что жители иномира проникают в наш мир, а наши жители внезапно пропадают в
иномире. И такие перескоки совершаются в течение многих веков.
пришельцами из соседнего мира?
позволял себе таких поступков.
Повторяю - у вас есть твердые доказательства, что пришельцы существуют?
Твердые, первосвященник, твердые, а не фантазии.
свидетельства, подтверждающие существование иномиров.
предки переложили на музыку.
произведениях, их исполняют в храмах. Но разве они могут служить
доказательствами в проблемах Вселенной? Ваш предок Мамун - великий поэт,
но отнюдь не астроном. Мне пришлось несколько лет трудиться в астрофизике,
но никогда не возникало потребности копаться в сказаниях Мамуна, они
оставались вне науки.
первосвященником какой-то древней религии, то прославился бы как оперный
певец, до того силен и красив, чист и звучен был его баритон. Я невольно
заслушался и не сразу оборвал себя - нужно было не наслаждаться пением, а
вникать в содержание того, о чем пел Тархун-хор, - все же это был
молитвенный текст, а не оперная ария.
вещал о каком-то дальнем мире, его навек потерянной родине. Тот мир
огромен и славен большими городами. В нем сияет ослепительное солнце, в
нем зеленеют обширные луга, шумят вековые леса, грохочут исполинские валы
у берегов океанов. Но мир тот поражен великой хворью - враждой между
народами. И происходит та вражда от разноязычия, каждый народ, даже
изолированная где-нибудь в горах крохотная группка, говорит на своем
особом языке, и его не понимают даже соседи. Это величайшее бедствие того
мира - разноязычие - превращает в ад прекрасную планету. Пусть высшие
существа того мира наконец соединятся и подарят своему миру величайшее из
благ человеческого общения - одноязычие. Он вечно будет об этом молиться.
столько доказывала, что существует иномир, сколько показывала устройство
этого гипотетического мира. Зато вторая песня могла побить рекорд загадок.
В ней было все непонятно от начала до конца - какие-то космические взрывы,
вулканические извержения на ровных местах, целый народ, вдруг
переброшенный из одной Вселенной в другую. И это мое толкование песни, а
не сама песня, заполненная рыданиями пророка и сетованиями на жестокость
собрания богов, изгнавших из своей среды какого-то неугодного бога с его
народом.
волей богов переброшены их предки. Им даровано величайшее благо
человеческого существования - одноязычие, - они должны стать достойными
этого блага. И хоть сейчас даже их одноязычное человечество разделено на
разные народы, он знает, что такое противостояние не вечно. Народится на
их земле или прибудет из иномира великий вождь и сумеет сплотить все
размежевавшиеся народы снова в один. Он молится, чтобы явление нового
вождя произошло скорее.
руку:
полуироническое молчание, каким сопровождалось в зале его пение. Орест
Бибер высоко поднял брови, Константин Фагуста засмеялся и весело тряхнул
шевелюрой, даже чопорный Пимен Георгиу изобразил на сером лице что-то
вроде улыбки - услышал-де чепуху, да прощаю. Гонсалес сохранял на своем
красивом лице безразличное спокойствие. А у Гамова противоречивые чувства:
удивление, интерес, скепсис - понемногу сложились в откровенное неприятие
всего, что Тархун-хор напел. Он сказал:
существующий по соседству с нашим?
ясновидцем, наш великий пророк Мамун. Он проникал мыслью в любые миры.
Гамов ненавидел мистику. И даже когда использовал свое влияние на людей,
казавшееся почти мистическим, он оставался реалистом, великим практиком
политики. Гамов уже не скрывал насмешки.
таинственного иномира, и роль, которую я сыграю в мире нашем? Скажите,
уважаемый Тархун-хор, пророк Мамун не предсказывал, какое у меня будет
имя, когда я возникну из иномира?
человек ожидал, что Гамов возликует, узнав, что его пришествие возвещали
высшие силы и что он сам принадлежит к породе этих сил.
Он только предвидел ваше появление и вашу роль.
Тархун-хора без недоверия и без насмешки. Конечно, пророческий лепет
древнего поэта не мог убедить меня в достоверности его предвидения
будущего спасителя мира. Все такие фантазии являются в каждую эпоху
множеству людей, ибо человеку свойственно надеяться, что появится некий
мессия и разом покончит с извечными непорядками, выручит из невзгод и
недугов. Сила Мамуна была в том, что он выразил свои фантазии яркими
стихами, что потом эти великолепные стихи положили на звучную музыку.
Общая среди народов мечта о вселенском спасителе получила художественное
оформление, она продолжала действовать уже не так на умы, как на чувства.
меня лишь древними фантазиями, то к туманным сведениям об иномире,
соседствующем с нашим, я не мог относиться как к вымыслу. Я ведь сам
реально видел этот мир в приборах двух физиков, двух Бертольдов - Швурца и
Козюры. И этот сопряженный с нами мир, как назвали его и толстый ядрофизик
Швурц, и худой хронофизик Козюра, я рассматривал и поражался, как он схож
с нашим. Я вспомнил о бедной девочке, на моих глазах превратившейся во
время ядерной войны в иномире в пылающий столб, унесшийся вверх, и стало
так же страшно и больно, как было, когда до меня дошло изображение нашей
девочки, с мольбой простиравшей ручки к небу. Гамов говорил об угрызениях
совести, о муках, порождаемых этим главным из человеческих чувств -
состраданием к чужой беде и мукой своей ответственности за чужую беду. У
меня заболело сердце, когда Тархун-хор пел первую песню Мамуна, ибо я не в
силуэтном наброске, как у Мамуна, а в реальной картине снова увидел ту
девочку в иномире, превратившуюся в уносящийся в небо факел. Мне
захотелось закричать, так стало больно сердцу. Гамов все-таки ошибся.
Смерть той неведомой девочки не породила во мне угрызений совести, я не
почувствовал ответственности за ее гибель. Но стало непереносимо стыдно,
что живу в мире, где могут совершаться такие преступления, даже если этот
мир называется не моим, а соседним.
суду первую песню Мамуна, но сразу понял, что в ней не фантазия, а
отблески реальных знаний. Зато пророчество Мамуна о грядущем спасителе
меня не взволновало - поэтические мечты, сладостное ожидание царства
добра. И пока Тархун-хор оглашал своим великолепным баритоном овальный зал
заседаний, я понемногу успокаивался.
пророка, в них есть многое, о чем следует подумать на покое, если будет
покой. Но какое они имеют отношение к нашему суду?
является жителем нашего мира и потому не может быть осужден нашим судом.
предположительного толкования фактов, но не отвергают и других толкований.
Принять их в качестве бесспорных суд не может. Тем более, это относится к
пророческому наследству Мамуна. Его поэзия - для концертов, а не для суда.
Закрываю заседание до завтра.
туманные предания о людях из чужих миров! Я не склонен преуменьшать свою
роль, но далек от ее фантастического преувеличения.
распространяться:
проблемам, поставленным семьдесят четвертым живым воплощением пророка
Мамуна.
суд по стерео в служебных помещениях дворца. Я сказал с упреком:
физики? Существование иномиров показалось ему лишь фантазией