Чтение 148–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

- Дорогой отец?

- Тише! - сказал Монте-Кристо. - Вы же видите, он не хочет, чтобы я
говорил, что это от него.

- Я очень ценю его деликатность, - сказал Андреа, засовывая деньги в
карман.

- Хорошо, - сказал граф, - а теперь идите!

- А когда мы будем иметь честь снова увидеться с вашим сиятельством?
- спросил Кавальканти.

- Да, верно, - сказал Андреа, - когда мы будем иметь эту честь?

- Если угодно, хоть в субботу... да... отлично... в субботу. У меня
на вилле в Отейле, улица Фонтен, номер двадцать восемь, будет к обеду
несколько человек, и между прочим господин Данглар, ваш банкир. Я вас с
ним познакомлю: надо же ему знать вас обоих, раз он будет выплачивать
вам деньги.

- В парадной форме? - спросил вполголоса майор.

- В парадной форме: мундир, ордена, короткие панталоны.

- А я? - спросил Андреа.

- Вы совсем просто: черные панталоны, лакированные башмаки, белый жи-
лет, черный или синий фрак, длинный галстук; закажите платье у Блена или
Вероника. Если вы не знаете их адреса, Батистен вам скажет. Чем менее
претенциозно вы, при ваших средствах, будете одеты, тем лучше. Покупая
лошадей, обратитесь к Деведе, а фаэтон закажите у Батиста.

- В котором часу мы можем явиться? - спросил Андреа.

- Около половины седьмого.

- Хорошо, - сказал майор, берясь за шляпу.

Оба Кавальканти откланялись и удалились.

Граф подошел к окну и смотрел, как они под руку переходят двор.

- Вот уж поистине два негодяя! - сказал он. - Какая жалость, что это
не на самом деле отец и сын!

Он постоял минуту в мрачном раздумье.

- Поеду к Моррелям, - сказал он. - Кажется, меня душит не столько не-
нависть, сколько отвращение.

XIX. ОГОРОД, ЗАСЕЯННЫЙ ЛЮЦЕРНОЙ

Теперь мы вернемся в огород, смежный с домом г-на де Вильфор, и у ре-
шетки, потонувшей в каштановых деревьях, мы снова встретим наших знако-
мых.

На этот раз первым явился Максимилиан. Это он прижался лицом к доскам
ограды и сторожит, не мелькнет ли в глубине сада знакомая тень, не зах-
рустит ли под атласной туфелькой песок аллеи.

Наконец, послышались шаги, но вместо одной тени появились две. Вален-
тина опоздала из-за визита г-жи Данглар и Эжени, затянувшегося дольше
того часа, когда она должна была явиться на свидание. Тогда, чтобы не
пропустить его, Валентина предложила мадемуазель Данглар пройтись по са-
ду, желая показать Максимилиану, что она не виновата в этой задержке.

Моррель так и понял, с быстротой интуиции, присущей влюбленным, и у
него стало легче на душе. К тому же, хоть и не приближаясь на расстояние
голоса, Валентина направляла свои шаги так, чтобы Моррель мог все время
видеть ее, и всякий раз, когда она проходила мимо, взгляд, незаметно для
спутницы брошенный ею в сторону ворот, говорил ему: "Потерпите, друг, вы
видите, что я не виновата".

И Максимилиан запасался терпением, восхищаясь тем контрастом, который
являли обе девушки: блондинка с томным взглядом, гибкая, как молодая
ива, и брюнетка, с гордыми глазами, стройная, как тополь; разумеется,
все преимущества, по крайней мере в глазах Морреля, оказывались на сто-
роне Валентины.

Погуляв полчаса, девушки удалились: Максимилиан понял, что визит г-жи
Данглар пришел к концу.

В самом деле, через минуту Валентина вернулась уже одна. Боясь, как
бы нескромный взгляд не следил за ее возвращением, она шла медленно; и
вместо того чтобы прямо подойти к воротам, она села на скамейку, предва-
рительно, как бы невзначай, окинув взглядом все кусты и заглянув во все
аллеи. Приняв все эти меры предосторожности, она подбежала к воротам.

- Валентина, - произнес голос из-за ограды.

- Здравствуйте, Максимилиан. Я заставила вас ждать, но вы видели, по-
чему так вышло.

- Да, я узнал мадемуазель Данглар, - я не думал, что вы так дружны с
нею.

- А кто вам сказал, что мы дружим?

- Никто, но мне это показалось по тому, как вы гуляли под руку, как
вы беседовали, словно школьные подруги, которые делятся своими тайнами.

