лесу, шел, не зная, что в темной чаще крадется к нему волк. И из
гумусового сумрака прошедших десятилетий выплыл его детский страх,
воспоминание о картинке из книжки, - козленок стоит на солнечной лесной
поляне, а между сырых, темных стволов красные глаза, белые зубы волка.
глаза, побежать.
сильных, тренированных, сообразительных, с быстрой, боевой реакцией людей.
Цель их жизни была в том, чтобы чуждое дыхание не пошевелило волоса на его
голове, не коснулось его. Едва слышно зуммерили телефоны, передавая по
секторам и зонам о каждом движении фюрера, решившего совершить одинокую
прогулку по лесу.
темно-зеленых построек своей полевой ставки.
требовали его присутствия в штабе; могли ли подумать они, что в минуты
первых лесных сумерек вождь Германии вспомнил волка из детской сказки.
огне лагерных печей вызвала в нем человеческий ужас.
18
пункте 62-й армии. Хотелось потрогать себя за лицо, хотелось пощупать
одежду, пошевелить пальцами в сапоге. Немцы не стреляли... Стало тихо.
них млеет сердце, как-то по-иному шевелятся руки, ноги. Странно, немыслимо
было есть кашу в тишине, в тишине писать письмо, проснуться ночью в
тишине. Тишина грохотала по-своему, по-тихому. Тишина породила множество
звуков, казавшихся новыми и странными: позвякивание ножа, шорох книжной
страницы, скрип половицы, шлепанье босых ног, скрип пера, щелканье
пистолетного предохранителя, тиканье ходиков на стене блиндажа.
на койке, напротив него за столиком сидел Гуров. Крылов хотел с ходу
рассказать о последней новости, - Сталинградский фронт пошел в
наступление, вопрос об окружении Паулюса решится в ближайшие часы. Он
оглядел Чуйкова и Гурова и молча присел на койку. Что-то, должно быть,
очень важное увидел Крылов на лицах своих товарищей, если не поделился с
ними новостью - новость была нешуточная.
звуки. Тишина готовилась породить новые мысли, страсти, тревоги, ненужные
в дни боев.
обида, зависть еще не родились из костоломной тяжести Сталинграда. Они не
думали о том, что их имена теперь навек связаны с прекрасной страницей
военной истории России.
лишь человеческие чувства владели ими, и никто из них потом не мог самому
себе ответить, почему таким счастьем и печалью, любовью и смирением были
полны они.
завершилась оборона? Нужно ли рассказывать о жалких страстях, охвативших
некоторых руководителей сталинградской обороны? О том, как беспрерывно
пили и беспрерывно ругались по поводу неразделенной славы. О том, как
пьяный Чуйков бросился на Родимцева и хотел задушить его потому лишь, что
на митинге в честь сталинградской победы Никита Хрущев обнял и расцеловал
Родимцева и не поглядел на рядом стоявшего Чуйкова.
Сталинграда на большую землю была совершена Чуйковым и его штабом на
празднование двадцатилетия ВЧК-ОГПУ. О том, как утром после этого
празднества Чуйков и его соратники едва все не утонули мертвецки пьяными в
волжских полыньях и были вытащены бойцами из воды. Нужно ли рассказывать о
матерщине, упреках, подозрениях, зависти.
с частицей правды, с обрубленной, подстриженной правдой. Часть правды -
это не правда. В эту чудную тихую ночь пусть в душе будет вся правда - без
утайки. Зачтем людям в эту ночь их добро, их великие трудодни...
откоса, деревянные ступени внятно поскрипывали под его ногами. Было темно.
Запад и восток молчали. Силуэты заводских корпусов, развалины городских
зданий, окопы, блиндажи влились в спокойную, молчаливую тьму земли, неба,
Волги.
гром сводного оркестра, не в фейерверках и артиллерийских салютах, а в
сыром ночном деревенском покое, охватившем землю, город, Волгу...
сердце. Он прислушался: тишины не было. Со стороны Банного оврага и
"Красного Октября" доносилось пение. Снизу, с Волги, слышались негромкие
голоса, звуки гитары.
19
красноармейцев сидели вокруг самодельного столика у самодельного
светильника.
осторожно поднималась к корявому ногтю старшины, установленному на мутном
экваторе граненого стакана.
спокойное чувство людей отдыхающих, выпивших и кушающих после нелегкой
работы.
вкус хлеба, и похрустывание лука, и оружие, сложенное под глинистой стеной
землянки, и мысли о доме, и Волга, и победа над могущественным врагом,
добытая вот этими самыми руками, что гладили волосы детей, лапали баб,
ломали хлеб и завертывали в газету табак, - все сейчас ощущалось с
предельной ясностью.
20
чем свиданию с Москвой, радовались избавлению от жизни в эвакуации.
Свердловские, омские, казанские, ташкентские, красноярские улицы и дома,
звезды в осеннем небе, вкус хлеба, - все стало постылым.
до Москвы, - они пересаживались с дальних поездов на рабочие поезда, потом
на электрички, где не было заградиловки.
казался пыткой. С какой завистью тогда смотрели на москвичей, менявших
зловещее родное небо на спокойствие Татарии, Узбекистана...
октябрьские дни 1941 года, бросали чемоданы и узлы, пешком уходили на
Загорск, лишь бы вырваться из Москвы. Люди готовы были теперь бросить
вещи, работу, налаженную жизнь и пешком идти в Москву, лишь бы вырваться
из эвакуации.
Москвы и страстной тяги в Москву - состояла в том, что год прошедшей войны
преобразовал сознание людей, и мистический страх перед немцами сменился
уверенностью в превосходстве русской советской силы.
немецко-фашистских войск в районе Владикавказа (Орджоникидзе), затем об
успешном наступлении в районе Сталинграда. За две недели девять раз диктор
объявлял: "В последний час... Наступление наших войск продолжается...
Новый удар по противнику... наши войска под Сталинградом, преодолевая
сопротивление противника, прорвали его новую линию обороны на восточном
берегу Дона... наши войска, продолжая наступление, прошли 10-20
километров... На днях наши войска, расположенные в районе среднего течения