тоже! Зови своего фрязина!
кафинские гости со своим старшиною, явился неведомо чей посол из земель
западных, не представлявшийся Михаилу дотоле. Еще через неделю сидели с
боярами. Были все Шетневы, были Лазыничи (впоследствии - Бороздины),
Микула, иные бояре, тверские и микулинские. Был игумен Отроча монастыря,
были старшины ремесленных и купеческих братств. Дело затевалось немалое, и
Михайле надобно было знать мнение всей земли.
покинет тверского князя в беде. Неведомый гость намекал, что и с Ольгердом
сговорено и что патриарший посланец Киприан не воспретит рати на князя
Дмитрия. Генуэзские фряги обещали заемное серебро и оружие.
ему захватить владимирский стол и удержаться на нем! Теперь приходит вновь
брать отданные по миру города, вновь собирать распущенные было рати...
Беды не избыть, а войны не минути! Соглашайся, покудова есть заступа! Нам
или досягнуть великого стола, или уж самим с повинною явиться к
московскому князю!
Вельяминов сидел рядом, и уже отступить - значило предать и его. Но фряги,
купеческая старшина, игумен, бояре - все вдохновились обещанием помочи и
хотели, ждали, требовали его согласия. И сам он хотел! Не отошло, не
перегорело в душе!
слишком ясно становило, что, уведавши о новой войне, вельяминовские
поместья под Москвою великий князь возьмет за себя.
сразу принял вельяминовскую разметную грамоту.
неделе, как сказано, Иван Вельяминов с Некоматом отправились в Орду, а сам
Михаил, спустя малое число дней, на Средокрестной неделе, поскакал к
шурину, великому князю Ольгерду.
верхом, обнимая отца на расставании, заботно и тревожно спросил:
Ольгерд помогут нам вовремя...
решившимся вновь идти до конца. Охолодало. По небу быстро бежали
торопливые дымные облака. Дул ветер, ледяной ветер новой весны. Глаза отца
прояснели синью. Он махнул рукою и поскакал, уже не оборачиваясь назад.
наверно, впервые в жизни и потому очень тяжело.
ходил в храм, но после слег и уже лежал недвижимо, дозволяя братии
обихаживать его непослушную, жестоко истончившуюся плоть, и только
старался, елико мог, сократить ухаживающим за ним инокам неприятные
ощущения, связанные с плотскими потребностями своего непослушного, дурно
пахнущего тела.
жизни, и вопрошал себя: дождался ли уже плодов с древа, заботливо
произращенного?
Стефана. Брат давно перемог свои прежние страсти, гордость и вожделение,
но, кажется, сломив гордыню, сломался и сам... Приходил ростовский инок
Епифаний, и Сергий видел в его глазах, в их отуманенной голубизне, в
испуге пред скудостью плоти, в остроте взора (Епифаний был изограф, но и
писец нарочит) иные моря и земли, просторы неба и колебанье стихий и
предугадывал, что как некогда Станята-Леонтий, так и сей станет путником
на этой земле и должен повидать многое, прежде чем воротиться сюда,
понявши наконец, что и самый долгий путь не длиннее короткого и что
полноты души возможно достичь и не выходя за ограду обители...
иноки давно уже довершили работу на монастырском огороде и в поле - в
келье явился Федор Симоновский. Явился как луч света или ангел добра.
Отворил двери, велел жарко истопить печь, раздел донага и обмыл Сергия, не
страшась и не ужасаясь видом иссохших костей, едва прикрытых изможденною
плотию, выкинул, изругав послушников, истлевшую постель с гнилою соломою
внутри, совершенно не слушая Сергия, набил свежий пестрядинный тюфяк новою
соломою, переодел наставника в чистую полотняную сряду, промазал медвежьим
салом все пролежни, сам составил отвар, которым велел поить Сергия,
наконец, все устроив, уложив погоднее жалкую, с запавшими висками и
провалившимися ямами щек голову любимого учителя и дяди на мягкое
взголовье, сел рядом на маленькую холщовую раскладную скамеечку, на
которой сиживал Сергий, когда плел лапти или тачал сапоги, задумался,
бестрепетно глядя в очи полутрупа, начал рассказывать о заботах своей
обители, о том, где он был и почему не приходил раньше. После помог Сергию
приподняться, дабы исполнить молитвенное правило. Уходя, долго наставлял
надзирающих за игуменом, дабы творили впредь по указанному...
