Чтение 146–й страницы книги ~Петр и Алексей~

кафтанах и треуголках, со шпагами наголо: это были сол-
даты. Тихону казались они ангелами Божьими.

В глазах его потемнело. Он почувствовал тяжесть в пле-
че, поднял к нему руку и нащупал что-то теплое, липкое:
то была кровь; должно быть, в свалке ранили его ножом.
Он закрыл глаза и увидел красное пламя горящего
сруба, красную смерть. Белые птицы летели в красном
пламени. Он подумал: "Страшнее, чем красная, белая
смерть" - и лишился сознания.

Дело о еретиках разбиралось в новоучрежденном
Св. Синоде.

По приговору суда, беглого казака Аверьянку Беспа-
лого и родную сестру его, Акулину, колесовали. Осталь-
ных били плетьми, рвали им ноздри, мужчин сослали на
каторгу, баб - на прядильные дворы и в монастырские
тюрьмы.

Тихона, который едва не умер от раны в острожной
больнице, спас прежний покровитель, генерал Яков Вили-
мович Брюс. Он взял его к себе в дом, вылечил и хода-
тайствовал за него у Новгородского архиерея, Феофана
Прокоповича. Феофан принял участие в Тихоне, желая
показать на нем пастырское милосердие к заблудшим ов-
цам, которое всегда проповедовал: "С противниками церк-
ви поступать надлежит с кротостью и разумом, а не так,
как ныне, жестокими словами и отчуждением". Хотел
также, чтобы отречение Тихона от ереси и принятие его
в лоно православной церкви послужили примером для
прочих еретиков и раскольников.

Феофан избавил его от плетей и от ссылки, взял к
себе на покаяние и увез в Петербург.

В Петербурге архиерейское подворье находилось на
Аптекарском острове, на речке Карповке, среди густого
леса. В нижнем жилье дома помещалась библиотека. За-
метив любовь Тихона к книгам, Феофан поручил ему при-
вести в порядок библиотеку. Окна ее, выходившие прямо в
лес, часто бывали открыты, потому что стояли жаркие лет-
ние дни, и тишина леса сливалась с тишиною книгохрани-
лища, шелест листьев - с шелестом страниц. Слышался
стук дятла, кукованье кукушки. Видно было, как на лесную
прогалину выходит чета круторогих лосей, которых пригна-
ли сюда с Петровского, тогда еще совсем дикого, острова.
Зеленоватый сумрак наполнял комнату. Было свежо и
уютно. Тихон проводил здесь целые дни, роясь в книгах.
Ему казалось, что он вернулся в библиотеку Якова Брю-
са и что все эти четыре года скитаний - только сон.

Феофан был к нему добр. Не торопил возвращением
в лоно православной церкви, только указал для прочтения,
за недостатком русского катехизиса, на нескольких не-
мецких богословов и на досуге беседовал с ним о прочи-
танном, исправляя ошибки протестантов, согласно с уче-
нием церкви греко-российской. В остальное время давал
ему свободу заниматься чем угодно.

Тихон опять принялся за математику. В холоде разу-
ма отдыхал он от огня безумия, от бреда Красной и Бе-
лой смерти.

Перечитывал также философов - Декарта, Лейбница,
Спинозу. Вспоминал слова пастора Глюка: "Истинная фи-
лософия, если отведать ее слегка, уводит от Бога; если
же глубоко зачерпнуть, приводит к Нему".

Бог для Декарта был Первый Двигатель первой мате-
рии. Вселенная - машина. Ни любви, ни тайны, ни жиз-
ни-ничего, кроме разума, который отражается во всех
мирах, как свет в прозрачных ледяных кристаллах. Ти-
хону было страшно от этого мертвого Бога.

"Природа полна жизни,- утверждал Лейбниц в своей
"Монадологии".- Я докажу, что причина всякого движе-
ния - дух, а дух - живая монада, которая состоит из
идей, как центр из углов". Монады соединены предуста-
новленной Богом гармонией в единое целое. "Мир - Бо-
жьи часы, horologium Dei". Опять, вместо жизни-ма-
шина, вместо Бога - механика,- подумал Тихон, и опять
ему стало страшно,
Но всех страшнее, потому что всех яснее, был Спи-
ноза. Он договаривал то, что другие не смели сказать.
"Утверждать воплощение Бога в человеке - так же нелепо,
как утверждать, что круг принял природу треугольника,
или квадрата. Слово стало плотью - восточный оборот
речи, который не может иметь никакого значения для
разума. Христианство отличается от других исповеданий
не верою, не любовью, не какими-либо иными дарами
Духа Святого, а лишь тем, что своим основанием делает
чудо, то есть невежество, которое есть источник всякого
зла, и таким образом, самую веру превращает в суеве-
рие". Спиноза обнаружил тайную мысль всех новых фило-
софов: или со Христом - против разума; или с разу-
мом - против Христа.

Однажды Тихон заговорил о Спинозе с Феофаном.
- Оной философии основание глупейшее показуется,-
объявил архиерей с презрительной усмешкою,- понеже
Спиноза свои умствования из единых скаредных контра-
дикций сплел и только словами прелестными и чванова-
тыми ту свою глупость покрыл...

Тихона эти ругательства не убедили и не успокоили.
Не нашел он помощи и в сочинениях иностранных бого-
словов, которые опровергали всех древних и новых филосо-
фов с такою же легкостью, как русский архиерей Спинозу.

Иногда Феофан давал Тихону переписывать бумаги по
делам Св. Синода. В присяге Духовного Регламента его
поразили слова: "Исповедую с клятвою крайнего Судию
духовные сея коллегии быти Самого Всероссийского Мо-
нарха, Государя нашего Всемилостивейшего". Государь -
глава церкви; государь - вместо Христа.

"Magnus ille Leviathan, quae Civitas appelatur,
officium artis est et Homo artificialis. Великий оный
Левиафан, государством именуемый, есть произведение ис-
кусства и Человек искусственный",- вспомнил он слова из
книги "Левиафан" английского философа Гоббса, который
также утверждал, что церковь должна быть частью госу-
дарства, членом великого Левиафана, исполинского Авто-
мата - не той ли Иконы зверя, созданной по образу и подо-
бию самого бога-зверя, о которой сказано в Апокалипсисе?

Холод разума, которым веяло на Тихона от этой мерт-
вой церкви мертвого Бога, становился для него таким же
убийственным, как огонь безумия, огонь Красной и Бе-
лой смерти.

Уже назначили день, когда должен был совершиться
торжественно в Троицком соборе обряд миропомазания
над Тихоном в знак его возвращения в лоно православ-
ной церкви.

Накануне этого дня собрались на Карповском подворье
к ужину гости.
Это было одно из тех собраний, которые Феофан в сво-
их латинских письмах называл noctes atticae - аттические
ночи. Запивая соленую и копченую архиерейскую снедь зна-
менитым пивом о. эконома Герасима, беседовали о филосо-
фии, о "делах естества" и "уставах натуры", большею частью
в вольном, а по мнению некоторых, даже "афейском" духе.
Тихон, стоя в стеклянной галерее, соединявшей биб-
лиотеку со столовой, слушал издали эту беседу.
- Распри о вере между людьми умными произойти
не могут, понеже умному до веры другого ничто касается
и ему все равно-лютор ли, кальвин ли, или язычник,