- Мы действительно откровенничали, - сказала Валентина, - она призна-
лась мне, что ей не хочется выходить замуж за господина де Морсер, а я
ей говорила, каким несчастьем будет для меня брак с господином д'Эпипе.

- Милая Валентина!

- Вот почему вам показалось, что мы с Эжени большие друзья, - продол-
жала девушка. - Ведь говоря о человеке, которого я не люблю, я думала о
том, кого я люблю.

- Какая вы хорошая, Валентина, и как много в вас того, чего никогда
не будет у мадемуазель Данглар, - того неизъяснимого очарования, которое
для женщины то же самое, что аромат для цветка и сладость для плода:
ведь и цветку и плоду мало одной красоты.

- Это вам кажется потому, что вы меня любите.

- Нет, Валентина, клянусь вам. Вот сейчас я смотрел на вас обеих, и,
честное слово, отдавая должное красоте мадемуазель Данглар, я не пони-
мал, как можно в нее влюбиться.

- Это потому, что, как вы сами говорите, я была тут, и мое при-
сутствие делало вас пристрастным.

- Нет... но скажите мне... я спрашиваю просто из любопытства, которое
объясняется моим мнением о мадемуазель Данглар...

- И, наверное, несправедливым мнением, хоть я и но знаю, о чем идет
речь. Когда вы судите нас, бедных женщин, нам не приходится рассчитывать
на снисхождение.

- Можно подумать, что, когда вы говорите между собою, вы очень спра-
ведливы друг к другу!

- Это оттого, что наши суждения почти всегда бывают пристрастны. Но
что вы хотели спросить?

- Разве мадемуазель Данглар кого-нибудь любит, что не хочет выходить
замуж за господина де Морсер?

- Максимилиан, я уже вам сказала, что Эжени мне вовсе не подруга.

- Да ведь и не будучи подругами, девушки поверяют друг другу свои
тайны, - сказал Моррель. - Сознайтесь, что вы расспрашивали ее об этом.
А, я вижу, вы улыбаетесь!

- Видимо, вам не очень мешает эта деревянная перегородка?

- Так что же она вам сказала?

- Сказала, что никого не любит, - отвечала Валентина, - что с ужасом
думает о замужестве; что ей больше всего хотелось бы вести жизнь свобод-
ную и независимую и что она почти желает, чтобы ее отец разорился, тогда
она сможет стать артисткой, как ее приятельница Луиза д'Армильи.

- Вот видите!

- Что же это доказывает? - спросила Валентина.

- Ничего, - улыбаясь, ответил Максимилиан.

- Так почему же вы улыбаетесь?

- Вот видите, - сказал Максимилиан, - вы тоже смотрите сюда.

- Хотите, я отойду?

- Нет, нет! Но поговорим о вас.

- Да, вы правы: нам осталось только десять минут.

- Это ужасно! - горестно воскликнул Максимилиан.

- Да, вы правы, я плохой друг, - с грустью сказала Валентина. - Какую
жизнь вы из-за меня ведете, бедный Максимилиан, а ведь вы созданы для
счастья! Поверьте, я горько упрекаю себя за это.

- Не все ли равно, Валентина: ведь в этом мое счастье! Ведь это веч-
ное ожидание искупают пять минут, проведенных с вами, два слова, слетев-
шие с ваших уст. Я глубоко убежден, что бог не мог создать два столь
созвучных сердца и не мог соединить их столь чудесным образом только для
того, чтобы их разлучить.

- Благодарю, Максимилиан. Продолжайте надеяться за нас обоих, что де-
лает меня почти счастливой.

- Что у вас опять случилось, Валентина, почему вы должны так скоро
уйти?

- Не знаю; госпожа де Вильфор просила меня зайти к ней; она хочет со-
общить мне что-то, от чего, как она говорит, зависит часть моего состоя-
ния. Боже мой, я слишком богата, пусть возьмут себе мое состояние, пусть
оставят мне только покой и свободу, - вы меня будете любить и бедной,
правда, Моррель?

- Я всегда буду любить вас! Что мне бедность или богатство, - лишь бы
моя Валентина была со мной и я был уверен, что никто не может ее у меня
отнять! Но, скажите, это сообщение не может относиться к вашему заму-
жеству?

- Не думаю.

- Послушайте, Валентина, и не пугайтесь, потому что, пока я жив, я не
буду принадлежать другой.

- Вы думаете, это меня успокаивает, Максимилиан?

- Простите! Вы правы, я сказал нехорошо. Да, так я хотел сказать вам,
что я на днях встретил Морсера.

- Да?

- Вы знаете, что Франц его друг?

- Да, так что же?