Чтение 146–й страницы книги ~Диктатор~

семьдесят четвертый.

По озадаченному лицу Гонсалеса было видно, что он не разобрался, чем
счет поколений отличается от счета воплощений. Но он не захотел
углубляться в эту запутанную область.

- Вы просили меня, Тархун-хор, разрешить вам выступить на суде для
защиты обвиняемого Гамова?

- Нет, судья, я не просил об этом, - прозвучал спокойный голос.

- Но я вас так понял, Тархун-хор...

- Вы меня неправильно поняли, судья. Я не собираюсь защищать Гамова.
Я недостоин быть его защитником.

Гонсалес овладел собой.

- Значит ли это, что, не пожелав пойти в защитники, вы хотите стать
его обвинителем?

- И обвинять Гамова не могу. Если я недостоин быть его защитником, то
тем более нельзя ждать от меня обвинений.

Гонсалес начал сердиться.

- Ни защиты, ни обвинения. Тогда зачем вы явились?

Тархун-хор спокойно ответил:

- Чтобы убедить ваш высокий суд, что Гамов вам не подсуден. У вас нет
прав ни осуждать, ни оправдывать его.

- У меня иное суждение по этому вопросу, свидетель.

- У вас неправильное суждение, судья. И если вы разрешите мне задать
несколько вопросов самому Гамову, а затем рассказать о том, что знаю я и
чего не знаете вы, то вы перемените свои ошибочные суждения на истинные.

- Задавайте вопросы.

Тархун-хор повернулся к Гамову. Его звучный голос стал особенно
торжествен.

- Президент мира, кто ваш отец?

Я не раз замечал, что Гамов в обычном общении не выносит ни
вычурности, ни напыщенности. Обращение как к президенту мира, в то время
как он усадил себя на скамью подсудимых, не могло ему понравиться. Он
хмуро ответил:

- Я не знаю, кто мой отец.

- Тогда ответьте, кто ваша мать?

- И матери своей я не знаю.

- Очень хорошо! Тогда скажите, где вы родились?

- Я не знаю места своего рождения.

Тархун-хор, видимо, ждал таких ответов. Будто два острых огонька
вырвались из провалов на темном лице - так вспыхнули его глаза.

- Знаете ли вы что-нибудь о своем детстве? Помните ли себя маленьким?

- О детстве своем не знаю ничего. И маленьким себя не помню.

- Помните ли вы вообще что-нибудь о себе?

- У меня отчетливы воспоминания о том, что происходило со мной после
того, как меня спасли в пустыне.

- Вас спасли в пустыне? Около города Сорбаса, правда?

- Да, около города, который так преступно уничтожил ваш правитель
Мараван-хор, за что я велел его казнить.

- Я видел его казнь. Он заслужил ее. Расскажите, как вас спасли? И
кто спас?

- Меня нашли работники обсерватории неподалеку от их поселка. Я помню
только, что меня несли на руках, потом уложили на повозку, а потом я помню
себя в постели и врача около нее. Таковы мои первые отчетливые
воспоминания о себе. Все остальное пропало - амнезия, потеря памяти, так
это называется.

- Вам не говорили о том, что могло предшествовать вашему бедствию в
пустыне? Как вы очутились в песках один, почти умирающий?

- Высказывали разные предположения. Точных фактов не было, кроме
одного - перед тем, как нашли меня, свирепствовала песчаная буря. Первые
этажи обсерватории занесло, все дороги замело. Какой-то караван, шедший в
это время в Кондину, столицу Кондука, попал в эту бурю и погиб, во всяком
случае, ни следов его в пустыне не осталось, ни о его последующем
появлении в Кондине никто не слышал. Я находился в составе этого каравана,
недалеко от обсерватории свалился с верблюда или с повозки и благодаря
этому, единственный среди всех, сохранил свою жизнь. Все остальные, в том
числе и мои родители, были заметены песком. Так мне правдоподобно
объясняли мои спасители в обсерватории - и у меня нет оснований
сомневаться в их правдивости.

- Правдивость это еще не правда. Весь караван, люди, животные, все
повозки заметены, а вас нашли на поверхности. Вы считаете это правдой?

- Я сказал - правдоподобно, а не правда. Я не поручусь за все, что
мне говорили, только передаю рассказ. И я не знаю, был ли я погружен в
песок или лежал поверху. И то, и другое возможно. Легкого мальчишку ветер
мог и катить, не засыпая, а тяжелый груз, людей и животных постепенно
заваливало. Думаю, если произвести раскопки в окрестностях обсерватории,
то останки погибшего каравана обнаружат.