Василича Вельяминова. Осторожно сказывал о семейной беде: бегстве Ивана во
Тверь. Почасту являлся старец Павел, что поселился в лесу, вдали от
обители, ища сугубого уединения. Прибрел из Галича, прослышав о болезни
Сергия, Авраамий. Приходил с Кержача Роман, из Москвы - игумен основанного
Алексием во свое спасение монастыря, Андроник, давний ученик Сергия.
Приходил из Переяславля Дмитрий, основатель Никольского, что на болоте,
монастыря и тихо выспрашивал полумертвого наставника, благословит ли тот
его бежать далее, в глушь, в вологодские северные пределы? Нет, жизнь не
прошла напрасно, и свершено за протекшие годы многое!
сидел, не шевелясь, уложив руки на колени, глядел на эту связь костей, в
живые глаза на обтянутом кожею черепе.
образа смерти перед собою! Господь предназначил иное... Что, не ведаю, но
еще не все должное свершено мною! Я вот что думаю, - продолжил он
задумчиво и тихо, и голос старца, повинуясь слабому дыханию, журчал совсем
еле слышно. - Думаю, мне болеть, пока не утихнет новая пря на Руси! Что
Иван Вельяминов? Что князь? А татары? А этот Киприан?
теле, и Алексий, преодолев наконец ужас возможной жестокой потери, начал
говорить, объяснять, рассказывать. Сергий слушал и не слушал. Сказал
вдруг, без связи со спрошенным:
договорил. Алексий, похолодев, склонился над телом.
окончились силы, и он спал, тихо вздыхая во сне. Алексий замер, не смея
мешать спящему, и долго и неподвижно сидел рядом с ложем, без мысли,
опустошенный до дна. Сергий надобен был ему, как самая основа духовного
бытия. Пока Сергий был, существовал, сидел в своем лесу, - все содеивалось
и все было возможно. Его охватил ужас.
Он едва не попросил смерти себе взамен Сергиевой, но вовремя опомнился и
торопливо осенил себя крестом, отгоняя греховный помысел: не должен
верующий никому из ближних своих, даже себе самому, желать смерти!
оконца кельи, прочертила огненный след на чисто подметенном и вымытом полу
(со дня быванья Федора Симоновского иноки не запускали уже так ни келью
преподобного, ни его постель, ни его самого).
переваливший на девятый, не приуготовил себя к гибели. Вернее, когда-то
был готов, ежечасно готов оставить земное бытие, но в делах, в суете, под
бременем забот государственных, утерял готовность свою и теперь растерян и
угнетен видением смерти!
уведал, когда Сергий пробудился от сна, и вздрогнул, услышав его голос:
заботы твои, владыко! Это долит, это тревожит и держит тебя на земли! Нет,
я не умру, Алексие! Не страшись! Восстану, когда минует беда! Говорю тебе:
нету образа гибели передо мною, и ангел смерти еще не садился у ложа
моего! Если бы люди умели ждать и терпеть! Не стало бы войн, злодейств,
мучительства... Скажи, Алексие, будут ли когда-нибудь люди - все люди, а
не одни лишь иноки - такими, как мы с тобою? Или плотская тварная жизнь
всегда грешна и такою пребудет вовек?
всегда! Но не победить всеконечно... Ибо в этом, наверное, и есть искус
жизни: в постоянной борьбе со злом!
келью. А Алексий с пронзительной остротою понимал, что все его дела,
свершенья и замыслы без этого полумертвого инока - ничто.
Посняков Андрей
Андреев Николай
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Роллинс Джеймс
Березин Федор