атташе. Однажды в том же посольстве в ранге первого секретаря появился
Ральф Бромптон, который попытался устроить его в канцлерское отделение
Высокого суда правосудия Великобритании, и тоже безуспешно, потому что
Перегрин был слишком высокого мнения о себе; из этого инертного элемента
нельзя было высечь ни единой искорки. В течение десяти лет после снижения
курса фунта стерлингов дядюшка Перегрин жил в Лондоне в старомодной
квартире рядом с Вестминстерским кафедральным собором, где, надев тот или
иной наряд, он иногда помогал выполнять ту или другую функцию. Возможно,
для такого любознательного иностранца, каким был лейтенант Лут, Перегрин
действительно представлял какой-то особый интерес. Нигде, кроме Англии, и
ни в какое другое время, кроме своего, Перегрин появиться не мог.
он нисколько не боялся. Его очень радовало то обстоятельство, что многие
из его предсказаний в области внешней политики оправдывались. Позднее он
подыскал себе подходящую работу. В те времена в разгаре было движение "за
спасение", в ходе которого граждан призывали освободить свои полки от
книг, чтобы превратить их в пульпу для изготовления из нее официальных
бланков и для таких публикаций, как "Севайвэл". Благодаря этому движению
успели исчезнуть многие редчайшие и ценнейшие тома, и только после этого
министерству пришла в голову мысль, что продать их было бы гораздо
выгоднее. Немедленно была создана комиссия, чтобы решить, что из
обреченного на переработку в пульпу еще можно спасти; пожилые мужчины и
женщины в поте лица своего рылись в связках книг и отбирали те из них,
которые следовало спасти, оценить и продать. Как и во всех других делах,
дядюшка Перегрин был скрупулезно честен, но он воспользовался прерогативой
преимущественного права покупки, которым пользовались держатели киосков
благотворительных базаров. Он неизменно просил какого-нибудь коллегу
оценить то, что хотел купить, и, если цена оказывалась сходной, платил ее
и откладывал книгу для себя. Таким образом его небольшая библиотека
пополнилась всего какими-нибудь двадцатью томами, но каждый из них был
истинным сокровищем библиофила. Дядюшка Перегрин приобрел эти тома по
ценам, превалировавшим, как помнят любители книг, в небогатые последние
мирные годы.
продолжал дядюшка Перегрин. - Ты, наверное, помнишь, как мы познакомились
с ним. А место-то здесь не очень хорошее, - добавил он, критически
осматривая комнату Гая. - Раньше я об этом доме, кажется, ничего не
слышал.
лечат.
что он разбирается в этом деле? Настоящих специалистов по колену очень
мало. - Он рассказал о травме своего колена, полученной им много лет назад
на теннисной площадке в Бордегаре. - Лечивший меня врач ничего не смыслил
в колене. С тех пор оно у меня так и не пришло в норму. - Он взял
"Севайвэл", просмотрел иллюстрации и заметил без злобы: - Э-э, все этот
стиль _модерн_. - Затем перешел к разделу "государственные дела". -
Ужасные новости с восточного фронта. Большевики опять продвигаются. Немцы,
кажется, не в состоянии остановить их. Я скорее бы предпочел видеть в
Европе японцев, у них, по крайней мере, есть император и какая-то религия.
Если верить газетам, то мы к тому же еще и помогаем большевикам. Поистине
мир сошел с ума.
на квартиру и не побыть там до выздоровления? Места там много; миссис
Корнер все еще у меня, готовит, как может, из пайков. Лифт работает, а
сейчас ведь многие дома лишены этого. Там у нас в соборе голландский
монах-доминиканец - это не значит, конечно, что я одобряю доминиканцев
вообще, - устраивает действительно интересные рождественские собрания. Ты
сможешь убедиться, что ходом войны он совершенно недоволен. И вообще, там
тебе будет гораздо лучше, чем здесь. Я по вечерам большей частью дома, -
добавил он, как будто это обстоятельство было чрезвычайно привлекательным.
настроения; фактически, он принял его.
жительства. Лифт, как и обещал Перегрин, работал, и Гая подняли в большую,
мрачную, тесно заставленную мебелью квартиру. Экономка миссис Корнер
приняла его как раненного на фронте солдата.
Грейс-Граундлинг-Марчпоул изучал доложенный ему для утверждения документ.
поступало.
арестовали его в то время. Если мы позволим ему сейчас попасть в Италию,
он может навести нас на неофашистскую шпионскую сеть.
Восьмой армии соблюдаются далеко не всегда.
рекомендован быть не может" - и перешел к следующей фамилии - де Сауза.
Очень кстати в данный момент.
важное решение, за весь период проживания в этой квартире дядюшки
Перегрина занималась всего несколько раз. Окно выходило на кирпичную
стену. Комната была обставлена мебелью, вывезенной из Брума. Гай лежал на
огромной старинной кровати, украшенной медными шарообразными шишками.
Здесь Гаю нанес очередной визит майор Бленкинсон.
средство - это держать ногу вверх.
посетителей; среди них был Йэн Килбэннок.
может, ему уже надоели вице-королевские круги?
обладает сильным желанием выиграть.
джунглям с этими головорезами. Не знаю, что именно он намеревается
выиграть там.
Именно поэтому-то и странно, что он выдает сейчас себя за героя.
желанием принести себя в жертву и желанием выиграть. Это, казалось, в
какой-то, пусть еще неопределенной мере имело отношение лично к нему и его
положению. Он еще раз перечитал письмо отца, которое всегда носил с собой:
"...Господь бог никогда не становится в позу и не подчеркивает своего
превосходства. Он принимает страдания и несправедливости... Количественные
критерии здесь неприменимы..."
количественные критерии имели первостепенное значение.
исторические записи, мистер Уинстон Черчилль показал мистеру Рузвельту
сфинкса. Ободренные уверенностью своих военных советников в том, что немцы
капитулируют этой зимой, два могущественных пожилых джентльмена обошли
вокруг колосса, молча наблюдая, как вечерние тени смягчают черты этого
древнего изваяния. Несколькими часами позднее то же самое солнце скрылось
за горизонтом и в Лондоне, не с такими контрастными световыми тенями, как
в пустыне, а постепенно тускнея в пелене дождя и оставляя в темноте мокрые
неосвещенные мостовые города. В этот час с почти таким же самодовольным и
мыслящим выражением на лице, с каким лидеры "Свободного мира" созерцали
сфинкса, дядюшка Перегрин, стоя у раскрытой двери, созерцал женщину,
нажавшую на кнопку звонка его квартиры.
Дядюшка Перегрин считал затемнение важной мерой и строго и неукоснительно
соблюдал все относящиеся к этой мере правила.
Вирджиния.