Руарк, уступая место Гану. Для того-то и была задумана вышка со зрительными
трубами. Разведчики сообщали, что сумели узнать, о расстановке боевых
порядков Шайдо, а с помощью этих труб вожди собственными глазами могли
увидеть местность, на которой произойдет битва. Они уже разработали план, но
еще один взгляд на место предстоящего сражения никогда не лишний. О битвах
Ранд знал мало, но Лан считал, что план вождей хорош. Вернее, Ранд не знал о
сражениях сам, своим умом; но временами в голову тишком вползали
воспоминания, и тогда ему казалось, что знает он куда больше, чем ему бы
хотелось.
айилец кивнул.
сожалению, не в Куладина. - Он указал на зрительную трубу, и Ранд пустил его
на свое место.
минула бы, как и всем прочим городам и весям. Теперь, очутившись по эту
сторону Драконовой Стены, вряд ли Шайдо покорно вернулись бы обратно лишь
потому, что человек, которого они считают настоящим Кар'а'карном, погиб. Его
гибель потрясла бы их до глубины души, но не настолько, чтобы они двинулись
обратно. И после всего увиденного воочию Ранду не хотелось, чтобы Куладин
отделался так легко. Я могу быть так суров, как потребуется, думал Ранд,
поглаживая рукоять меча. Для него я буду беспощаден.
подушках с алыми кистями - недавнее приобретение Мелиндры, - Мэт внимательно
разглядывал серо-бурую ткань. Точнее говоря, он смотрел куда-то за нее.
Закинув одну руку за голову, во второй он покачивал чеканный серебряный
кубок, болтая в нем славное южнокайриэнское вино. Маленький бочонок такого
вина обошелся ему в стоимость двух хороших коней - сколько стоили бы два
хороших коня, если б мир и все в нем не перевернулось вверх тормашками. Тем
не менее Мэт считал, что удовольствие того стоит и цена не велика. Иногда
капля- другая выплескивалась на руку, но Мэт этого не замечал и пока не
пригубил вина.
превратились в нечто большее. Опасение - это когда застрял в Пустыне, не
зная, как оттуда выбраться. Это когда в самый неожиданный момент на тебя
наскакивают Приспешники Темного, когда под покровом ночи нападают троллоки,
когда жуткий Мурддраал вымораживает твою кровь своим безглазым взором. Такие
вещи обрушиваются быстро, и обычно не успеешь как следует задуматься, все
уже кончилось. Определенно, подобной судьбы нарочно искать не станешь, но
раз так обернулось, то, приспособясь, и с этим прожить можно. Но это верно
для тех времен, когда Мэт знал, куда и зачем они направляются. И никакой
спешки не было. Думай хоть дни напролет.
Он яростно гнал от себя воспоминания, как меряет шагами крепостные стены,
как отдает приказ своим последним резервам выдвинуться туда, где над зубцами
вала вдруг поднялись штурмовые троллочьи лестницы. Это не был я, испепели
Свет того, чьи это воспоминания! Я... Мэт не понимал, кто он такой, и эта
горькая мысль ничуть не радовала. Но, кем бы он ни был, всегда для него
находились таверны, азартные игры, женщины и танцы. В этом он был уверен. И
еще - добрый конь и любая дорога в мире, на выбор. И вовсе не то, что он
сейчас делает - рассиживает в ожидании, когда кто-то утыкает его стрелами
или попытается пронзить мечом или сунуть ему копье в ребра. Согласиться на
это или что-то вроде этого значит свалять дурака, а дураком он быть не
желает, ни для Ранда, ни для Морейн, ни для кого другого.
кожаном шнуре, выскользнул из незашнурованного ворота рубахи. Он заправил
медальон обратно, сделал хороший глоток вина. Медальон обезопасил Мэта от
Морейн, и с ним ему не страшна любая Айз Седай, главное, чтоб они не
отобрали его, а кто-то из них, бесспорно, рано или поздно попробует это
сделать. Но ничто, разве что собственный ум, не убережет Мэта от
какого-нибудь дурня, который убьет его вместе с еще тысячей-другой
придурков. Как не убережет и от Ранда или от судьбы та'верена.
события вроде как обвиваются вокруг него, изгибаются к нему. В каком-то
смысле Ранд, видно, отыскал нечто такое для себя. Сам же Мэт как-то не
замечал, чтобы вокруг него что-то изгибалось, менялось, - пока не бросал
игральные кости. Впрочем, кое от чего, случавшегося с та'веренами в
сказаниях, отказываться не стоит. Богатство и слава сыпались им в карманы,
будто с неба; мужчины и женщины, желавшие их убить, становились их
ревностными последователями, а женщины со льдом во взоре смягчались, и холод
в их глазах сменялся пылкой страстью.
