паулюса определило перелом в ходе войны.

Сталинградское торжество определило исход войны, но молчаливый спор
между победившим народом и победившим государством продолжался. От этого
спора зависела судьба человека, его свобода.

17

На границе Восточной Пруссии и Литвы, в герлицком осеннем лесу
накрапывал дождь, и человек среднего роста, в сером плаще, шел по тропинке
между высоких деревьев. Часовые, видя Гитлера, сдерживали дыхание,
замирали в неподвижности, и дождевые капли медленно ползли по их лицам.

Ему хотелось подышать свежим воздухом, побыть одному. Сырой воздух
казался очень приятным. Накрапывал славный холодный дождь. Какие милые,
молчаливые деревья. Как хорошо ступать по опавшей, мягкой листве.

Люди в полевой ставке весь день нестерпимо раздражали его... Сталин
никогда не вызывал в нем уважения. Все, что он делал, еще до войны,
казалось ему глупым и топорным. Его хитрость, его вероломство были
по-мужичьи просты. Его государство было нелепо. Черчилль когда-нибудь
поймет трагическую роль Новой Германии, - она своим телом заслонила Европу
от азиатского сталинского большевизма. Он представлял себе тех, кто
настаивал на отводе шестой из Сталинграда, - они будут особо сдержанны,
почтительны. Его раздражали те, что безоглядно верили ему, - они станут
многословно выражать ему свою преданность. Ему все время хотелось
презрительно думать о Сталине, унизить его, и он ощущал, что это желание
вызвано потерей чувства превосходства... Жестокий и мстительный кавказский
лавочник. Его сегодняшний успех ничего не менял... Не было ли тайной
насмешки в глазах старого мерина Цейцлера? Его раздражала мысль о том, что
Геббельс будет информировать его об остротах английского премьера по
поводу его полководческого дара. Геббельс, смеясь, скажет: "Согласись, он
остроумен", - а в глубине его красивых и умных глаз на миг всплывет
торжество завистника, казалось, навек утопленное.

Неприятности с шестой отвлекали, мешали ему быть самим собой. Не в
потере Сталинграда, не в окруженных дивизиях была главная беда
произошедшего; не в том, что Сталин переиграл его.

Он выправит все.

Обычные мысли, милые слабости были всегда присущи ему. Но когда он был
велик и всесилен, все это восхищало и умиляло людей. Он выражал в себе
немецкий национальный порыв. Но едва начинала колебаться мощь Новой
Германий и ее вооруженных сил, меркла его мудрость, он терял свою
гениальность.

Он не завидовал Наполеону. Он не терпел тех, чье величие не глохло в
одиночестве, бессилии, нищете, кто в темном подвале, на чердаке сохранял
силу.

Он не смог во время этой одинокой лесной прогулки оттолкнуть от себя
повседневность и в глубине души найти высшее и искреннее решение,
недоступное ремесленникам из Генерального штаба и ремесленникам из
партийного руководства. Невыносимое томление возникло от вновь
вернувшегося к нему ощущения равенства с людьми.

Для того, чтобы стать создателем Новой Германии, зажечь войну и печи
Освенцима, создать гестапо, человек не годился. Создатель и вождь Новой
Германии должен был уйти из человечества. Его чувства, мысли, его
повседневность могли существовать лишь над людьми, вне людей.

Русские танки вернули его туда, откуда он ушел. Его мысли, его решения,
его зависть сегодня не были обращены к Богу, мировой судьбе. Русские танки
повернули его к людям.

Одиночество в лесу, которое вначале успокаивало его, показалось ему
страшным. Один, без телохранителей, без привычных адъютантов, он казался
себе мальчиком из сказки, вошедшим в сумрачный, заколдованный лес.

Вот так же шел мальчик с пальчик, вот так же заблудился козленок в