который этой возможностью воспользовался. По-моему, власти к этой идее
всегда относились достаточно кисло.
[Бродский:]
совершенно спокойно. Я, в общем, как-то подготовился, по всему
аттестату. Думал, что погорю на физике или на химии, но это я как раз
сдал. Как это ни комично, погорел я на астрономии. По астрономии я
решительно ничего не читал тем летом. Действительно, руки не доходили.
Чего-то они меня спросили, я походил вокруг доски. Но стало совершенно
ясно, что астрономию я завалил. Можно было попробовать пересдать, но я
уже как-то скис: надоело все это, эти детские игры. Да я уж и
пристрастился к работе: сначала был завод, потом морг в областной
больнице. Потом геологические экспедиции начались.
[Волков:]
[Бродский:]
стать врачом. Причем нейрохирургом. Ну нормальная такая мечта
еврейского мальчика. И вслед появилась опять-таки романтическая идея --
начать с самого неприятного, с самого непереносимого. То есть, с морга.
У меня тетка работала в областной больнице, я с ней поговорил на эту
тему. И устроился туда, в морг. В качестве помощника прозектора. То
есть, я разрезал трупы, вынимал внутренности, потом зашивал их назад.
Снимал крышку черепа. А врач делал свои анализы, давал заключение. Но
все это продолжалось сравнительно недолго. Дело в том, что тем летом у
отца как раз был инфаркт. Когда он вышел из больницы и узнал, что я
работаю в морге, это ему, естественно, не понравилось. И тогда я ушел.
Надо сказать, ушел безо всяких сожалений. Не потому, что профессия
врача мне так уж разонравилась, но частично эта идея как бы
улетучилась. Потому что я уже поносил белый халат, да? А это, видимо,
было как раз главное, что меня привлекало в этой профессии.
[Волков:]
[Бродский:]
юности ни о чем метафизическом не думаешь, просто довольно много
неприятных ощущений. Скажем, несешь на руках труп старухи,
перекладываешь его. У нее желтая кожа, очень дряблая, она прорывается,
палец уходит в слой жира. Не говоря уже о запахе. Потому что масса
людей умирает перед тем, как покакают, и все это остается внутри. И
поэтому присутствует не только запах разложения, но еще и вот этого
добра. Так что просто в смысле обоняния, это было одно из самых крепких
испытаний.
[Волков:]
[Бродский:]
неприятная сцена. Больница эта была областная. И летом очень много
привозили детей. Дело в том, что летом (а это был июль) детская
смертность подскакивает. По области гуляет бруцеллез, много случаев
токсической диспепсии, маленькие дети особенно страдают; что-нибудь
съедят или выпьют -- молочко не такое, и все. Младенцы этому
чрезвычайно подвержены. И пришел к нам в морг цыган. Я выдал ему двух
его детей -- двойняшек, если не ошибаюсь. Он когда увидел их
разрезанными, то среагировал на это довольно буйно: решил меня тут же
на месте и пришить. И вот этот цыган с ножом в руке стал носиться за
мной по моргу. А я бегал от него между столами, на которых лежали
покрытые простынями трупы. То есть это такой сюрреализм, по сравнению с
которым Жан Кокто -- просто сопля. Наконец, он поймал меня, схватил за
грудки, и я понял, что сейчас произойдет что-нибудь непоправимое. Тогда
я изловчился, взял хирургический молоток -- такой, знаете, из
нержавеющей стали -- и ударил цыгана по запястью. Рука его разжалась,
он сел и заплакал. А мне стало очень не по себе.
[Волков:]
[Бродский:]
морг находился стенка в стенку с "Крестами". И заключенные оттуда
перекидывали к нам записки на волю, посылали друг другу "коней"...
[Волков:]
[Бродский:]
сообщений, а также хлеба, вещей. Например, вы -- фраер. Вы попадаете в
тюрьму, а кто-то, наоборот, освобождается, и ему не в чем выйти. Тогда
у вас берут пиджак, затем связывают тряпки, или носки, или простыни в
длинную веревку. Пиджак свертывается в комок и привязывается к этой
штуке. Затем рука высовывается за оконную решетку и размахивает этой
веревкой с пиджаком, пока он не попадает в окно другой камеры. А в
другой камере его ловят, высовывая руку или палку. Это и называется
послать вещь "конем". Из морга я за всем этим мог наблюдать. Когда
позднее я сам попал в "Кресты", то видел все это с другой стороны.
[Волков:]
[Бродский:]
несколько месяцев. А потом началась работа в геологических экспедициях.
[Волков:]
[Бродский:]
прощенья, да? Но я совершенно не представлял, как эту мечту
осуществить. И вот кто-то -- не помню уж кто, может быть, даже знакомый
родителей -- сказал, что существуют такие геологические экспедиции. Я
страшно завелся на это дело и узнал, что каждое лето в поле
отправляются геологические партии. И что там просто нужны руки. Это у
меня было. И ноги. И спина, как потом выяснилось. Это тоже у меня было.
Я нашел Пятое геологическое управление и предложил свои незатейливые
услуги. И они меня взяли.
[Волков:]
[Бродский:]
хочешь, кто туда заберется. Геология стала кормящей матерью для многих!
[Волков:]
[Бродский:]
этого, конечно, обалдел -- как сейчас помню. Но вышло ровно наоборот:
вместо Камчатки мы отправились на Белое море.
[Волков:]
произвел впечатление?
[Бродский:]
хорошего в них не было. Это к северу от Обозерска -- полутайга,
полутундра. Чудовищное количество комаров! То есть все, что со мной
приключилось в дальнейших геологических экспедициях -- по Сибири,
Якутии, Дальнему Востоку -- это детский сад по сравнению с теми
комарами. Хуже никогда не было. Так что это была такая замечательная
закалка, да?
[Волков:]
[Бродский:]
кто такие бичи?