серебряные часы, - те самые часы, из которых он когда-то, в школе, вынул
колесико, чтобы сделать водяную мельницу. - Пожалуй, тогда же, когда и мисс
Уикфилд?
женюсь. Подумать только, что все так счастливо завершилось! И как я вам
благодарен за нашу дружбу и за внимание, с которым вы отнеслись к Софи,
пригласив ее участвовать в радостном празднестве и быть подружкой вместе с
мисс Уикфилд! Я растроган до глубины души.
разговариваем, обедаем... по я ничему не верю. Все это - словно сон.
приятное личико - может быть, не безупречно красивое, но удивительно милое,
- редко когда увидишь такое простодушное, доброе, искреннее, привлекательное
создание. Трэдлс с великой гордостью представляет ее нам, и в течение десяти
минут по часам потирает руки, и каждый волосок у него на голове поднимается
на цыпочки, когда я, отведя его в уголок, приношу ему поздравления с таким
удачным выбором.
появляется среди нас ее веселое и прекрасное лицо. Агнес очень расположена к
Трэдлсу, и приятно видеть их встречу и наблюдать, как сияет Трэдлс, знакомя
с нею самую чудесную девушку в мире.
счастливы. Но я все еще не верю. Я не могу прийти в себя. Я не могу осознать
свое счастье. Я пребываю в состоянии затуманенном, смутном, как будто недели
две назад я проснулся рано поутру и с той поры не ложился спать. Я не могу
сообразить, много ли времени прошло со вчерашнего дня. Мне кажется, я уже
много месяцев ношу в кармане лицензию на брак.
наш дом, дом Доры и мой! - я совершенно неспособен смотреть на себя как на
его владельца. Мне кажется, что я здесь у кого-то в гостях. Я словно жду
настоящего хозяина, который вот-вот придет и скажет, что рад меня видеть.
Какой это красивый домик, в нем все так ярко и ново! У цветов на ковре такой
вид, как будто они только что расцвели, а обои как будто едва успели
покрыться зелеными листьями; чистейшие муслиновые занавески, мебель,
зарумянившаяся, обитая розовой материей; летняя шляпка Доры с голубыми
лентами уже висит на своем гвоздике, - могу ли я забыть, как я полюбил ее,
когда увидел впервые в такой же точно шляпке! Футляр с гитарой уже стоит,
как у себя дома, в своем углу. И все натыкаются на пагоду Джипа, которая
слишком велика для нашей квартиры.
вечера, и я перед уходом прокрадываюсь в знакомую комнату. Доры там нет.
Вероятно, еще не покончили с примеркой. Мисс Лавиния заглядывает в дверь и
таинственно сообщает мне, что Дора скоро придет. Однако она медлит, но вот я
слышу шорох, и кто-то стучит в дверь.
блестящие глаза и зардевшееся лицо - это глаза и лицо Доры. Мисс Лавиния
нарядила ее в платье и шляпку, предназначенные на завтра, чтобы показать их
мне. Я прижимаю к сердцу мою маленькую жену, и мисс Лавиния взвизгивает,
потому что я мну шляпку, а Дора смеется и плачет, видя мою радость. А я все
не верю - верю меньше, чем когда бы то ни было.
нравиться?
Лавиния снова взвизгивает и просит меня запомнить, что на Дору можно только
смотреть, но ни под каким видом нельзя к ней прикасаться. И вот минуты две
Дора в очаровательном смущении стоит, позволяя восхищаться ею, а потом
снимает шляпку - какой привычной и родной кажется она без нее! - и убегает,
держа ее в руке. Приплясывая, она возвращается в своем обычном платье,
спрашивает Джипа, красивая ли у меня маленькая жена и простит ли он ее за
то, что она выходит замуж, и в последний раз в своей девичьей жизни,
опустившись на колени, заставляет Джипа стоять на поваренной книге.
в комнату, которую нанял по соседству, а встаю спозаранку, чтобы заехать на
Хайгет-роуд за бабушкой.
светло-лилового шелка и белая шляпка, и она великолепна. Дженет помогла ей
одеться и стоит тут же, чтобы поглазеть на меня. Пеггоги ужо готова ехать в
церковь, намереваясь созерцать церемонию с галереи. Мистер Дик, посаженый
отец моей любимой, который у алтаря "отдаст ее мне в жены", завил себе
волосы. Трэдлс, который, как было условлено, ждал нас у заставы, являет
собою ослепительное сочетание светло-голубых и кремовых тонов. И он и мистер
Дик имеют такой вид, словно с головы до пят затянуты в перчатку.
