(2) Осень протекала мирно и безмятежно, но к концу осени начались события.
Первым событием был приез Чарского. Чарский окончил в Москве
педагогический институт организаторов и был командирован к нам украинским
Наркомпросом не то для изучения колонии, не то для организации чего-то в
колонии. Ни я, ни сам Чарский точно не знали, для чего он приехал. Он было
сделал попытку сидеть у нас в качестве комиссара, но я предложил ему вести
обычную работу воспитателя, и Чарский горячо приветствовал эту мысль.
Чарский был черен и худ, хорошо говорил и, кроме того, писал стихи и даже
печатался, в глубине души считая себя прежде всего поэтом. В первый же
вечер он читал в общем собрании свои стихотворения, в которых довольно
оригинально раскрашивались мелкие детали жизни: вечера, встреченные на
улице девушки, фонари современного города после дождя. У него, конечно,
был талант, и глаза Лидочки загорались от его стихов, как ветки сухого
дерева над костром.
колонии и не сходился ни с кем из колонистов, никого из них не зная в
лицо. Я полагал, что как-нибудь поживет этот гость в колонии и уедет, и
решил не тратить на него ничего из своих запасов. Все-таки для меня было
непривычно видеть эту бездельную крикливую фигуру с вечно мокрыми красными
губами в рабочей обстановке колонии, и совершенно уже казалось не по моим
силам, когда поздно вечером он вваливался в кабинет, от него пахло водкой
и потом, а я должен был прерывать работу и выслушивать его
разглагольствования о великом будущем человечества, которое должно быдто
бы наступить благодаря развитию поэтического отношения к жизни. Спасибо
Журбину: присмотревшись к Чарскому, он стал нарочно приходить в кабинет,
чтобы его послушать. Журбин любил монстров и умел возиться с ними.
комнате. Лидочка повеселела и с непривычной для меня смелостью стала
высказывать некоторые обобщения, имеющие прямое отношение к колонии.
организовано сверху. У нас нет никакой самоорганизации, и это вовсе не
советское воспитание, а авторитарное. У нас все держится на авторитете
Антона Семеновича. А в советском воспитании должна быть самоорганизация.
пусть пробует жизнь до конца.
(3) ...Угрожая совету командиров разными казнями:
-Разумных понаседало там в совете. Я их по очереди могу поучить, как
относиться к человеку. Если я прошу, так я колонист или нет? Почему одному
можно, а другому нельзя? А кто давал право Антону разводить таких
командиров? Кудлатый лижется к начальству, а что - ему не придется? И ему
придется говорить со мною глаз на глаз.
работе, он же командир отряда коровников имел время неучтенное.
не подымая головы:
такой свободы. Я решил не предпринимать ничего, пока он не протрезвится.
Но в спальню вошли Братченко и Волохов, и я уступил им руль. Антон по
обыкновению держал в руке кнут, и этим кнутом осторожно коснулся плечоми
Опришко. Опришко поднял голову, и я увидел, как беспокойство вдруг
овладело им, на наших глазах выдавливая из него опьянение. Антон сказал
тихо:
тебя в проруби отрезвим. В той самой, где Зиновий Иванович купается.
сказал:
(4) Обгоняя календарь, и Чарский еще на сырой земле парка проснулся
однажды с деревенской Венерой, такой же пьяненькой, как и он, после
очередного банкета в примитивном гончаровском притоне. Собравшийся в
первый раз в поле сводный отряд, обнаружив эту гримасу любви и поэзии,
решил не утруждать себя излишним анализом и представил Чарского и Верену в
мой кабинет, нисколько не заботясь о сбережении педагогического авторитета
воспитателя.
считать законченной...
(5) Лидочка несколько дней не выходила из комнаты, но в середине апреля
приехали на весенний перерыв рабфаковцы, и наши неприятности немного
притупились. Встречать гостей вышла и Лдочка, до конца оплакавшая свою
молодость, в которой оказался такой большой процент брака. У нее под
бровями легла маленькая злая складка, но она доверчиво-родственно
улыбнулась мне и сказала:
колонийская. Что хотите, то со мной и делайте.
последнюю слезу.
развеселить, рассказывая разные смешные вещи. Лидочка смеялась просто и
открыто, как будто у нее не было испорчено никакой молодости. А потом
захватили ее в свои обьятия рабфаковцы.
(6) Евгеньев пришел в колонию давно и начал с заявления, что без кокаина
он жить не может, что если давать ему кокаин, то, может быть, постепенно
он от кокаина отвыкнет. Мы удивленно выслушали его и решили посмотреть,
что получится, если все-таки кокаина ему не давать. С ним начались
припадки, сначала редкие в спальне, потом все чаще и чаще; бывало и так,
что сводному отряду приходилось прекращать работу и возиться с Евгеньевым.
Я посылал его к докторам в город, но доктора отказывались его лечить,
рекомендуя обратиться к специалистам в Харьков. Неожиданно Евгеньева
вылечил сводный отряд под командой Лаптя, давно утверждавшего, что болезнь
у Евгеньева не опасная. Во время одного из припадков Евгеньева раскачали и
бросили в Коломак, а потом собрались к берегу посмотреть, вылезет Евгеньев
из Коломака или не вылезет. Евгеньев, очутившись в реке, немедленно
вынурнул и поплыл к берегу. Лапоть встретил его и спросил кротко:
не понимают...
рассказывал, что научился припадкам в одном реформаториуме.
человек. Все у него валилось из рук, и он сам валился на первую попавшуюся
скамюь или травку. Таких колонисты обычно не выносили, и мне часто
приходилось спасать Перепелятченко от издевательства, на которые он
отвечал только слезливыми жалобами да стонами. В течение двух лет жил этот
организм в колонии и надоел всем, как надоедает мозоль в походе, я
уморился защищать его от насилий, произносить речи, добиваясь
сознательного отношения к слабому человеку, но однажды и я рассердился.
Пришел ко мне Перепелятченко и пожаловался, что Маруся Левченко ударила
его по щеке. Я посмотрел на Перепелятченко с негодованием, но позвал
Марусю и спросил:
больше защищать не буду.
ближайшие дни вступил в драку с каким-то задирчивым соседом в столовой. Их
обоих привел ко мне дежурный командир. Оба размазывали кровь на лицах,
желая демонстрировать как можно более кровавое зрелище. Я обоих прогнал
без всякого разбирательства. Перепелятченко после этого настолько вошел во
вкус драчливых переживаний, что уже приходилось защищать других от его
агрессии. Хлопцы обратили внимание на это явление и говорили
Перепелятченко:
Он стал прямее держаться, у него заблестели глаза, заиграли на костях
мускулы.
Каргалов Вадим
Курылев Олег
Грабб Джеф
Орловский Гай Юлий
Орлов Алекс
Каменистый Артем