Чтение 148–й страницы книги ~Посмотри в глаза чудовищ~

мангасов и предназначенное для:

- Да.

- Тогда - всех. Однако возникшее в результате этих действий
искажение мировых линий не распространилось на Новый свет и часть
тихоокеанского побережья

Азии.

- Все равно не понимаю, почему это не коснулось меня.

- Скорее всего, вы оказались в мертвой зоне. Но могут быть и
другие объяснения.

- Итак, мой друг барон решил убрать конкурентов?

- Может быть. Другая возможная причина - это то, что рах по
природе своей антагоничен ксериону. Как для него непереносима эта
субстанция, так и сам он непереносим для процессов, в которых
участвует ксерион. Скажем, его дыхание останавливает рождение золота.
Естественно, при раскрытии мировых раковин:

- Чего же он хочет в итоге?

- Это было как раз в той части, которую вы попросили отпустить: Мы
не знаем.

Мы не способны понять логику рахов. Равно как и вы. Именно поэтому
у нас и возникли в свое время осложнения с ними.

- Ясно: Ну, а первый вопрос?

- Все зависит от того, что вы хотите получить. Перехватить
управление?

- Нет. Вернуть этих бедняг в люди.

- Безумно сложная и рискованная миссия. Необходимый инкантаментум
есть в рукописи Сюань-Цзана, а вся процедура изложена в книге
"Джаханнам": нужно взять последние абзацы каждой главы и расположить в
обратной последовательности: Оба источника вам доступны.

- Да, я помню. Хорошо. Спасибо вам: месье Фламель.

- А как же наша основная тема?

- Мне следует подумать.

- Хорошо. Я буду ждать вас здесь же.

По дымному следу. (Антарктика, море Росса, 1947, январь)

Советские дети приучены мечтать о полярных путешествиях, потому
что знают наперед: Африка им заказана. Не ходите, дети, в Африку
гулять, - слышат они еще в колыбели. Лучший детский роман, созданный
при большевиках (а возможно, и вообще лучший), "Два капитана",
вдохновлен опять же экспедициями Седова и Брусилова: Мое краткое
знакомство с ледяной периферией Империи надолго отвратило меня от
гиперборейской романтики вообще и от всяческих "кухлянок", "малиц" и
"парок" в частности. Хотя только оленья доха выручала меня во время
зимовки в Петербурге девятнадцатого года - особенно после того, как
стараньями некоей дамы в черном кожаном меня лишили матросского пайка:

Впрочем, забудем о ней.

Хотя лето здесь было в самом разгаре, оно оставалось полярным
летом. Холод, сопли, слезящиеся глаза: Единственное его достоинство с
точке зрения людей военнных - это незаходящее солнце. Эскадра шла в
виду берега, не опасаясь айсбергов. Самолеты держались в воздухе
круглосуточно.

- Итак, о нас уже знают, - сказал Ян, снимая наушники.- И, судя по
мощности сигнала, приемная станция где-то совсем неподалеку.

- Очень хорошо, майор,- М. осторожно пристроил недокуренную
сигарету на край базальтовой пепельницы и посмотрел на нас. - Значит,
все произойдет очень скоро. Признаться, у меня чешутся руки. И, прошу
не принять за попытку обидеть вас, Ник - я испытываю тревогу в связи с
последними инструкциями вашего адмирала:

- Нашего адмирала. Нашего, М.

- Совершенно верно: вашего. Ожидание внезапного удара наци по
кораблям, похоже, вконец измотало ему нервы. Достаточно посмотреть,
как он держит вилку: Боюсь, что при малейшей попытке сопротивления он
ударит всей мощью, и тогда нам придется уподобится мэтру Кювье,
восстанавливая образ мыслей здешних инженеров по осколку пяточной
кости, да еще неизвестно чьей.

- У нас и у адмирала разные задачи,- сказал я. - Мы не отвечаем за
корабли и команду. Американские корабли не должны гибнуть в мирное
время. Конгресс этого не поймет.

- Именно об этом я и говорю,- М. опять взял погасшую сигарету в
руки и стал рассматривать ее, как экзотическую бабочку. - Именно эту
мысль я и хочу внедрить в вашу голову, дорогой Бонд.

- Я не возражаю, - сказал я. - Думаю, что превентивный поиск может
дать результаты. Да, конечно. У вас есть соображения, где именно
находится искомый объект?

- Разумеется. Вот, пожалуйста: - он открыл папку. - Американцы
убеждены, что фотографию изобрел мистер Кодак, но мало кто из них
знает, что может сделать из простой аэрофотографии умелый лаборант.

В папке были чисто белые листы с черными пунктирными линиями. Я
долго всматривался в них, пока не понял, что это - силуэты трех
самолетов, стоящих крыло к крылу.

- Всего лишь сверхконтрастная печать,- сказал М.

- И где это?

- Здесь, - на испещренной поправками карте стоял крестик.- Двести
двадцать морских миль.

- Адмирал знает?

- Еще нет. Я намерен сообщись ему post factum.

- Понятно: - я посмотрел на Флеминга. - Ян, мне нужно будет каждую
секунду знать, о чем переговариваются наци. Вы сумеете это обеспечить?

- На поверхности земли - да.

- Тогда, как я понимаю, вы идете со мной?

- Разумеется,- сказал Флеминг.

- А вот тот самый Блазковиц, сэр! - сержант Грейнджерфорд стоял с
таким видом, словно он лично зачал великого героя и вскормил его
кровью своего сердца. - Тот самый , сэр!

Филя смотрел уверенно и твердо. Челюсть у него за годы испытаний
стала совсем квадратная.

- Вот как? - я сделал вид, что удивляюсь.- Я слышал, что вы в
звании капитана, мистер Блазковиц.

- Никак нет, сэр,- ответствовал он с чудовищным всемирным
акцентом.-

Антисемиты в штабе, сэр.

- Я отыскал его в грязном майамском кабаке в компании бичкомеров,
черномазых портовых шлюх и приблудных гаитян. Вы не представляете
себе, сэр, как быстро Америка забывает своих героев!

- Ну, почему же, - сказал я, глядя на Филю. - Очень даже