первый приступ похоти. - Двоим женщинам трудно удовлетворить друг друга без
посторонней помощи, давай позовем служанок - они прелестны, самой старшей
еще нет и семнадцати, а младшей четырнадцать, но у них достаточно опыта. Не
проходит и дня, чтобы они не оказывали самые высшие почести моей куночке.
Так ты не возражаешь?
- Не сомневайся, я, так же как и ты, обожаю такие вещи. Все, что служит
распутству и подогревает страсти, я люблю безумно.
- Да, радость моя, нельзя пренебрегать ничем, что нас воспламеняет, -
подхватила Олимпия. - Ах, как несчастны стыдливые и робкие женщины, которые
получают наслаждение только в обители любви и законного брака и воображают,
будто без этого нельзя удовлетворить свою страсть.
Княгиня дернула за сонетку, и в тот же миг в комнате появились пятеро
обнаженных девушек, которые, без сомнения, только и ждали этого сигнала. Все
они были красивы и гибки, и когда они окружили Олимпию - а они сделали это
сразу, - мне показалось, что я вижу перед собой Граций, хлопочущих вокруг
Венеры.
- Жюльетта, - сказала княгиня, - эти девушки, все вместе, искупают тебя
в самых волнующих ласках и, я уверена, выжмут из тебя остатки спермы, а я
буду любоваться твоим оргазмом, и большего мне не надо. Ты не представляешь
себе, какое удовольствие я получаю, наблюдая за тем, как красивая женщина
приходит в экстаз. Я же буду мастурбировать и предоставлю свободу своему
воображению и уверяю тебя, что оно зайдет очень далеко.
Моя похотливость охотно приняла это предложение, и я, улыбаясь,
откинулась на подушки. Олимпия сделала необходимые распоряжения, и картина
составилась следующим образом: меня уложили на некое подобие качели,
сплетенной из толстых и мягких веревок и низко свисавших над кушеткой одна
из девушек, оседлав меня, прижалась влагалищем к моему лицу, мои ягодицы
касались лица другой девушки, в чьи обязанности входило облизывать мой
задний проход.
Третья сосала мне вагину сверху, а я руками ласкала двух оставшихся
служанок. Олимпия, не спуская с меня жадно блестевших глаз, держала в
свободной руке шелковый шнурок, управлявший механизмом моего необычного
ложа, и мягкими, незаметными подергиваниями приводила его в движение, и эти
плавные колебания многократно усиливали ласки и доводили их до невероятного
сладострастия. Скажу со всей ответственностью, до тех пор я ни разу не
испытывала ничего подобного. Но и это еще не все - случилось нечто
совершенно невозможное, что превзошло все мои ожидания: неведомо откуда
послышались звуки восхитительной музыки, будто я оказалась в волшебных
восточных сказках, будто перенеслась в исламский рай, наполненный истомой и
райскими девами, которых пророк обещал в награду правоверным мне
показалось, что они заласкают меня до сумасшествия и бросят в пучину похоти,
не имеющей ни границ, ни пределов. Качели качались в такт музыке, я утратила
всякое чувство реальности, исчезло все, что связывало меня с ней, все, кроме
последней единственной связи - судорожных всхлипов восторга. Экстаз
продолжался целый час потом в гамак влезла Олимпия, и еще час с лишним я
бурно ласкала свою хозяйку в придуманной ею колыбели сладострастия, после
чего мы дали себе передышку и возобновили наслаждения, разноообразив их
новыми искусными выдумками.
Мы легли на груды подушек, устилавших пол, и положили между собой самую
прелестную из девушек. Она ласкала нас руками, двое других сосали нам
вагину, а еще двое, опустившись над нами на четвереньки, прижались
влагалищем к нашим губам. Так прошел еще один час, и девушки поменялись
местами. Теперь мы обсасывали тех, кто перед этим ласкал наши куночки, те
же, кого ласкали мы, переместились вниз и прильнули к нашим промежностям, а
музыка продолжала играть. Наконец, Олимпия спросила меня, не позвать ли нам
и музыкантов.
- Конечно, давай и их сюда, - и я добавила, что хочу, чтобы весь мир
оказался здесь и стал свидетелем моего неземного счастья.