он захотел поменяться местами с Рандом: чересчур высоки ставки, слишком
дорогая цена, чтобы влезать в игру. Все равно что навьючить на себя все
тяготы та'верена и никаких удовольствий не получить взамен.
помолчал и отхлебнул из кубка. - На Типуна - и рысью! Может, в Кэймлин
отправиться? - Вовсе не плохой город, нужно лишь от королевского дворца
подальше держаться. - Или в Лугард. - Мэт наслушался о Лугарде всяких
толков. Славное местечко - для таких парней, как он. - Пора оставить Ранда,
он - сам по себе, а я - сам по себе. У него теперь армия проклятых айильцев,
и о нем заботится больше Дев, чем он сосчитать сумеет. Я ему не нужен, ну ни
капельки.
связан с тем, добьется ли Ранд в Тармон Гай'дон победы или же его постигнет
поражение. Связаны с Рандом они оба, и Мэт, и Перрин - три та'верена туго
стянуты в один узел. А в преданиях будет упомянут, скорее всего, лишь Ранд,
а им с Перрином, наверное, там вообще места не найдется. А еще есть Рог
Валир. Думать о нем Мэту не хотелось - и не будет он думать. Пока не
припрет. Однако, может, отыщется какой-то способ выпутаться и из той весьма
неприятной передряги. И, с какой стороны ни взглянуть, Рог - задача не для
сегодняшнего дня. Для весьма отдаленного. Если повезет, по всем этим счетам
платить придется очень и очень не скоро. Только вот везения для такого
поворота дел нужно поболее, чем сыщется у него.
едва ли почувствовал хоть малейшие угрызения совести. Не так давно он даже и
помыслить не мог об уходе: когда он удалялся от Ранда, его тянуло обратно,
точно рыбу на крючке, за невидимую леску. Потом он оказался в состоянии
высказывать эту мысль вслух, даже строить планы, однако какая-нибудь
незначительная мелочь отвлекала его, заставляла отложить всякие хитроумные
затеи потихоньку улизнуть. Даже в Руидине, когда Мэт заявил Ранду, что
уходит, он был уверен: что-то его все равно не пустит, каким-то образом
удержит. Так и случилось, если можно так выразиться; Мэт выбрался из
Пустыни, но он не дальше от Ранда, чем прежде. На сей раз Мэт думал, что ему
вряд ли что-то помешает.
позаботиться не в силах, то никогда не сумеет. Я же ему не распроклятая
нянька!
свои ножи, приладил на шее темно-желтый шарф, пряча шрам на горле. Потом
подхватил шляпу и шагнул из шатра.
лицо. Мэт не был уверен, как в этих краях со сменой времен года, но слишком
уж цепко здесь, по его мнению, держалось лето. Покидая Пустыню, он
предвкушал одно - наступление осени. Немножко прохлады. И тут не повезло.
Хорошо хоть широкие поля шляпы отчасти спасают от солнца.
жалости, - больше полян, чем деревьев, да и те изрядно побурели от засухи.
Ни в какое сравнение с милыми уголками родного Западного Леса не идут.
Повсюду низкие горбы айильских палаток, и издали, и вблизи их можно принять
за груды палой листвы или земляные бугры, если только не откинуты боковые
клапаны, впрочем, и тогда их разглядишь не сразу. Айильцы занимались своими
делами и на Мэта лишний раз не глядели.
торговца на виду не было. Кадир все время отсиживался в своем фургоне и носу
оттуда не казал. Покидал он свое убежище, только если приходила Морейн,
проверить груз. Группки айильцев, вооруженных копьями, круглыми щитами,
луками и колчанами, рассредоточились вокруг фургонов. Караульные почти не
притворялись, будто заняты чем- то иным, кроме охраны. Морейн, должно быть,
полагает, что Кадир или кто-то из его людей вознамерится удрать с ее
трофеями, вывезенными из Руидина. Мэт гадал, понимает ли Ранд, что сам
отдает ей все, чего бы она ни попросила. Какое-то время Мэт полагал, что
Ранд берет верх. но уже не был в этом уверен, как раньше, пусть даже Морейн
делает все, разве что в реверансе перед ним не опускается и за трубкой не
бегает.
ней развевался красный стяг. Его трепало легким ветерком, и порой на нем
становился виден черно-белый круг. При виде этой эмблемы по спине Мэта
мурашек забегало не меньше, чем от Драконова Стяга. Если человек не идиот,
то он стремится избегать всяких препон Айз Седай, и последнее, что он будет
делать, - размахивать подобным символом.