бывает барина...
барин не купил.
своего значения, требуют точного и ясного поведения, точно
определяемого интересами коллектива, его честью и красотой. Кузнецы,
конечно, обиделись за "барина", но и конюхам в городе было стыдно за свою
колонию, ибо, по словам тех же кузнецов:
хозяева, на ободе фасон держат.
"облагороженных", что так и ждешь от них матерного слова, смотришь и
думаешь:
вы настоящие, без барина, хозяева. Ничего, поживем, будет у нас шинное
железо, и говорить научимся без матерного слова, будет у нас кое-что и
большее".
новой человеческой ценности. В особенности нам, педагогам, под бдительным
оком педагогических ученых.
идти на "кощунство", чтобы решиться на исповедование такого догмата:
напряжения и работы, если это движение вызывается к жизни сознательным
стремлением и пафосом коллектива, обязательно определит самое главное, что
нужно колонии: нравственно здоровый фон, на котором более определенный
нравтсвенный рисунок выполнить будет уже не трудно.
настоящие затруднения начались у нас тогда, когда схема была найдена, а
остались детали.
видели первые взмахи нового здорового хозяина-колониста, худосочный
инспектор из наробраза ослепшими от чтения глазами водил по блокноту и,
заикаясь, спрашивал колонистов:
блокноте. И через неделю прислал нам свое беспристрастное заключение:
"Воспитанники работают хорошо и интересуются колонией. К сожалению,
администрация колонии, уделяя много внимания хозяйству, педагогической
работой мало занимается. Воспитательная работа среди воспитанников не
ведется".
А тогда приведенное заключение меня очень смутило. А в самом деле, а вдруг
я ударился в ложную сторону. Может быть, действительно нужно заняться
"воспитательной" работой, то есть без конца и устали толковать каждому
воспитаннику, "как нужно поступать". Ведь если это делать настойчиво и
регулярно, то, может быть, до чего-нибудь и дотолкуешься.
нашем коллективе.
анализу.
стихий: с одной стороны, по мере того как развивалась колония и
вырастал коллектив колонистов, родились и росли новые
общественно-производственные мотивации, постепенн сквозь старую и
привычнуб для нас физиономию урки и анархиста-беспризорного начинало
проглядывать новое лицо будущего хозяина жизни; с другой стороны, мы
всегда принимали новых людей, иногда чрезвычайно гнилых... Они важны были
для нас не только как новый материал, но и как представители новых
явлений, иногда мимолетных, слабых, иногда, напротив, очень мощных и
заразительных. Благодаря этому нам часто приходилось переживать явления
регресса и рецидива среди "обработанных", казалось, колонистов.
чаще же бывало, что в линию развития того или другого мальчика - линию
правильную и желательную - со стороны новых влияний вносились некоторые
поправки. Основная линия продолжала свое развитие в прежнем направлении,
но она уже на шла четко и спокойно, а все время колебалась и обращалась в
сложную ломаную.
сторону.
находились под постоянным давлением старых привычных выражений так
называемого общественного мнения.
коллективе и коллективном воспитании позволяли в частном случае забывать
именно о коллективе. На поступок отдельной личности набрасывались как на
совершенно уединенное и прежде всего индивидуальное явление, встречали
этот проступок либо в колорите полной истерики, либо в стиле
рождественного мальчика.
трудно. Новая мотивационная природа нашего коллектива создавалась очень
медленно, почти незаметно для глаза, а в это время нас разрывали на две
стороны цепкие руки старых и новых предрассудков. С одной стороны, нас
порабощал старый педагогический ужас перед детским правонарушением, старая
привычка приставать к человеку по каждому пустяковому поводу, привычка
индивидуального воспитания. С другой стороны, нас поедом ели проповеди
свободного воспитания, полного непротивления и какой-то мистической
самодисциплины, в последнем счете представлявшие припадки крайнего
индивидуализма, который мы так доверчиво пустили в советский
педагогический огород.
предчувствовал, что и дисциплинирование отдельной личности и полная
свобода отдельной личности не наша музыка. Советская педагогика должна
иметь совершенно новую логику: от коллектива к личности. Обьектом
советского воспитания может быть только целый коллектив. Только воспитывая
коллектив, мы можем рассчитывать, что найдем такую форму его организации,
при которой отдельная личность будет и наиболее дисциплинирована, и
наиболее свободна.
поведения. Нормы определяются в каждый данный момент нашей классовлой
нуждой и нашей борьбой. Нет более диалектической науки, чем педагогика. И
создание нужного типа поведения - это прежде всего вопрос опыта, привычки,
длительных упражнений в том, что нам нужно. И гимнастическим залом для
таких упражнений должен быть наш советский коллектив, наполненный такими
трапециями и параллельными брусьями, которые нам сейчас нужны.
доступно моего здравому смыслу.
оставались для меня тайной. В проступке для меня становилось важным не
столько его содержание, сколько игнорирование требования коллектива.
Проступок, самый плохой, если он никому неизвестен, в своем дальнейшем
влиянии все равно умрет, задавленный новыми, общественными привычками и
навыками. Но проступок обнаруженный должен был вызвать мое сопротивление,
должен был приучать коллектив к сопротивлению, это тоже был мой
педагогический хлеб.
преступлениях горьковцев, которые тогда оставались в глубокой тайне. Я
теперь испытываю настоящую благодарность к этим замечательным первым
горьковцам за то, что они умели так хорошо заметать следы и сохранить мою
веру в человеческую ценность нашего коллектива.
направлении. Будет продолжаться, может быть, мучительно и коряво, но это
только оттого, что у нас нет еще педагогической техники. Остановка только
за техникой.
О "взрыве"
своем я убедился, что, как бы здорово, радостно, и правильно не жил
коллектив, никогда нельзя полагаться только на спасительное значение одной
эволюции, на постепенное становление человека. Во всяком случае, самые
тяжелые характеры, самые убийственные комплексы привычек никогда
эволюционно не разрешаются. В эволюционном порядке собираются,
подготавливаются какие-то предрасположения, намечаются изменения в
духовной структуре, но все равно для реализации их нужны какие-то более
острые моменты, взрывы, потрясения.
направлении, я не имел права организовывать такие взрывы, но когда они
происходили в естественном порядке, я видел и научился учитывать их
великое значение. Я много, очень много думал по этому вопросу, потому что
это один из центральных вопросов педагогики перевоспитания. К сожалению, я
имел очень ограниченные возможности проверить свои предчувствия
лабораторным порядком.
Сертаков Виталий
Курылев Олег
Афанасьев Роман
Глуховский Дмитрий
Глуховский Дмитрий
Андреев Николай