сбился с пути и словно ничего не вижу. И решительно ничему не верю. Однако,
пока мы едем в открытой коляске, эта волшебная свадьба становится в
достаточной мере реальной, чтобы я почувствовал какое-то недоумевающее
сострадание к тем несчастливцам, которые, не принимая никакого участия в
ней, только подметают лавки и занимаются своими повседневными делами.
останавливаемся неподалеку от церкви, чтобы ссадить Пегготи, которую мы
привезли на козлах, бабушка стискивает мою руку и целует меня.
Все утро я думаю о бедной дорогой малютке.
протягивает руку Трэдлсу, а тот подает руку мистеру Дику, который в свою
очередь протягивает руку мне, а я протягиваю руку Трэдлсу, и вот мы
подъезжаем к вратам церкви.
больше, чем паровая машина, пушенная во весь ход. Мне уже не до спокойствия.
бессвязное.
лежит отпирать загородку перед скамьями, словно сержант, выстраивает нас у
решетки, отделяющей алтарь; и снится мне, что даже в ту минуту я недоумеваю,
почему эти сторожихи долженствуют быть самыми неприятными особами женского
пола, каких только можно выбрать, и почему какой-то священный ужас пред
гибельной заразой добросердечия повелевает расставлять на пути к небу эти
сосуды с уксусом.
прочий люд заходят в церковь; ветхий моряк у меня за спиной наполняет
церковь сильным запахом рома; густой бас начинает богослужение, и все мы
внимательно слушаем.
начинает всхлипывать и плакать (как полагаю я, в память Пиджера); мисс
Кларисса прибегает к флакончику с нюхательной солью; Агнес берет на себя
заботу о Доре; бабушка изо всех сил старается быть образцом суровости, и
слезы струятся по ее щекам; а маленькая Дора вся трепещет и слабым шепотом
отвечает на вопросы.
меньше и меньше, но все время сжимает руку Агнес; спокойно и торжественно
проходит служба; а когда она заканчивается, мы смотрим друг на друга и
улыбаемся сквозь слезы, точь-в-точь как апрель, который и улыбается и
плачет, и вот мы уже в ризнице, и моя юная жена начинает рыдать, оплакивая
своего бедного папу, дорогого папу.
книге, и я поднимаюсь на галерею за Пегготи, чтобы и она тоже расписалась. А
Пегготи обнимает меня в уголке и говорит, что она видела, как выходила замуж
моя дорогая мать. И вот все кончено, и мы уходим.
милую жену, и, словно сквозь дымку, я вижу и не вижу людей, кафедру,
памятники, скамьи, купель, орган, церковные окна, а откуда-то возникают
слабые воспоминания о родной церкви, куда меня водили в детстве, так
давно-давно.
маленькая жена! Но вот отъезжает коляска, и все мы веселы и болтаем без
умолку. И Софи рассказывает нам, как ей чуть было не сделалось дурно, когда
она услышала, что у Трэдлса требуют лицензию (которую я ему доверил), ибо
была убеждена, что он ухитрился ее потерять или ее вытащили у него из
кармана. И снится мне - Агнес весело смеется, а Дора так любит Агнес, что не
хочет расставаться с ней и все еще держит ее за руку.
принимаю участие в завтраке, но не имею ни малейшего представления о вкусе
блюд и напитков, как бывает в любом сне; я ем, я пью и, если можно так
выразиться, насыщаюсь любовью и браком и верю в реальность яств на столе не
больше, чем во все остальное.
но понятия не имею о том, что хочу сказать, и даже твердо убежден, что
вообще не произносил ее. И все мы очень веселы и счастливы (хотя все это
по-прежнему сон), а Джип поел свадебного пирога, после которого его тошнит.
переодеться. Бабушка и мисс Кларисса остаются с нами, мы прогуливаемся по
саду, и бабушка, которая произнесла за завтраком самую настоящую речь,
обращенную к тетушкам Доры, от души смеется над собой и в то же время
чуточку гордится своим красноречием.