Лавиния, которой ужасно не хочется расставаться с красивой игрушкой,
доставившей ей столько приятных забот. А Дора делает множество удивительных
открытий - она забыла и то и се - всякие мелочи, и все бегают взад-вперед в
поисках забытых вещей.
своих ярких платьях и с яркими лентами они похожи на клумбу цветов! А моя
ненаглядная, почти задушенная этими цветами, вырывается на свободу и, смеясь
и плача, бросается ко мне, и я ревниво заключаю ее в свои объятия.
говорит, что понесет его сама, иначе он подумает, что теперь, выйдя замуж,
она его разлюбила, и сердце его разорвется. Мне снится - мы идем рука об
руку, а Дора останавливается, озирается, говорит: "Если кому-нибудь я
причинила зло, была неблагодарной, забудьте об этом!" - и заливается
слезами.
путь. И снова она останавливает карету, оглядывается, бросается к Агнес и,
предпочитая ее всем другим, отдает ей свой последний, прощальный поцелуй.
моя дорогая, дорогая маленькая жена, которую я так горячо люблю!
ты уверен, что не будешь раскаиваться?
поры. Они прошли, и я возобновляю свое повествование.
ГЛАВА XLIV
по домам, а я сижу в нашем маленьком домике вместе с Дорой, и меня уже, так
сказать, прогнали со службы: кончилось мое сладостное старое занятие -
ухаживание.
постигнуть, что больше мне не нужно куда-то идти, чтобы ее повидать, не
нужно мучиться из-за нее, не нужно ей писать, не нужно изощряться,
придумывая, как бы остаться с ней наедине! Случалось, я отрывался по вечерам
от своего писанья и, увидев ее сидящей напротив, откидывался на спинку стула
и размышлял о том, как странно, что мы теперь вместе, наедине друг с другом,
и никому до этого нет дела, а романтическая пора нашего обручения покоится
где-то на полке и там ржавеет, и мы можем теперь радовать только друг друга
и больше никого - радовать друг друга до конца жизни.
странно было думать, что Дора ждет меня дома! Как это было поначалу
удивительно, когда она спускалась вниз поговорить со мной, пока я ужинал!
Это было так невероятно - узнать, что она закручивает свои волосы на
папильотки. И как странно было мне видеть ее за этим занятием!
хозяйстве меньше, чем я и моя милая Дора. Конечно, у нас была служанка. Она
ведала домашним хозяйством. До сих пор я еще подозреваю, что она была
переодетая дочь миссис Крапп - так мы намучились с Мэри-Энн!
о ней такое представление, словно эта фамилия лишь в слабой степени отражала
ее качества *. У нее была письменная рекомендация, не менее длинная, чем
какое-нибудь воззвание, и, согласно сему документу, она могла исполнять
решительно все домашние обязанности, о которых я когда-либо слышал, а в
придачу множество таких, о которых я и не слыхивал. Это была женщина в
расцвете лет, с весьма суровой физиономией, и у нее постоянно появлялась
какая-то красноватая сыпь, словно от кори, в особенности на руках. Был у нее
кузен лейб-гвардеец, такой длинноногий, что походил на длинную вечернюю
тень. Мундир был для него слишком короток, а он сам слишком велик для нашего
домика. По этой причине домик казался меньше, чем был на самом деде. Стены
нашего коттеджа не были толстыми, и когда кузен проводил вечер у нас, из
кухни непрерывно доносилось какое-то урчание.
честным. И мне хочется думать, что когда однажды мы нашли ее лежавшей под
опрокинутым баком, причиной этого был припадок какой-нибудь болезни, а в
пропаже чайных ложек был виноват мусорщик.
могли поделать. Я сказал бы, что мы были отданы ей на милость, если бы она
была милостива, но она была женщина безжалостная и не ведала сострадания.
Из-за нее у нас произошла первая маленькая ссора.
Мэри-Энн хоть какое-нибудь понятие о времени?
своего рисования.
обедать в четыре.
спешат,
Они на несколько минут отстают.
ласками меня успокоить, и провела карандашом линию по моей переносице, что
было очень приятно, но все же не могло заменить обеда.
Мэри-Энн? - сказал я.
воздействовать на Мэри-Энн, что я слегка нахмурился.
сказала Дора и провела по ним карандашом, все еще сидя у меня на коленях.
Она пососала карандаш розовыми губками, чтобы он писал чернее, и с такой
забавной миной принялась трудиться над моим лбом, что я поневоле пришел в
восторг.
сказала она.
будь злым Синей Бородой! Не будь серьезным!
вот, сядь здесь на стул поближе ко мне. Отдай мне карандаш. Теперь поговорим
серьезно. Ты знаешь, дорогая... (Какая маленькая ручка держала этот карандаш
и какое крохотное обручальное кольцо было на пальчике!) Ты понимаешь, моя
любимая, не очень-то приятно уходить из дому без обеда. Правда?
воскликнула Дора.
Дора. - Я вышла замуж не для того, чтобы со мной что-то обсуждали. Если ты
собирался что-то обсуждать с такой бедной глупышкой, как я, тебе следовало
бы предупредить меня, злюка!
встряхнула локонами и повторила: "Злюка, злюка!" - что я решительно не знал,
что делать. Я прошелся по комнате в полной растерянности и вернулся к Доре.
иначе ты не стал бы ничего со мной обсуждать, - заявила Дора.
и сказал серьезным тоном:
же ты помнить, что вчера мне, пришлось уйти, не дождавшись конца обеда, а
третьего дня я должен был есть недожаренную говядину, и мне стало плохо.
Сегодня я вовсе не обедаю. А завтрака мы ждали так долго, что подумать
страшно, и вода все-таки не закипела. Я но хочу тебя упрекать, моя милая,
но, право же, это неприятно.
осыпая себя такими упреками, что готов был разбить себе голову о косяк
двери. Я опять подсел к ней и сказал:
только хочу тебя убедить, моя дорогая, что ты должна, право же должна (тут я
решил не идти на уступки) приучить себя к тому, чтобы присматривать за
Мэри-Энн. А также заботиться немножко о себе и обо мне.
- всхлипывая, сказала Дора. - Ведь ты же знаешь, на днях, когда ты сказал,
что не прочь покушать рыбы, я пошла за ней сама, прошла много-много миль и
заказала ее, чтобы доставить тебе удовольствие.
так обрадовался. Я даже словом не обмолвился о том, что ты купила слишком
много лососины на двоих. И что она стоила фунт шесть шиллингов, а этого мы
не можем себе позволить.
Лондон Джек
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Орлов Алекс
Апраксина Татьяна