- О, мой херувим, мой ангел небесный, - защебетала Олимпия, страстно
целуя меня в рот. - Ты бесстыдная, отъявленная маленькая сучка, и я обожаю
тебя за это. Такой должна быть каждая женщина, все истинные женщины таковы,
за исключением идиоток и дурочек, которые даже не знают, что такое
наслаждение. Каким словом еще назвать тех, кто не отдается каждому
встречному и поперечному, невзирая на его пол, возраст и происхождение? Ах,
Жюльетта, разврат - вот самый священный закон, запечатленный в моем сердце
цель моей жизни - проливать сперму, это главная моя потребность и
единственная радость как мне хочется сделаться проституткой, причем самой
непотребной и дешевой. При этой мысли у меня вскипают мозги и в жилах
разливается жаркое пламя. Я хочу подвергаться самым низким унижениям, хочу,
чтобы меня заставляли употребить тысячи мерзостей и гнусностей, которые
понимают ленивые и беспробудные члены. Я хочу сделаться игрушкой, жертвой,
подтиркой самых гнусных развратников, чтобы они творили со мной все, что
пожелают. Я с радостью вынесу все, даже пытки и истязания. Давай сделаемся
шлюхами, Жюльетта. Давай торговать своим телом, давай превратим его в
сточную канаву и раскроем свои ненасытные, свои плотоядные, свои оскаленные
влагалища! - раскроем и рот, и заднюю норку, все свои отверстия отдадим на
поругание! Лопни мои глаза, дорогая, у меня начинает кружиться голова я
чувствую себя как нетерпеливый боевой скакун, чьи дрожащие бока требуют
шпор, я дойду до сумасшествия, до погибели, я знаю это - о, как я это знаю,
ибо это неизбежно, - но мне на все наплевать... Меня даже оскорбляют наши
титулы и уважение, которыми мы окружены, потому что они, хотя и облегчают
наше распутство, но в то же время лишают его ореола незаконности: а мне
надо, чтобы весь мир знал о том, чем я занимаюсь, чтобы меня потащили по
всем улицам, как самую грязную и бесстыдную потаскуху, и подвергли
публичному унижению... Ты думаешь, я страшусь такой участи? Отнюдь. Будь,
что будет, - меня ничто не остановит... Кандалы, позорный столб, даже
виселица будет для меня почестью, троном наслаждения, с которого я брошу
вызов самой смерти и буду извергаться от удовольствия, что погибаю жертвой
своих преступлений, и при мысли о том, что в будущем мое имя станет
синонимом порока, что целые поколения будут трепетать, услышав его. Вот до
чего я дошла, Жюльетта, вот куда привело меня распутство, и в таком
состоянии я хочу жить и умереть. Я признаюсь тебе в этом только потому, что
обожаю тебя. Быть может, ты желаешь услышать вещи еще более ужасные? Тогда
знай, что я стою на пороге того, чтобы с головой окунуться в чудовищный
разврат вот в этот самый миг последние предрассудки тают в моем сердце,
исчезают последние рамки и границы: я решила совершить самые черные
злодейства, на какие только способно мое воображение, с глаз моих спадает
пелена, я вижу пропасть, разверзстую у моих ног, и без страха, с восторгом,
готова шагнуть в нее. Я с презрением плюю на эту выдуманную честь, которая
лишила счастья стольких женщин, за которую они держатся, ничего не получая
взамен. И что вообще такое честь, где она прячется? Только в человеческой
мысли, но только те мысли заслуживают уважения, которые ведут к счастью, то
есть наши собственные мысли и никак не чужие. Мудрость же заключается в том,
чтобы презреть мнение публики, которое от нас не зависит, чтобы отбросить
нелепое понятие чести, сулящее нам счастье только через многие лишения
попробуй сделать этот шаг, и очень скоро ты обнаружишь, что можно жить так
же прекрасно и весело, будучи объектом всеобщего осуждения, как и имея на
голове жалкую диадему уважения. Я хотела бы обратиться ко всем своим
наперсницам по распутству и злодейству с такими словами: последуйте моему
примеру и наплюйте на это пустое понятие чести, как вы делаете со всеми
прочими гнусными предрассудками: один лишь миг моральной распущенности или
самое элементарное плотское наслаждение в миллион раз слаще, нежели все
сомнительные удовольствия, которые доставляет честь, только тогда вы
узнаете, насколько сладострастнее станут ваши радости, когда этот призрак
испарится.
- Ты восхитительное создание, - отвечала я Олимпии, которая в
продолжение этой странной речи была прекрасна, как богиня, - с твоим умом и
твоими талантами, какие я в тебе увидела, ты далеко пойдешь и тем не менее
мне представляется, что тебе еще много надо постичь. Я допускаю, что ты
принимаешь все извращения похоти, но не думаю, что ты знакома - или хотя бы
представляешь, что это такое, - с ее безграничными возможностями. Пусть я на
несколько лет моложе тебя, но благодаря стремительной карьере у меня было
много случаев испытать это. Да, милая Олимпия, тебе только предстоит узнать,
куда могут завести преступления похоти смею предположить, что ты еще не
готова к ужасам, которые порой диктует нам наше воображение...
- Ты говоришь об ужасах! - прервала меня Боргезе, и щеки ее вспыхнули.
- Хочу заметить, что я вовсе не невежда в этих делах, о которых ты
рассуждаешь с такой важностью. Знай же, что я отравила своего первого мужа,
та же участь ожидает и второго.
- О, восхитительная, - проговорила я, привлекая Олимпию к своей груди,
- прости, что я усомнилась в твоей нетвердости, но вот что я тебе скажу:
преступление, которое ты совершила, и второе, которое планируешь, - все это
мотивированные поступки, в своем роде оправданные и уж во всяком случае
необходимые, я же ожидаю от тебя злодеяний бескорыстных. Разве преступление
само по себе не является достаточно сладостным, чтобы совершить его просто
так, без всякой практической надобности? Разве надо иметь какое-нибудь
оправдание, чтобы совершить его? Или какой-нибудь предлог? Разве терпкий
привкус, который таится в злодействие сам по себе не способен воспламенить
наши страсти? Пойми меня, мой. ангел, я бы не хотела, чтобы на свете
осталось хоть одно ощущение, которое ты не испытала с твоим умом ты без
труда, но с чувством горечи, обнаружишь, что есть еще удовольствия, о
которых ты ничего не знала. Поверь мне, под солнцем не совершается ничего
такого, что еще не совершалось, ничего такого, что не происходит каждый
день, а самое главное - ничего, что противоречило бы законам Природы,
которая ни за что не подтолкнет нас на злое дело, если не будет в нем
заинтересована.
- Объясни свою мысль, Жюльетта, - сказала Олимпия, заметно уязвленная
моими замечаниями.
- Непременно, - откликнулась я. - Ответь для начала на такой вопрос:
что ты чувствовала в душе, когда избавлялась от первого мужа?
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Василенко Иван
Шилова Юлия