согнулись под страшным напряжением. У Эзра мелькнула мысль: "Сейчас Hay
победит, и это из-за меня". Он усилием воли отодвинул серую завесу,
обволакивающую сознание со всех сторон, ради еще последней попытки:
лгал тебе многие годы. Каждый раз, когда ты узнавала правду, он промывал
тебе мозги. Снова и снова, и ты никогда не могла вспомнить.
позади. Ее локоть въехал ему в грудь. Раздался хруст, как от обломанной
ветки, Hay стукнулся спиной о ящик и отлетел прочь, в открытое пространство
арсенала. Проволочный пистолет плыл за ним. Hay потянулся к оружию, но ему
не хватило какого-то сантиметра, а опереться он мог только о воздух.
голову предводителя. Hay медленно кувыркался, выворачивая голову, чтобы не
выпускать Чиви из виду. Он открыл рот, где всегда была такая убедительная
ложь на каждый случай.
лица. Надменность Hay, гладкая холодная надменность, которую Эзр наблюдал
половину всей жизни, вдруг исчезла. И голос его стал шепотом:
Голос Hay сорвался на визг, прервавшийся, когда проволочный огонь обвил его
тело и ударил в голову.
Глава 62
вверх. Как меня зовут? И на волне ужаса быстро нахлынул ответ: Анне
Рейнольт.
балакрейские оккупанты находили все пещеры.
нападении с воздуха. Битва на склоне горы с наступающей балакрейской
бронетехникой. Вонь горелой плоти в холодном утреннем воздухе, потом враги
перестали стрелять. Ее взяли живой.
для еще более страшной пытки. - Анне?
пространство, до границ периферийного зрения. Весь тот ужас, которого она
ждала, только почему-то в невесомости. Они уже пятнадцать лет владеют нашими
городами, зачем же тащить меня в космос?
окраска кожи, старо-молодое лицо. Наверное, старший предводитель. Но на нем
странная куртка с орнаментом, которого Анне никогда у предводителей не
видела. И на лице у него выражение фальшивой заботы. Переигрывает, дурак. Он
положил ей на колени букет мягких белых цветов, будто поднося дар. Цветы
пахли теплом прошедшего лета. Должен быть способ умереть. Должен быть способ
умереть. Руки ее были привязаны к креслу, конечно. Но если он подойдет чуть
ближе, у нее есть зубы. Может быть, если он достаточно глуп...
зубами выхватила из руки предводителя кусок мяса. Он отдернул руку, оставив
в воздухе полоску плавающих красных капель. Но он не был таким дураком,
чтобы убить ее на месте. Вместо этого он сердито посмотрел куда-то над
стойками оборудования на кого-то, кого не было видно.
чем-то знакомый:
наверняка добиться... - Говоривший показался в поле зрения. Это был
маленький нервный человечек в форме балакрейского техника. Глаза его
расширились, когда он увидел в воздухе кровь. Взгляд, который он бросил на
Анне, был приятно - и необъяснимо - полон страха. - Я только вот это могу
сделать. Надо было подождать, пока вернется Бил.., слушай, это может быть
временная потеря памяти.
Траг... Траг Силипан - отступил.
памяти, клянусь тебе. - Он бросил на нее еще один испуганный взгляд. -
Может.., не знаю, может быть, де-Фокусировка прошла нормально, а это что-то
вроде ауторепрессии. - Он подошел ближе, но все же далеко от ее рук и зубов
и улыбнулся ей очень нервной улыбкой. - Шеф, вы меня помните? Траг Силипан?
Мы вместе работали на Вахтах годами, а до того на Балакрее, у Алана Hay.
Помните?
Hay. О... Господи! Она проснулась в тот же кошмар, который никогда не
кончался. Пыточные ямы, потом Фокус, и целая жизнь на стороне врага.
всхлипывающего горя, лишившего ее дыхания и чувств.
это не рука палача. Как меня зовут? Это был вопрос простой. Главный вопрос -
Кем я стала? - ускользал от нее еще несколько секунд, но теперь нахлынули
воспоминания о чудовищном зле, которым она стала в тот самый день в горах
над Арнхемом.
ее ремни.
свернулась в клубок, еле осознавая присутствие этого Фама. Он что-то ей
говорил, что-то очень простое, повторял снова и снова по-разному.
свободна. Мы все свободны...
присутствие. Сотрясающие ее рыдания стихли. Ужаса уже не было. Самое худшее
уже случилось давным-давно, и то, что осталось от нее, было пустым и
мертвым.
заставила себя открыть туго зажмуренные глаза, заставила себя повернуться и
посмотреть в глаза Фаму. Лицо болело от плача, и она только жалела, что не
может нанести себе раны в миллион раз болезненнее.
глупость (она всегда считала это маской) исчезла. Вместо нее виднелся разум
и.., почтение? Нет, этого не может быть. Он наклонился и снова положил белые
цветы ей на колени. Эти проклятые штуки были теплыми, пушистыми. Красивыми.
Кажется, он рассмотрел ее требование, но потом покачал головой.
можешь освободить их, Анне. - Он показал рукой на оборудование Фокусировки у
нее за головой. - У меня такое чувство, что старина Траг, работая над тобой,
играл в рулетку.
утра в горах. Наверное, это выразилось у нее на лице, потому что на губах
Фама появилась улыбка надежды. Анне почувствовала, как сужаются ее глаза.
Она знала о Фокусе не меньше любого балакрейца. Она знала все фокусы с
ре-Фокусировкой, с перенаправлением преданности.
много лет. Почти с самого начала я считала, что ты работаешь против Томаса.
Но я видела и то, что идея Фокуса тебе нравится. Ты жаждал этой власти?
жизнь. А в конце я увидел, что цена слишком высока.
ее обмануть. Когда Анне была Фокусирована, клинки ее разума были острее
бритв, незамутненные отвлекающими моментами или принятием желаемого за
действительное, - а то, что она знала истинные намерения Томаса, было для
нее не более полезным, чем для секиры - знать, что ею пользуются для
убийства. Сейчас она не знала точно. Этот человек, может, и лжет, но просит
он у нее то, что она больше всего на свете рвется сделать. А потом,
расплатившись как может, она будет иметь право умереть.
равно будут.
освобождение.