- Обнаружить, что осталось в песках от погибшего каравана, можно,
если он реально там погиб. Вы не пробовали раскопать пески, чтобы найти
останки своих родителей?

- Даже не думал. До войны - не по возможностям. А во время войны - не
до того.

- Что вы скажете о своей дальнейшей жизни после того, как вас спасли
в пустыне? Вы ведь ее хорошо помните?

- Ничего не скажу - и как раз потому, что хорошо помню. Она привела
меня к тому, что я стал президентом мира и подсудимым, ожидающим сурового
наказания. Эта жизнь у всех на виду. Мои биографы, когда они появятся,
скажут обо мне гораздо больше того, что я сам знаю о себе.

- Они уже появились, президент. И один такой биограф знает вашу жизнь
гораздо лучше, чем ее знаете вы сами.

- Очень интересно! Кто же этот мой проницательный биограф?

Тархун-хор усилил звучность голоса до предела:

- Этот ваш биограф, лучше знающий вашу жизнь, чем ее знаете вы, - я!

Я уже не раз говорил, что на суде происходили события, вызывающие
ошеломление или состояние, близкое к тому. Не могу сказать, что ответ
Тархун-хора породил ошеломление, этого все-таки не было, но он всех
удивил, особенно Гамова, и, вероятно, больше всего его. Что до меня, то я
с самого появления первосвященника предчувствовал какую-то неожиданность и
молчаливо ожидал, когда же она совершится.

Гамов продолжал спрашивать:

- Как понимать вас, Тархун-хор? Очевидно, вы раскопали что-то из того
времени, о котором я ничего не помню.

- Правильно. Речь о той вашей жизни, которая была до появления в
пустыне.

- У вас есть сведения о погибшем караване?

- Именно о нем. Его не было. Никакой караван не появлялся в те дни в
окрестностях обсерватории. И никакой, естественно, не погибал.

- И у вас есть доказательства, что его не было?

- Конечно. О всех караванах, пересекающих северную пустыню Кондука,
то есть южные края Латании, в обеих странах ведутся в торговых палатах
подробные записи - откуда идут и куда, с чем, кто ведет, кто участвует в
походе.

Я приказал моим священникам проверить в Кондуке и в Латании все
сведения о бурях и торговых сношениях между двумя странами. Так вот, о той
буре сохранились подробные сведения - и когда началась, и когда
окончилась, и сколько было разрушений, какая скотина погибла в деревнях,
как долго потом восстанавливались потери. И никаких сведений о каком-либо
караване. Он ниоткуда не выходил, никуда не приходил, нигде не отмечался в
пути.

Гамов, внимательно слушавший Тархун-хора, задумчиво произнес:

- А вы не допускаете, что то был не торговый караван, отмечаемый в
коммерческих палатах, а какой-то иной, из переселенческих, из тайных для
двух пограничных служб?

- Допустили и это. И проверили. Если караван погиб в окрестностях
обсерватории, то где-нибудь в песках должны были сохраниться его останки.
И тогда раскопки покажут, как совершилась его гибель.

- Для раскопок надо точно знать место...

- И это учли. Мы пригласили ученых с приборами, фиксирующими любую
неоднородность в песчаном слое. Неоднородности обнаруживались часто -
скелеты давно погибших тварей, крыша дома, принесенная одной из бурь. Но
погибшего каравана не было на обширном пространстве вокруг обсерватории.
Даже мельчайших следов его не нашлось в толщах песка - какой-нибудь
веревки, сбруи, колеса, не говоря уже о людях, верблюдах, повозках... Не
проходил караван в этих местах.

Гамов пожал плечами. Во мне вдруг поднялись воспоминания о днях после
мнимой казни. Что-то похожее на испытанное в тогдашнем секретном особняке
открытие надвигалось и сейчас. Гамов поинтересовался:

- Как же вы толкуете мое присутствие в песках около обсерватории,
если не было проходившего мимо каравана? От обсерватории до ближайшего
поселка так далеко и такая дорога... Даже дюжий мужчина не рискнет на
пеший поход, а я все же был мальчишкой, а не богатырем.

- Вы не приходили ни из какого ближнего поселка. Вы возникли из иного
мира. И возникли из этого чужого мира именно в том месте нашего мира, где
вас нашли.

На лице Гамова появилась улыбка. Отсутствие каравана, доставившего
его к обсерватории, его смутило, но появление из чужого мира не
укладывалось в голове.

- И вы верите, что такой чуждый нам мир реально существует где-то во
Вселенной, почтенный Тархун-хор?

На это последовал ответ:

- Не только верю, но и твердо знаю, что такой иномир реально
соседствует с нами в общей Вселенной. И что он во многом схож с нашим. И