я стал другим - в самом деле, разве жизнь не меняет людей? Я стал таким,
как он, - у меня ордена, удача, и он может по себе, по своим удачам судить
обо мне.
продолжал он, - и прах национального героя, каковым по заслугам признан
мой брат, был бы торжественно доставлен в столицу и предан погребенью при
огромном стечении народа.
Енисейского залива и что он сам, вероятно, не пожелал бы для себя лучшей
могилы.
судьбы его. О том, что забвение как бы шло за ним по пятам и если бы не
мы, - он сказал: "мы", - едва ли хоть один человек на земле знал бы, кто
он таков и что он сделал для родины и науки.
дверь открылась, и какая-то девушка, выйдя от следователя, пригласила меня
к нему.
(потому что это была женщина) не была такой молодой и красивой, она не
допрашивала бы меня так подчеркнуто сухо. Но потом моя история увлекла ее,
и она совершенно оставила свой официозный тон.
ей свой возраст, профессию, был ли я под судом и т.д., - по какому делу я
вызвала вас?
в Н. - В них есть неясности, о которых мне, прежде всего, необходимо
поговорить с вами.
разговор с Ромашовым на Собачьей Площадке.
орудием в руках другого лица.
который дожидается у вас в приемной. Кто из них был орудием, а кто руками
- этого я сказать не могу. Мне кажется, что решение подобного вопроса
является не моей, а вашей задачей.
назвала заявлением.
Татаринов, пытаясь сорвать поисковую партию? Ведь он сам является
ученым-полярником, и, казалось бы, розыски его пропавшего брата должны
были встретить самое горячее сочувствие с его стороны.
Прежде всего, он боялся, что успешные поиски остатков экспедиции "Св.
Марии" подтвердят мои обвинения. Затем, он не является ученым-полярником,
а представляет собою тип лжеученого, построившего свою карьеру на книгах,
посвященных истории экспедиции "Св. Марии". Поэтому всякая конкуренция,
естественно, задевала его жизненные интересы.
ваши обвинения?
потому что я нашел остатки экспедиции и среди них - прямые доказательства,
которые намерен огласить публично.
официального тона.
было давно. Лет двадцать тому назад или даже больше?
восемнадцатым и двадцать вторым июня тысяча девятьсот пятнадцатого года.
Татаринов, и, должно быть, многое успел он перебрать в памяти и обо многом
переговорить наедине с собой, прежде чем занял мое место у стола этой
красивой любознательной женщины.
давностью преступления, рассказал я ей. Старая история! Но старые истории
долго живут, гораздо дольше, чем это кажется с первого взгляда.
следователь, который вместе со мной разбирал письма, некогда занесенные на
двор половодьем, и вместе со мной делал выписки из полярных путешествий, и
вместе со мной перебрасывал учителей, врачей, партработников в глухие
ненецкие районы. Дневники штурмана Климова были уже прочитаны, и старый
латунный багор найден - последний штрих, так мне казалось тогда, в
стройной картине доказательств. Но вот я дошел до войны и замолчал, потому
что беспредельная панорама всего, что мы пережили, открылась передо мной и
в ее глубине лишь чуть-чуть светилась мысль, которая всю жизнь волновала
меня. Это было трудно объяснить незнакомому человеку. Но я объяснил.
России, - сказал я, - и нет ничего случайного в том, что немцы пытались
перерезать этот путь. Я был человеком войны, когда летел к месту гибели
экспедиции "Св. Марии", и я нашел ее потому, что был человеком войны.
Географическом обществе и не получал любезного приглашения представить
свой доклад в письменном виде. Я дважды отказывался от выступления, потому
что прошел лишь месяц с тех пор, как была опубликована замечательная
статья профессора В. о научном наследстве "Св. Марии". Когда он сам
позвонил мне, я согласился.
запомнил ту маленькую приветственную речь с цитатами из классиков, которою
она встретила меня. Речь немного затянулась, и мне стало смешно, когда я
увидел, с каким покорным отчаянием Валя слушал ее.
привык смотреть на него во время своих выступлений.
ладонью, а ты говори и на нее посматривай! Стану похлопывать, значит
волнуешься. Нет - значит нет.
страшно. Я беспокоился лишь, придет ли на мой доклад Николай Антоныч.
недалеко от Кораблева. Он сидел, положив ногу на ногу и глядя прямо перед
собой с неподвижным выражением. Мне показалось, что он изменился за эти
несколько дней: в лице его появилось что-то собачье, щеки обвисли над
воротником была высоко видна морщинистая похудевшая шея.
знаменитый географ, прежде чем предоставить мне слово, сам сказал
несколько слов обо мне. Я даже пожалел, что у него такой тихий голос. Он
сказал, что я "один из тех людей, с которыми тесно связана история
освоения Арктики большевиками". Потом он сказал, что именно моему
"талантливому упорству" советская арктическая наука обязана одной из своих
интереснейших страниц, - и я тоже не стал возражать, тем более что в зале
зааплодировали, и громче всех - Кирина мама.
истории Северного морского пути, хотя это была интересная история.
самые простые слова и вообще "мекал", как потом объявила Кира.
значение северной проблемы и остановился на исторической дате, когда
товарищ Сталин заложил основание Северного флота.
скрылась моя Катя. Она была немного больна - простудилась - и обещала мне
остаться дома. Но как это было хорошо, что она приехала, просто прекрасно!
У меня сразу сделалось веселее на душе, и я стал говорить увереннее и
тверже.
намерен доложить вам о старинной экспедиции, окончившейся около тридцати
лет тому назад. Это - история. Но мы не забыли нашей истории, и возможно,
что наша главная сила заключается именно в том, что война не отменила и не
остановила ни одной из великих мыслей, которые преобразили нашу страну.
Завоевание Севера советским народом принадлежит к числу этих мыслей.
осматривали Заполярье, но это было далеко от темы доклада, и не очень
ловко я свернул на биографию капитана.
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Майер Стефани
Скальци Джон