Чтение 145–й страницы книги ~Нечистая сила~

Не на века же создаются проволочные заграждения. А как идет выработка
кинжалов для рукопашных схваток в окопах?

- Прекрасно. На нехватку снарядов жалоб уже нет.

- Вот видите! - сказал Поливанов, усаживаясь за стол. - Кое-что я
все-таки сделал. Если меня и прогонят, я уйду с чистой совестью. - Беляев
заговорил о катастрофической убыли офицеров. - Сами виноваты! - отвечал ему
Поливанов. - Начиная с кадетского корпуса мы воспитываем браваду.

Папиросу в зубы - и в атаку. А за ним - солдаты. Пулеметы внесли поправку
в место офицера на фронте. Будь умнее: пропусти солдата вперед, а сам следуй
за ним, как заведено у немцев. У нас же так: первая пуля - бац в офицера!
Вот и навалили их штабелями. А ведь еще сиятельный Потемкин говорил, что для
выделки солдата нужны мужик с бабой да ночка потемней. Для офицера же -
давай время, деньги, знания...

После этой беседы с Беляевым в кабинет военного министра вплыла
красавица, каких Поливанов давненько уже не видывал.

- Баронесса Миклос, - представилась она.

- Очень приятно, - буркнул Поливанов, испытывая желание полистать
справочник департамента герольдии, ибо что-то никогда не приходилось ему
слышать о таких баронах на Руси...

Миклос, сияя зубами, поведала этому черствому педанту, что беспокоится не
за себя. Дело в том, что для победы нашей дорогой Родины пропадает очень
ценное секретное изобретение.

- Я в этом ничего не смыслю, - говорила Миклос, раскрывая ридикюль, - но
уяснила лишь одно. Там главная деталь - дырочка, которая обеспечит России
скорейшую победу над Германией.

- Значит, все дело в дырке? - спросил министр.

- Вы меня поняли сразу! Такая маленькая симпатичная дыруся, через которую
вы, не выходя из этого кабинета, можете видеть все, что творится в ставке
кайзера, этого оголтелого врага человечества. Не дайте же погибнуть столь
ценному изобретению дырочки!

- Ни в коем случае... не дам, - согласился Поливанов.

Она протянула ему записку от Распутина, и министр с удивлением прочел:

"Милай дарагой послушь дедушку у няво бедный нужда пришла". Поливанов
вернул записку красавице.

- Но здесь речь о дедушке, а вы... бабушка?

- Ах! - вспыхнула Миклос. - Извините, я случайно не ту достала...

Там, понимаете, все зависит от этой милой дыруси!

Снова сунулась в ридикюль - извлекла нужное: "Милай дарагой послушь
дамочку бедная она ей помочь роспутин".

- Вот что! - сказал Поливанов, не вставая. - Сейчас же убирайтесь отсюда
вместе со своей вульгарной дыркой или дырусей...

Баронессу будто ветром сдуло. Поливанов позвонил в комендатуру
министерства на первом этаже здания.

- Сейчас мимо вас на цыпочках проследует удивительно элегантная и
красивая лахудра. Арестуйте ее... - После чего министр соединил себя с
Сазоновым. - Добрый день, Сергей Дмитриевич, ну, как ваш грипп? Легче?

Слава богу... Вы знаете, я сейчас начинаю жалеть даже о Горемыкине! С
этим рамолисментом хотя бы до девяти утра можно было о чем-то разговаривать.
Он хамил, отказывал, издевался, но это была правда... самая махровая, самая
реакционная, но все-таки правда! А я сегодня схватился со Штюрмером, теперь
жду, когда меня подцепят на лопату и перебросят через забор.

- Мой милый, - задушевно отозвался с Певческого моста министр дел
иностранных, - у меня точно такое же положение. Сейчас возник вопрос о
самостоятельности Польши, и здесь я со Штюрмером на ножах... Вся нечисть
встает стенкой!

- Сергей Дмитрич, как же дальше-то жить?

- А мы не будем жить. Вы напрасно волнуетесь.

- Почему так?

- Потому что Россия уже не великая держава... Только успел повесить
трубку - звонок от Беляева.

- У меня, - доложил тот, - сейчас был странный разговор. Из Царского
позвонила Вырубова, потом к аппарату подошла сама императрица, которая
просила меня как начальника Генштаба приложить максимум усилий для защиты
Распутина от покушений...

- Это чума! - отвечал Поливанов. - Сейчас на охрану Распутина поставлено
семь автомобилей, а если пересчитать всю громадную свору агентов, берегущих
его жизнь, то можно составить батальон, способный прорвать линию фронта...
Как забастовки?

- Путиловский завод - главная язва. А вот и новость: видели Сухомлинова
на перроне Царскосельского вокзала... с женой! Оба были веселые, он ходил
гоголем, отчаянно допингируя.

