пополам, запечатав в серию конвертов и вызвав своего заместителя.
закончил эту проклятую, изнурительную работу. А ты, наверное, подумал, что
я совсем забыл тебя, а? Наверное, ревнуешь меня ко всем этим
отвратительным людям?
мопса на груди, прижимая его к себе застегнутыми пуговицами мундира так,
что из-под бортов торчит только ослепительно белая голова щенка.
показаться, что это самое обычное имя, но для меня оно связано с очень
горькими воспоминаниями. Я буду звать его Фидо.
9
любящему приключения безрассудному офицеру с временным чином, а как к
закаленному алебардисту, которого, как самого Джамбо, несправедливо,
жестоко и бессердечно перевели на второстепенную роль. Транзитный лагерь,
несмотря на искреннее желание Джамбо обеспечить в нем для Гая
привилегированные условия, был далеко не идеальным местом для больного,
прикованного к постели. Лагерь был прекрасным местом, чтобы уходить из
него рано утром и возвращаться туда поздним вечером. Но проводить в нем
дни и ночи, особенно в положении Гая, который почти не смыкал глаз из-за
острой пульсации и ощущения тяжести в ноге, обремененной гипсовой
повязкой, было просто невыносимо. Два первых дня, освобожденный от
оглушительной джазовой музыки и от чрезмерного внимания молодого парня в
аэродромном пункте неотложной помощи. Гай чувствовал себя сравнительно
хорошо. Затем на пего напала тревожная меланхолия, и это не ускользнуло от
внимания Джамбо.
некоторых отношениях здесь, конечно, скучно и неудобно. Женщины в лагере
бывают очень редко. В сущности, гражданским вход сюда вообще запрещен. А у
вас нет таких, у кого вы могли бы временно пожить? Деньги на аренду
квартиры выписать проще всего.
Килбэннок? У нее живет Вирджиния.
быть, пришлет кого нибудь навестить вас. Кстати, как ваша нога сегодня?
слегка сдвинулось с места. Чувствовал он себя лишь немногим хуже, чем
после того памятного вечера в алебардийском казарменном городке с
приглашением гостей. Однако ему было очень трудно передвигаться, и,
конечно, мешала боль. Икра и лодыжка ноги вспухли, - вероятно, от слишком
тугой гипсовой повязки.
показывая на гипс.
пришлю вам нашего эскулапа.
службы сухопутных войск, занимавший одну из наиболее спокойных должностей
в этой весьма занятой службе. Он принес с собой ножницы и старательно снял
повязку.
бы выслать мне рентгеновские снимки, но они, конечно, не догадались
сделать это. Ну как, без повязки вам лучше, правда?
необходимы тепловые процедуры. Я пришлю санитара с лампой.
икре и лодыжке слегка уменьшилась, а колено, наоборот, вспухло. Вместо
постоянной ноющей боли Гай страдал от частых мучительных спазм, если
поворачивался в кровати. Но в целом эти боли для него были
предпочтительнее.
визит лейтенанта Пэдфилда. Он приехал утром, когда большая часть мужчин и
женщин в Лондоне создавали видимость занятости или в самом деле были
заняты. Пэдфилд принес свежий номер "Севайвэла" и стаффордширскую
фаянсовую фигурку мистера Глэдстоуна; кроме этого у него был в руках
замечательный букетик хризантем, но это, разумеется, не для Гая.
вечером произошло довольно неприятное событие. Один из наших здешних
генералов - большой поклонник Питера Пэна. Руби пригласила его на обед,
чтобы познакомить с сэром Джеймсом Барри. Я тоже получил ее приглашение.
Меня очень удивило, что Барри еще жив. Он ведь совершенно определенно
умер. Мы прождали его целый час, и, когда Руби позвонила наконец, чтобы
несли обед, ей сказали, что прислуги в отеле нет и что объявлена воздушная
тревога. "Вот поэтому его и нет, - сказала Руби. - Он ушел в бомбоубежище.
Смешно. В его-то возрасте". Таким образом, никакого обеда не состоялось,
генерал расстроился. Руби тоже.
личные секретари, ведающие приемами и приглашениями, находятся в
Вашингтоне. Поэтому я думаю, что букетик цветов...
конечно, что вы принесли ее, но, видите ли, мне некуда поставить ее.
вещи.
надо ехать. - У дверей он остановился, нерешительно размышляя о фаянсовой
фигурке. - Глонобэны шлют вам свои соболезнования.
Краучбек, по-моему, эта фигурка не впишется в комнату Руби.
"Севайвэлом".
до того, как Эверард Спрюс получил рукопись Людовича. Гай переворачивал
страницы журнала без особого интереса. По его мнению, журнал был под стать
и, пожалуй, даже по-своему превосходил комиксы командира эскадрильи,
особенно по части иллюстраций. Во времена заигрывания с марксистами
Эверард Спрюс скрывал дискредитирующее его предпочтение Фрагонара Леже
путем отрицания всякого интереса к графическому искусству, энергично и
правильно утверждая, что рабочие в безразличии к этому искусству находятся
далеко позади него самого. "Посмотрите на Россию", - говорил он, бывало.
Однако в ранние дни "Севайвэла", еще до союза с Россией, министерство
информации указывало, что, поскольку Гитлер провозгласил "образную
живопись", защита космополитических авангардистов стала в Англии
обязанностью всякого патриота. Спрюс согласился с этим безоговорочно, в
результате чего "Севайвэл" стал довольно часто давать художественные
приложения, которые подбирали Коуни и Фрэнки. Было такое приложение и в
данном номере журнала: десять глянцевых страниц с различными каракулями.
Просмотрев их, Гай перешел к очерку эмигранта-пацифиста Парснипа,
прослеживавшего духовное сходство Кафки и Клаа. Гай не знал ни того, ни
другого.
хоть отбавляй. Он не принес никакого подарка, считая, что самого факта его
появления здесь уже вполне достаточно. Он сел у койки Гая, не выпуская из
рук зонтика и мягкой поношенной шляпы, и, укоризненно посмотрев на своего
племянника, сказал:
главой семьи.
- несовершенное и плохо обработанное литье из одной и той же формы.
суждение, несомненно, было уникальным. Конечно, это был человек с широким
кругозором, хорошо начитанный, повидавший мир, полно и точно осведомленный
во многих неясных для других вопросах, разборчивый коллектор всяких
безделушек; человек, очень красиво одевавшийся на время исполнения своих
обязанностей в католическом суде, но тем не менее человек, которого
старались избегать даже те, кто разделял его интересы. Дядюшка Перегрин
являлся примером не поддающейся четкому определению нечувствительности,
которую Гай нередко замечал и у себя, - мрачная напряженность и
замкнутость, которые довели Айво до умопомешательства и страшная мысль о
которых преследовала Бокс-Бендера, когда он изучал письма своего сына из
лагеря для военнопленных.
подхватил сложную форму дизентерии и всю остальную войну провел в качестве
личного адъютанта губернатора колонии, который неоднократно, но безуспешно
посылал телеграммы с просьбой об отзыве Перегрина. В двадцатых годах
Перегрин бездельничал на дипломатической службе в качестве почетного
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур
Белов Вольф
Шилова Юлия
Василенко Иван