временем... когда-нибудь... по-полюбить меня? Ну, вот! - сказал бедный
мистер Тутс.
никогда. Ни-ког-да!
значения. Спокойной ночи. Это не имеет никакого значения, благодарю вас!
ГЛАВА XLV
начало одиннадцатого, когда ее экипаж свернул в улицу, где она жила.
одевалась; и венок обвивал все то же холодное и спокойное чело. Но было бы
лучше, если бы ее нетерпеливая рука оборвала все листья и цветы или
мятущаяся и затуманенная голова смяла этот венок в поисках местечка, где
можно отдохнуть, - было бы лучше, если бы венок не украшал столь
невозмутимого чела. Эта женщина была такой упорной, такой неприступной,
такой безжалостной, что, казалось, ничто не могло смягчить ее нрав, и любое
событие только ожесточало ее.
какой-то человек, бесшумно выскользнув из холла и стоя с непокрытой головой,
предложил ей руку. Слугу он отстранил, и ей ничего не оставалось, как
опереться на нее; и тогда она узнала, чья это рука.
усмешкой.
на ночь.
ней и сказал, стоя у нижней ступеньки:
встретить вас, разрешите повторить мою просьбу.
облеченную в великолепное платье, и снова подумал о том, как она красива.
ступеньки, и едва заметным кивком давая ему разрешение следовать за нею, она
пошла дальше.
проворный Каркер, мгновенно очутившись рядом с ней. - Разрешите умолять вас
о том, чтобы мисс Домби при этом не присутствовала!
спокойствие и самообладание.
доводить до ее сведения то, что я имею сказать. Во всяком случае, я бы
хотел, чтобы вы, сударыня, сами решали, должна она об этом знать или нет. Я
обязан так поступить. Это мой долг по отношению к вам. После нашей последней
беседы было бы чудовищно, если бы я поступил иначе.
сказала:
было сказано, пока он оставался в комнате. Эдит величественно опустилась на
диван у камина, а мистер Каркер, держа в руке шляпу и не отрывая глаз от
ковра, стоял перед нею поодаль.
- я хочу, чтобы вы меня выслушали.
произносимые в тоне незаслуженного упрека, являются столь великой честью,
что я со всею готовностью подчинился бы ее желанию даже в том случае, если
бы не был ее слугой.
Каркер поднял глаза, как бы желая выразить изумление, но она встретила его
взгляд и заставила его молчать, - дал вам какое-нибудь поручение ко мне, то
не трудитесь его передавать, потому что я не стану слушать. Вряд ли мне
нужно спрашивать, что привело вас сюда. Я ждала вас последние дни.
привело меня сюда совершенно против моего желания. Разрешите вам сказать,
что я пришел сюда еще по одному делу. О первом уже упомянуто.
запрещению? - сказал Каркер, подходя ближе. - Может ли быть, что миссис
Домби, отнюдь не считаясь с тягостным моим положением, решила не отделять
меня от моего руководителя и тем самым умышленно относится ко мне в высшей
степени несправедливо?
с нарастающим возбуждением, от которого раздувались надменно ее ноздри,
вздымалась грудь и трепетал нежный белый пух на накидке, небрежно
прикрывавшей ее плечи, которые ничего не теряли от соседства с этим
белоснежным пухом, - почему вы разыгрываете передо мною эту роль, говорите
мне о любви и уважении к моему мужу и делаете вид, будто верите, что я
счастлива в браке и почитаю своего мужа? Как вы смеете так оскорблять меня,
раз вам известно... известно не хуже, чем мне, сэр, я это видела в каждом
вашем взгляде, слышала в каждом вашем слове, - что любви между нами нет,
есть отвращение и презрение, и что я презираю его вряд ли меньше, чем самое
себя за то, что принадлежу ему? Отношусь несправедливо! Да если бы я воздала
должное той пытке, какой вы меня подвергаете, и оскорблениям, какие вы мне
наносите, я бы должна была вас убить!
гордыней, гневом и сознанием своего унижения - а это сознание у нее было,
сколь бы злобно ни смотрела она на Каркера, - она прочла бы ответ на его
лице: для того, чтобы исторгнуть у нее эти слова.
Она помнила только о борьбе и тех обидах, какие перенесла и какие ей еще
предстояло перенести. Всматриваясь пристально в них, - но не в него, - она
ощипывала крыло какой-то редкостной и прекрасной птицы, которое, служа ей
веером, висело на золотой цепочке у пояса; и перья падали дождем на пол. Ее
взор не заставил его отшатнуться, но с видом человека, который может дать
удовлетворительный ответ и не замедлит его дать, он выждал, пока она не
овладела собой настолько, что исчезли внешние признаки гнева. И тогда он
заговорил, глядя в ее сверкающие глаза.
снискал вашего расположения; знал я также и причину. Да, я знал причину. Вы
так откровенно говорили со мной; я чувствую такое облегчение, удостоившись
вашего доверия...
вас нет любви к мистеру Домби. Как могла бы она возникнуть между двумя столь
разными людьми? Впоследствии я увидел, что чувство более сильное, чем
равнодушие, зародилось в вашем сердце - да и могло ли быть иначе, если
принять во внимание ваше положение? Но подобало ли мне взять на себя
смелость открыть вам то, что я знал?
уверены в противоположном, и дерзко твердить мне об этом изо дня в день?
делал, если бы я поступал иначе, я бы не говорил с вами так, как говорю
сейчас. А я предвидел - кто мог лучше предвидеть, ибо кто знает мистера
Домби лучше, чем я? - что, если только ваш нрав не окажется таким же
покладистым и уступчивым, как смиренный нрав его первой супруги, а этому я
не верил...
настанет время, когда такое взаимопонимание, к какому мы сейчас пришли,
может оказаться полезным.
умеренных похвал мистеру Домби, какие я, по чести, мог бы высказать, если бы
не боялся сказать что-либо неприятное той, чье отвращение и презрение столь
глубоки! - выразительно добавил он.
похвалах" и говоря даже о нем таким пренебрежительным тоном: ведь вы -
первый его советчик и льстец!
я, пожалуй, должен себя признать. Но наша выгода и удобства обычно побуждают
многих из нас выражать чувства, которых мы не испытываем. Каждый день мы
видим товарищества, построенные на выгоде и удобствах, дружбу, деловые
связи, построенные на выгоде и удобствах, браки, построенные на выгодах и
удобствах.