- Это ясно, - сказал Поливанов. - Шантеклер со своей курочкой ездил
клевать крупицы милостей. Но его все равно посадят! Потом, сцепив пальцы,
министр думал: "Нет ли тут какойлибо игры Беляева? Кажется, нет..." Но игра
была! Распутин рассказывал: "Вот Беляев - хороший министр был бы, что там
папашка смотрит! Я маме сказал, что бог его желает, а папашка уперся..."

****

Авангард пролетариата, путиловские рабочие, бастовали, и забастовка стала
главной темой для закрытою совещания. Министерские верхи были встревожены -
стачка путиловского завода могла явиться сигналом для всеобщей забастовки в
стране. России хотели заткнуть уши, чтобы она не услышала рева путиловских
цехов... Штюрмер униженно просил Поливанова:

"Умоляю вас в Совете по государственной обороне даже не касаться этого
вопроса... Ужасно неприятно!" Поливанов поступил наоборот: отчеты о закрытом
заседании он предал печатной гласности, "что, - докладывал Штюрмер царю, -
при существующей общей политической обстановке и наблюдаемом в рабочей среде
весьма серьезном брожении не может не быть признано чрезвычайно опасным".
Алиса истошно взывала к мужу: "Обещай мне, что ты сразу сменишь министра
военного - ради самого себя, твоего сына и России!" Распутин продолжал
зудить о Поливанове: "Гордый он... все сапогами скрипит, на нервия
действует. Нашел чем хвастать! Да у меня сапоги громчей евонных..."

В кабинете военного министра отзвонили старинные часы, еще помнившие
времена Кутузова, Барклая, Аракчеева и Ермолова. Вот и письмо от царя:

"Алексей Андреевич. К сожалению, я пришел к заключению, что мне нужно с
вами расстаться..." По заведенной традиции, рескрипт должен сопровождаться
высочайшей благодарностью. Царь отщелкал ответ: "Объявление благодарности
отменяю!" Это было уже чистое хамство... Поливанов принял министерство от
Сухомлинова в состоянии развала, когда фронты трещали. Он взялся за дела в
пору суматошной эвакуации промышленности на Восток, он сумел заново
вооружить армию, при нем стабилизировалась линия фронта, - и теперь Россия,
заполнив арсеналы, готова к неслыханному наступлению, которое войдет в
историю под названием Брусиловский прорыв. Надев шинель и скрипя сапожками,
Поливанов удалился - без благодарности, как оплеванный...

Выпивая рюмку ежевичной и расправив усы большим и средним пальцами (жест
весьма неизящный), Николай II сказал:

- Постный куверт передвиньте к моему куверту...

Постничал в Ставке только один генерал - главный полевой интендант
Дмитрий Савельевич Шуваев, честный, старательный работяга. Старик не
понимал, за что ему выпала такая честь - сидеть подле самого императора.

Царь огорошил его словами:

- Сегодня вы уже мой военный министр... Постный груздь скатился с вилки
на скатерть.

- Ваше величество, - взмолился Шуваев, - да помилуйте, какой же я
министр? Сын солдата, иностранных языков не знаю, даже за вашим столом
сидеть не умею. Вот служил верой и правдой по разным медвежьим углам да ни
одной всенощной не пропустил со своей старухой... Ну какой я, к черту,
министр!

- Не спорьте со мною, - отвечал царь. - В том, что армия стала одета и
накормлена, ваша заслуга. Вы искоренили взяточничество и умеете
разговаривать с простым народом...

Очевидец записал: "Шуваев так же вышел в нахлобученной на уши папахе,
руки в карманы, животом вперед - и пошел себе домой, как ходил всегда".

Верный себе, он обладал простонародной честностью. Когда рука самодержца
выводила слова "по высочайшему повелению", Шуваев дерзко останавливал
императорскую длань:

- Так нельзя! Я пришел к вам, изложил свои мысли, а вы вдруг -
"высочайшее повеление". Да откуда ж оно взялось? Правильнее вам писать так:

"По мнению генерала Шуваева..."

Царя коробило от бестактности, но ничего не поделаешь - сам выбрал
"постника". Шуваев, размахивая рукой, доказывал:

- Опираться на армию, чтобы противодействовать течению жизни народа,
нельзя. Да и вообще, ваше величество, какая у нас, к черту, армия? Возьмут
мужика от сохи или рабочего от станка, завернут их в шинель, покажут, как
надо стрелять, и вот - в окопы. Это не армия - милиция какая-то...
ополчение!

Кажется, царь уже пожалел, что взял богомола Шуваева, а не Беляева с его
"мертвой головой". Прибыв в столицу, новый военный министр должен был
неизбежно столкнуться с Распутиным...

- Шуваев у аппарата, - сказал он, снимая трубку.

- Это я, - прогудело, - я... Распутин...

- Чего тебе от меня надо?

- Помолиться бы мне за тебя надобно.

- Больше меня тебе не намолиться.

- Поговорить бы... Все мы человеки.

- Приемные дни по четвергам. Запишись, как положено, у адъютанта. Что
надо - доложи. Станешь болтать - вышибу. Будь здоров!

Шуваев велел допустить столичных журналистов.

- Могу сказать одно: дела военного министерства я принял в идеальном